"Тебе нравится, что ты видишь?" - читать интересную книгу автора (Чан Тед)

Тед Чан Тебе нравится, что ты видишь?

Liking What You See: A Documentary © Ted Chiang, 2002 © Перевод. А. Комаринец, 2005


ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ФИЛЬМ

Красота — обещание счастья.

Стендаль


    Теймера Лайонс, студентка первого курса Пемблтонского университета:

    Просто ушам своим не верю. В прошлом году я была в кампусе на экскурсии и ни слова об этом не слышала. А теперь только я приехала, и выясняется, что ребята хотят сделать калли обязательной. Поступая в колледж, я надеялась, что хоть тут смогу от нее освободиться, ну знаете, смогу быть как все остальные. Знай я, что есть хотя бы шанс терпеть ее еще пять лет, то, наверное, выбрала бы другой колледж. Такое чувство, что меня надули.

    На следующей неделе мне исполнится восемнадцать, и в день рождения мне отключат калли. Если они проголосуют за то, чтобы калли стала обязательным условием обучения, я просто не знаю, что буду делать. Переведусь, наверное. А сейчас мне хочется останавливать людей на улице и говорить им: «Голосуйте против». Есть, наверное, какая-нибудь кампания, в которой могла бы поучаствовать.



    Мария де Соуза, студентка третьего курса, президент «Студенческого Равенства Повсюду» (СРП):

    Наша цель очень проста. У Пемблтонского университета есть Кодекс Этичного Поведения, который был создан самими студентами, и все абитуриенты, записываясь к нам, соглашаются его придерживаться. Выдвинутая нами инициатива добавила бы к кодексу поправку, требующую от студентов ставить себе каллиагнозию на время своего обучения.

    Подтолкнул нас к этому выпуск виртуальной версии «Облика». Это программное обеспечение, которое, когда вы смотрите на людей через виртуальные очки, позволяет увидеть, как они выглядели бы после косметической операции. Для определенной группы студентов такие игры стали своего рода развлечением, и многие учащиеся колледжей считают их оскорбительными. Когда люди начали говорить об «Облике» как о симптоме более глубокой проблемы нашего общества, мы подумали, что настало время выступить с нашим проектом.

    Эта глубокая проблема общества — дискриминация по внешности. Десятилетиями люди с готовностью говорили о расизме и сексизме, но до сих пор еще отмалчиваются, когда речь заходит о внешнизме. Тем не менее предубеждение против людей, внешне непривлекательных, распространено крайне широко. Плохо уже то, что люди руководствуются им, хотя никто их этому не учит, но вместо того чтобы побороть эту тенденцию, современное общество активно ее подкрепляет.

    Просвещать людей, заставлять их задуматься над этой проблемой крайне важно, но это недостаточно. Вот тут на помощь приходит технология. Считайте каллиагнозию своего рода привитой зрелостью. Она позволяет вам делать то, что, как вы и сами знаете, следует делать: не обращать внимания на внешнее, чтобы заглянуть глубже.

    Мы считаем, что настало время сделать калли общепринятой. До сего момента движение калли имело лишь незначительный вес в кампусах колледжей, просто еще одной альтернативной общественной группой. Но Пемблтон не похож на остальные университеты, и мне кажется, наши студенты готовы к калли. Если инициатива встретит поддержку здесь, мы подадим пример другим учебным заведениям и, в конечном итоге, обществу в целом.



    Йозеф Вайнгартнер, невропатолог:

    Это заболевание принято называть скорее ассоциативной, а не апперцепционной агнозией. То есть она не нарушает способность к визуальному восприятию, только мешает больному распознавать увиденное. Каллиагностик прекрасно воспринимает лица. Он или она способны уловить разницу между острым подбородком и срезанным, носом прямым или с горбинкой, кожей чистой или с сыпью. Он или она просто не испытывают никакой эстетической реакции на эти различия.

