Соболиные души

Раньше удэгейцев много было. От стойбища до стойбища ребятишки камнем докидывали. От Коппи-реки до Хади-залива по морскому берегу, вдоль всех горных речек по Сихотэ-Алиньским горам удэ жили. Дым от их очагов тучей к небу поднимался. Белые лебеди, пока над стойбищами летели, от того дыма чёрными становились.

Жили тогда на Хунгари два брата — Канда и Егда. Отец у них простой человек был. А братья — не знаю, в кого уродились: выросли такие, какими с тех пор люди не родятся. Ростом с лиственницу о семидесяти кольцах. Сильные были — где проходили они, там на земле глубокие ямы оставались. Когда Канда с Егдой на лыжах бежали — перелётную птицу обгоняли. Не было среди их сородичей таких охотников, как Канда с Егдой. Они медведей за добычу не считали, руками давили. На ходу тигра ловили. Барса за хвост ловили.

Больше всего любили братья соболиную охоту.

Соболь — зверь хитрый. Водит охотника долго. Не ест охотник, не пьёт, пока за соболем гонится. А соболь кружит, колесит, след запутывает. Потом в дупло заберётся — выкуривай его оттуда!

Только Канда с Егдой долго за соболем не гонялись. Соболь быстро бежит, а братья — того быстрее! Загоняют соболя, тот в лес да в дупло. Тут Канда у дупла станет, а Егда дерево одной рукой валит. Закачается дерево — соболь бежать из дупла. А Канда шапку свою наготове держит. Куда соболь денется?!

Так охотились братья.

Всех соболей на деляне своего дяди выловили. Стали в разные места за соболем ходить. Стали в чужие места ходить.

Обиделись другие охотники.

Говорят братьям:

— Вы нашу добычу берёте. Нашего зверя берёте — значит, нас мёртвыми считаете, всё равно что убили вы нас. Так считать будем. Кровное дело получается. Судиться с вами будем — зачем вы нас убили!..

А Канда с Егдой смеются. Силой хвастают. Кровной мести не боятся. Суда не боятся. Зангина — судью — не боятся.

— Большому охотнику, — говорят, — большой зверь!

— Какого вам зверя надо? — спрашивает зангин. — Вы чужого зверя берёте, с вас байта — штраф — взять надо.

— Байта не дадим, соболевать не перестанем, — отвечают братья. — Пока Соболиного Хозяина не добудем — соболевать будем.

Видит зангин, что Канда и Егда закона не признают, людей не слушают, рассердился. Свой жезл пополам переломил, в разные стороны концы бросил: остаётся обида на братьях.

Ушли братья соболевать. Хотят Соболиного Хозяина поймать. От стариков они слыхали, что есть такой соболь: в три раза больше других, чёрный, как уголь, быстрый, как ветер: на него если долго смотреть — ослепнешь.

Всю тайгу исходили — поймать того соболя не могут.

Пока за Соболиным Хозяином гонялись — всех соболей перевели. Добро бы пользу от добычи получили, а то поймают, посмотрят, увидят — не тот — и бросят, разорвав, чтобы никому не достался.

Другим охотникам житья не стало: никакой добычи нет.

А Канда и Егда видят — своим умом Соболиного Хозяина не добыть. Пошли братья к зангину, поклонились:

— Ты не знаешь ли, где Соболиный Хозяин живёт?

— Я человек маленький, — отвечает зангин, — что я знать могу! Спросите у Онку — хозяина гор и лесов, он знает.

— А где Онку живёт? — спрашивают братья.

— Живёт он на самой высокой горе Сихотэ-Алиня, среди камней и скал. Каменный дом у него. Дорога к нему трудная. А увидеть его можно, если он сам захочет.

— Ладно, — говорит Канда, — пойдём, брат.

Вот пошли они.

Сначала равниной шли. Красную речку повстречали. Лодку сделали из бересты. Речку переплыли. Берёзовым лесом пошли. К жёлтой речке вышли. Из тополя лодку сделали. Жёлтую речку переплыли. Дальше сосновым лесом пошли. Белая речка повстречалась братьям на пути. Кипит речка, бурлит, как кипяток, а вода холодная, палец опустишь — льдом покрывается. Накидали братья больших камней в ту речку и по камням перешли её. На другом берегу кедровый лес растёт. Слышат братья — три ворона, три филина кричат.

Идут Канда и Егда, сквозь кедры продираются. А лес густой стеной стоит на пути. Ветви друг с другом переплетаются.

Стали братья кедры валить — дорогу делать. А за их спиной поваленные деревья снова в землю корни пускают, подымаются во весь рост.

Была дорога — и нет её, опять стоит лес непроходимый.

Так братья до высокой сопки дошли.

А на сопке трёхъярусный утёс стоит. Такая высокая сопка, что на вершину посмотришь — шапка с головы падает.

Стали братья на сопку взбираться. Тут шесть воронов и шесть филинов закричали. Подумал Канда, что, видно, до дома Хозяина недалеко осталось, стал звать. Громким голосом звать стал. От его крика кора с деревьев обваливается. А ответа ему нет. Лезут братья дальше.