    Каллиагнозия возможна благодаря существованию в мозге определенных нейронных проводящих путей. У всех животных имеются критерии оценки репродуктивного потенциала предполагаемых партнеров, и у них развилась нейронная «схема» для распознавания этих критериев. Интеракция людей в обществе сосредоточивается на лицах, поэтому наша «схема» более всего настроена на то, как репродуктивный потенциал данного индивидуума проявляется в его или ее лице. Работу этой «схемы» вы испытываете как ощущение того, что индивидуум красив или безобразен или нечто среднее. Блокируя нейронные проводящие пути, отвечающие за оценку этих черт, мы привносим каллиагнозию.

    Учитывая, как часто меняется мода, людям бывает трудно вообразить, что есть абсолютные маркеры красивого лица. Но оказывается, что, когда людей различных культур просят распределить фотографии по привлекательности лиц, картина возникает вполне определенная. Даже грудные дети проявляют те же предпочтения некому типу лиц. Это позволяет нам вычленить ряд черт, общих для представлений о красивом лице.

    Вероятно, самая очевидная среди них — чистая кожа. Она эквивалентна яркому оперению у птиц или блестящему меху у млекопитающих. Хорошая кожа — наилучший отдельно взятый показатель молодости и здоровья и ценится в любой культуре. Угри, возможно, сами по себе не страшны, но выглядят как более серьезное заболевание, вот почему они вызывают у нас неприязнь.

    Другая черта — симметричность. Мы можем не отдавать себе отчета в миллиметровых различиях между чьей-нибудь левой и правой стороной, но замеры показывают, что индивидуумы, имеющие рейтинг наиболее привлекательных, наиболее симметричны. И хотя наши гены всегда стремятся именно к симметрии, достичь ее в ходе развития очень трудно. Любой стрессорный фактор в окружении — к примеру, недостаточное питание, заболевание, паразиты — приводит в ходе роста к асимметрии. Симметрия подразумевает сопротивляемость подобным стрессам.

    Прочие черты связаны с пропорциями лица. Нас обычно привлекают те пропорции, которые близки к средним для населения. Совершенно очевидно, что они зависят от того, к населению какой страны или местности вы принадлежите, но близость к середине обычно указывает на здоровый генотип. Единственные отклонения от середины, которые люди неизменно находят привлекательными, — преувеличения вторичных половых признаков.

    В основе своей каллиагнозия есть отсутствие реакции на эти черты, не более того. Каллиагностики не слепы к моде или культурным стандартам красоты. Если черная губная помада — «последний писк», каллиагнозия не заставит вас забыть про нее, хотя вы можете и не замечать различия между лицом хорошеньким и лицом простеньким, но с накрашенными этой помадой губами. Если все кругом насмехаются над людьми с широкими носами, к вам эта манера тоже пристанет.

    Поэтому каллиагнозия сама по себе не может устранить дискриминацию по внешности. Она скорее уравнивает шансы: снимает врожденное предубеждение, тенденцию к возникновению подобной дискриминации. Таким образом, если вы хотите научить людей не обращать внимания на внешнее, вам не придется вести неравный бой. В идеале вы начинаете с окружения, где все приняли каллиагнозию, а затем переносите это пренебрежение внешним на общество.



    Теймера Лайонс:

    Меня часто спрашивают, каково мне было в «Сейбруке», как это расти с капли. Честно говоря, пока ты маленькая, ничего особенного; говорят же: то, с чем растешь, кажется тебе нормальным. Мы знали, что есть нечто, что видят другие люди, а мы не можем, но это вызывало только любопытство, не более того.

    Например, мы с друзьями смотрели кино и пытались угадать, кто взаправду красивый, а кто нет. Мы утверждали, будто можем определить, но на самом деле не могли — одних только лиц нам было мало. Мы просто полагались на то, кто главный герой, кто его друг — все же знают, что главный герой или героиня всегда красивее друга или подруги. Это не на сто процентов верно, но обычно можно определить, если смотришь мелодраму, в которой главный герой не может не быть красавцем.

    А вот взрослея, начинаешь задумываться. Тусуясь с ребятами из других школ, мы иногда чувствовали себя странно, потому что у нас есть калли, а у них нет. Не всем это важно, вот только постоянно напоминает тебе, что есть что-то, чего ты видеть не можешь. А тогда начинаешь ссориться с родителями, потому что они не дают тебе увидеть реальный мир. Но что с ними спорить? От них никогда толку не добьешься.



    Ричард Хеймилл, основатель «Школы Сейбрук»:

«Сейбрук» выросла из нашей жилищной коммуны. Тогда у нас было около двух десятков семей, и мы пытались создать общину на основе общих ценностей. У нас было собрание о том, сможем ли мы организовать альтернативную школу для наших детей, и один родитель поднял проблему влияния средств массовой информации на подростков. В каждой семье дети просили разрешения сделать косметическую операцию, чтобы выглядеть как топ-модели. Родители сопротивлялись как могли, но невозможно изолировать детей от мира: они живут в обществе, одержимом имиджем.

    Приблизительно в то же время разрешился комплекс правовых проблем, связанных с каллиагнозией, и разговор перешел на это. В калли мы увидели выход: что, если бы мы могли жить в среде, где люди не судили бы друг о друге по внешнему виду? Что, если бы мы могли воспитывать своих детей в такой среде?

    Школа началась с занятий для детей из семей коммуны, но в новостях стали появляться сообщения о других школах каллиагнозии, и вскоре нас уже стали спрашивать, нельзя ли записать к нам ребенка, не присоединяясь к жилищной коммуне. Со временем мы учредили «Сейбрук» как частную школу, не связанную с коммуной. Но нашим требованием стало: родители должны принять каллиагнозию на то время, что их дети учатся у нас. Сейчас вокруг нас возник целый городок каллиагнозии, и все благодаря школе.



    Рейчел Лайонс:

    Мы с отцом Теймеры много думали, прежде чем записать ее туда. Мы поговорили с людьми из городка, нашли, что нам нравится их подход к образованию, но для меня именно визит в школу решил дело.

    В «Сейбруке» выше нормального число учащихся с косметическими аномалиями, как, например, рак кости, оспины, пурпурные родимые пятна, и сходными заболеваниями. Родители перевели их сюда, чтобы уберечь от остракизма со стороны других учеников, и это сработало. Помнится, когда я приехала в первый раз, то увидела, как двенадцатилетки, выбирая президента класса, проголосовали за девочку, у которой были шрамы на пол-лица. Она была на удивление раскованна и популярна у сверстников, которые в любой другой школе, вероятно, от нее бы отвернулись. И я подумала: мне бы хотелось, чтобы именно в таком окружении росла моя дочь.

    Девочкам всегда говорили, что их ценность связана с внешними данными; что их достижения возрастают, если сами они хорошенькие, и преуменьшаются, если они некрасивы. И даже хуже, некоторые девочки вбивают себе в голову, что они смогут пройти по жизни, полагаясь только на внешность, и потому никогда не развивают мозги и не учатся думать. Мне хотелось уберечь Теймеру от подобного влияния.

    Быть симпатичной, по существу, пассивное качество; даже когда ты работаешь над собой, то работаешь над тем, чтобы быть пассивной. Мне хотелось, чтобы Теймера оценивала себя с точки зрения того, что она может сделать как мозгами, так и телом, а не с точки зрения того, насколько она декоративна. Я не хотела, чтобы она стала пассивной, и рада сказать, что этого не произошло.

    Мартин Лайонс:

    Я не против, если, став взрослой, Теймера решит избавиться от капли. Мы никогда не собирались лишать ее выбора. Но в подростковом возрасте и так полно стрессов, давление сверстников может сломать ребенка, как бумажный стаканчик. Постоянно думать о том, как выглядишь, еще один путь к подростковой депрессии, и на мой взгляд, все, что может ослабить этот гнет, на пользу.

    В зрелом возрасте мы лучше подготовлены к тому, чтобы решать проблемы своей внешности. Тебе комфортнее в собственной шкуре, ты более уверен в себе, более защищен. «Красивое» у тебя лицо или нет, но шансов на то, что ты будешь нравиться самому себе, намного больше. Разумеется, не все достигают зрелости в одном и том же возрасте. Одни уже достигли его в шестнадцать, другие не достигают его до тридцати или сорока. Но восемнадцать — это возраст юридической правомочности, когда каждый получает право сам принимать решения, и можно только довериться своему ребенку и надеяться на лучшее.