Кончился лес. Кустарник пошёл. Не столько кустов в нём, сколько камней. Чем дальше — тем больше. Идут братья меж скал. На первый ярус поднялись, отдохнули. Стали на второй подниматься. Разъезжаются камни под ногами, словно кто-то их из-под ног вышибает. А Канда с Егдой всё выше лезут — на второй ярус забрались. Посидели, отдохнули. Стали на третий ярус карабкаться. А скалы громоздятся одна на другую, рядами стоят. Смотрят братья — чем дальше идут они, тем больше скалы и камни на людей походят. Совсем живые камни. Глаз у них нет, а за братьями они следят — вслед за ними поворачиваются. Кое-как влезли братья на третий ярус. Камни из-под ног уходят, в руки не даются. А наверху девять воронов да девять филинов кричат.

Говорит Канда:

— Ну, брат, видно, до самого дома Хозяина дошли мы!

На скалу влезли. Видят — каменный дом стоит на десяти столбах; как закон велит, на восход двумя глазами — окнами — смотрит. Крыша в облаках теряется — такой высокий дом. И внутри всё как полагается: нары, очаг, медвежье место, для стариков место. Только всё такой величины, что братья сами себе маленькими ребятишками кажутся.

На нарах — будто целая скала, поросшая мохом.

Закричал Егда. Так закричал Егда, что даже ветер во все стороны пошёл:

— Эй, отец, простые люди к тебе пришли! С делом к тебе пришли!

Скала, поросшая мохом, повернулась к братьям. Смотрят они: не скала это, а человек. Тёмный, будто из камня сделанный, от своей тяжести по пояс в землю уходит. Каменными глазами на братьев смотрит.

От его взгляда сердце холодеет. Сам Онку перед братьями сидит.

Поклонились ему Канда с Егдой. Лосиным мясом поклонились, пищей простых людей поклонились. Говорят:

— Отец, помоги нам Соболиного Хозяина поймать. Сказали простым людям — поймаем! Как можно своё слово поломать?

Заговорил Онку — на соседних скалах от его голоса трещины сделались, снежные лавины с гор обрушились, земля задрожала:

— Слышал я о вас. Большая обида на вас лежит. Простые люди обижаются: зачем всех соболей перевели! Соболиный Хозяин в обиде; нечего на земле ему делать теперь. Вам его не поймать. Вы соболей убивали — их души на небо пастись уходили. За ними и Хозяин ушёл…

Задумались братья. Трубки закурили. Хозяину дали. Закурил Онку. Тут из вершин сопок дым повалил, огонь к небу вскинулся, камни вверх полетели. Закружились над сопками облака, молния засверкала, огненный дождь захлестал.

Сидят братья ни живы, ни мертвы — испугались. Ещё раз подумали — плохое дело вышло: хотели силу свою да удаль показать, а вышло так, что люди теперь на них в обиде. Соболиный Хозяин в обиде, да и сам Онку, видать, тоже сердит.

Говорит Канда:

— А как, отец, соболей на землю вернуть?

Вынул трубку Хозяин изо рта — перестали сопки дымить. Говорит:

— Если на небе соболя убить — душа его на землю идёт, в нового соболя входит…

Тогда сказал Канда:

— Что ж, брат, видно, нам с тобой в другие места придётся идти соболевать.

— Видно, так, — откликается Егда.

Собрались они в обратный путь. Вниз взглянули — голова закружилась, на такую высоту они к Хозяину забрались. Как спускаться — не знают, никаких дорог не видать, кругом обрывы. Подхватили их тут филины, в воздух подняли. Пропало сразу всё: нет ни Хозяина, ни гор, ни камней, на людей похожих. Стоят братья от родного стойбища неподалёку.

Стали братья верёвку вить. Целый лес тальника извели. Такую верёвку свили, что от одного её конца до другого хороший бегун от восхода до заката солнца не добежит. Крепкую верёвку свили. Зацепил Канда верёвку одним концом за красную скалу, другим — за чёрную. Посредине кулаком ударил. Рассыпались скалы в пыль, а верёвка цела осталась.

Закинул Егда верёвку на небо. Крючком небо зацепил. Поднатужились братья. Подтянули небо к земле. Верёвку сопочкой прижали. Припас охотничий да еды с собой взяли и по верёвке полезли на небо за соболиными душами.

До половины долезли, на землю взглянули, родное стойбище увидели — люди там, как муравьи, копошатся, головы вверх задирают, смотрят, куда это Канда с Егдой полезли.

Добрались братья до неба.

Сначала внизу землю видели, потом в облака вошли.

Лежат облака, будто снег. Наст хороший, крепкий. Вокруг соболиных следов — видимо-невидимо! Разгорелось сердце у охотников:

— Вот теперь пособолюем, брат!

…Долго охотились они.

Сколько соболя ни бьют, а его всё не убывает.

На земле же тем временем соболя всё больше становится. Даже уставать братья начали. Говорит Канда, что по дому соскучился — сходить бы домой надо.

Пошли братья искать то место, где они на небо залезли, и не могут найти.

Пока охотились они, на земле весна наступила.

Стали молодые кабаны клыки точить о ту верёвку, которой Канда и Егда небо к земле притянули. Точили, точили — перетёрлась верёвка. Небо на своё место стало.

Ходили, ходили братья по небу — дорогу протоптали, а на землю так и не спустились. Ту дорогу на небе ночью хорошо видно: через всё небо тянется она. По-разному люди называют её, а удэ говорят: «Это — Буа Гидыни, Дорога небесных людей!» Ходят по ней Егда и Канда — соболя бьют.

А на земле с тех пор соболь не переводится.