    Теймера Лайонс:

    Странный у меня вышел день. Хороший, но странный. Сегодня утром мне отключили калли.

    Отключить ее совсем просто. Медсестра налепила на меня сенсоры, надела мне шлем, а потом показала стопку фотографий с разными лицами. Затем с минуту она стучала по клавиатуре и сказала: «Я отключила калли». Вот и все. Я думала, может, почувствую что-нибудь, когда это случится, но ничего. Потом она снова показала мне фотографии, чтобы удостовериться, все ли в порядке.

    Когда я опять поглядела на лица, некоторые показались мне... иными. Вроде как они светились, были более живыми или еще что-то. Это трудно описать. После медсестра показала мне результаты теста, и там были кривые и графики того, как расширялись у меня зрачки, насколько хорошо моя кожа проводила электричество и тому подобное. И на тех лицах, которые казались иными, графики взлетали вверх. Она сказала, что это красивые лица.

    Она предупредила, что я сразу буду замечать, как выглядят лица других людей, но прошло некоторое время, прежде чем я испытала хоть что-то, увидев саму себя. Наверное, к своему лицу слишком привыкаешь.

    Ну да, посмотрев в первый раз в зеркало, я решила, что вид у меня в точности как раньше. С тех пор как я вернулась от врача, народ в кампусе определенно выглядит по-другому, но я так и не уловила разницы в том, как сама выгляжу. Я весь день смотрела в зеркала. Сначала мне было страшно: вдруг я уродина, и это уродство в любую минуту проявится, скажем, сыпь или еще что. Поэтому я все всматривалась в зеркало и ждала, но ничего не случилось. Поэтому я, наверное, все-таки не уродина, иначе я бы заметила, но это же значит, что я и не красавица, потому что это я бы тоже заметила. А значит, я самая обычная, ну сами понимаете. Самая что ни на есть средненькая. Пожалуй, не так уж и плохо.



    Йозеф Вайнгартнер:

    Индуцирование агнозии означает стимулирование определенной лезии, повреждение ткани. Мы делаем это с помощью программируемого фармацевтического препарата, называемого «нейростп». Его можно считать высокоизбирательным анестетиком, активация и нацеливание которого находятся под динамичным контролем. Мы активируем и дезактивируем «нейростат», передавая сигналы через надетый на пациента шлем. Шлем также предоставляет соматические ориентирующие данные, позволяющие молекулам «нейростата» войти в строго определенные синапсы. Это позволяет нам активировать «нейростат» только в конкретном отделе тканей мозга и поддерживать нервные импульсы в нем ниже специфически указанного порога.

    Первоначально «нейростат» был разработан для купирования приступов эпилепсии и для снятия хронических болей; он позволяет нам лечить даже самые тяжелые случаи этих заболеваний, избегая побочных эффектов медикаментозных препаратов, которые затрагивают нервную систему в целом. Позднее были разработаны различные протоколы «нейростата» как лечение маниакально-депрессивного синдрома, психоза навязчивого поведения и ряда других заболеваний. В то же время «нейростат» приобрел неоценимое значение как средство в исследованиях физиологии мозга.

    Один из способов, к которому невропатологи традиционно прибегали в изучении специализации функций мозга, — это наблюдение за поражениями, приводящими к разного рода лезиям. Очевидно, что этот метод имеет свои ограничения, потому что лезии, вызванные заболеванием или травмой, зачастую воздействуют на целый ряд функциональных областей. «Нейростат» же может быть активирован на крошечном участке мозга, по сути, стимулируя лезию настолько локализованную, что она никогда не возникла бы естественным путем. И когда вы дезактивируете «нейростат»,  лезия исчезает и мозг возвращается к нормальному функционированию.

    Тем самым невропатологи смогли индуцировать широкий спектр агнозий. Наиболее актуальна здесь прозопагнозия, то есть неспособность узнавать людей по их лицам. Прозопагностик не может узнать друзей или членов семьи, пока они не скажут чего-нибудь, он не в состоянии даже опознать собственное лицо на фотографии. Это не когнитивная или перцептивная проблема: прозопагностик может идентифицировать людей по прическам, одежде, духам, даже по походке. Недостаток ограничивается исключительно лицами.

    Прозопагнозия всегда была наиболее показательным симптомом того, что в нашем мозгу имеется особая «схема», задача которой — визуальная обработка лиц: мы смотрим на лица иначе, чем на все остальное. И узнавание чьего-то лица — одна из задач визуальной обработки, которую мы проделываем. Есть также смежная «схема», отвечающая за распознавание выражений лица и даже за обнаружение направления взгляда другого человека.

    Любопытно в прозопагностиках то, что, даже не будучи в состоянии узнать лицо, они все же составляют мнение, привлекательно это лицо или нет. Когда им предлагают расположить фотографии по степени привлекательности изображенных на них лиц, прозопагностики раскладывают их приблизительно в том же порядке, что и все прочие тестируемые. Эксперименты с использованием «нейростата» позволили исследователям идентифицировать нейрологическую «схему», отвечающую за восприятие красоты в лицах, и там самым, по сути, изобрести каллиагнозию.



    Мария деСоуза:

    СРП добилась установки дополнительных шлемов «нейростат» - программирования в студенческом медицинском кабинете и того, чтобы каллиагнозия стала доступна любому, кто ее пожелает. Не нужно даже записываться на прием, достаточно просто прийти. Мы предлагаем всем студентам хотя бы на день ее попробовать, чтобы понять, каково это. Поначалу кажется довольно странным не знать, красив стоящий перед тобой человек или безобразен, но со временем понимаешь, как положительно это сказывается на твоем взаимодействии с другими людьми.

    Многие беспокоятся, не лишит ли калли их сексуальности, но на деле физическая красота — лишь малая толика того, что делает человека привлекательным в глазах противоположного пола. Не важно, как он выглядит, гораздо важнее, как он себя ведет: его слова, его интонации, его манера держать себя, его язык жестов. И как он на тебя реагирует. Меня в парнях привлекает среди прочего то, насколько тот или иной во мне заинтересован. Это как обратная связь: ты замечаешь, что он на тебя смотрит, потом он видит, что ты на него смотришь, а отсюда все нарастает как снежный ком. Калли тут ничего не меняет. Плюс остается еще воздействие феромонов; по всей видимости, калли никак на нем не сказывается.

    Еще людей тревожит, не покажутся ли им из-за калли все лица одинаковыми. Нет, не покажутся. Лицо человека отражает его личность, и если уж на то пошло, то капли только проясняет ситуацию. Знаете поговорку, что после определенного возраста сам несешь ответственность за свое лицо? С калли по-настоящему понимаешь, насколько это верно. Одни лица выглядят ну просто никакими, особенно молодые, признанно хорошенькие. Лишенные физической красоты, они просто скучны. Но лица, через которые проглядывает личность, смотрятся так же хорошо, как раньше, может, даже лучше. Как будто видишь их суть.

    Кое-кто также спрашивает об обязательном введении. Мы ничего подобного не планируем. Верно, существует программа, позволяющая определить, есть у человека калли или нет, — за счет анализа перемещения взгляда. Но она требует большого массива данных, и камеры службы безопасности в кампусе не имеют нужного разрешения. Всем пришлось бы носить при себе личные цифровые камеры и делиться данными. Мы считаем, что как только люди попробуют калли, они сами поймут ее преимущества.



    Теймера Лайонс:

    Ну надо же! Я хорошенькая! Проснувшись сегодня утром, я сразу пошла к зеркалу — такое ощущение, будто я совсем маленькая и сегодня Рождество. И все равно ничего — лицо у меня осталось самое простое. Потом я даже (смеется) пыталась застать себя врасплох, заглядывая в зеркало искоса, — не сработало. Поэтому я была... ну... разочарована и вроде бы смирилась с судьбой.

    А сегодня днем я пошла погулять с соседкой по комнате Айной и еще парой девчонок из нашего общежития. Я никому не говорила, что отключила

    калли, так как мне хотелось сперва самой к этому привыкнуть. Так вот, мы пошли в закусочную на другом конце кампуса, я там раньше никогда не бывала. Мы сидели за столом, болтали, я оглядывалась по сторонам, просто смотрела, как выглядят люди без калли. И увидев, что на меня смотрит одна девушка, подумала: «Она и впрямь хорошенькая». А потом (смеется) — звучит очень глупо, — потом я сообразила, что задняя стена закусочной одно сплошное зеркало, и я смотрю на себя саму!

    Это невозможно описать словами, я испытала невероятное облегчение! Просто не могла перестать улыбаться! Айна спросила, чему я так радуюсь, а я просто покачала головой. Я пошла в уборную, чтобы порассматривать себя немного в зеркале.

    В целом хороший был день. Мне правда-правда нравится, как я выгляжу! Хороший был день.



    Из студенческой дискуссии в Пемблтонском университете:

    Джефф Уинтроп, студент третьего курса;

    Конечно, нехорошо судить людей по их внешности, но «слепота» не ответ. Главное — просвещение.

    Вместе с дурным калли отбирает и хорошее. Она не просто срабатывает, когда есть возможность дискриминации, она вообще не дает вам распознавать красоту. Существует множество случаев, когда то, что ты смотришь на привлекательное лицо, никому не приносит вреда. Калли не позволяет вам делать подобные различия, а просвещение позволит.

    И знаю, кое-кто скажет, а как же насчет будущего, как же насчет прогресса технологии? Может быть, однажды тебе в мозг сумеют всадить экспертную систему, которая бы говорила: «Это уместная ситуация для восприятия красоты? Если да, наслаждайся, если нет, проигнорируй». Это будет правильно? Будет ли это «привитой зрелостью», о которой сейчас только и говорят?

    Нет, не будет. Это будет не зрелость. Тогда вы предоставите системе принимать решения за вас. Зрелость означает видеть различия, но сознавать, что они не имеют значения. Никаких технологических «путей напрямик» не существует.



    Адеш Сингх, студент третьего курса:

    Никто не говорит о том, чтобы дать экспертной системе принимать за нас решения. Калли идеальна именно потому, что привносимые ею изменения минимальны. Калли не решает за тебя, не препятствует тебе делать что-либо. А что до зрелости, вы проявляете ее сами выбором капли.

    Все знают, что физическая красота никакого отношения к заслугам не имеет: вот чего добилось просвещение. Но даже при самых лучших намерениях на свете люди не отказались от внешнизма. Мы стараемся быть беспристрастными, пытаемся не поддаться на внешнюю красоту, но не в состоянии подавить наши автоматические реакции, и любой, кто утверждает, будто может, принимает желаемое за действительное. Спросите себя: ведете ли вы себя иначе, когда встречаете привлекательного человека и когда встречаете непривлекательного?

    Любое исследование этого вопроса дает одни и те же результаты: внешность помогает пробиться наверх. Нельзя не считать красивых людей более компетентными, более честными, более заслуживающими успеха, чем другие. Все это неправда, но тем не менее их внешность производит на нас именно такое впечатление.

    Калли вас не ослепляет — ослепляет красота. Калли же позволяет вам видеть.



    Теймера Лайонс:

    Поэтому я смотрела на красивых парней в кампусе. Забавно было, странно, но забавно. Скажем, вчера была в кафетерии и увидела парня, который сидел за пару столиков от моего. Я не знала, как его зовут, но все оборачивалась на него посмотреть. Нельзя назвать ничего конкретного, просто его лицо казалось более заметным, чем все прочие. Оно словно напоминало магнит, а мои глаза — стрелки компаса, которые к нему тянутся.

    И посмотрев на него какое-то время, я обнаружила, что так просто вообразить, будто он хороший человек! Я ничего о нем не знала, не могла даже слышать, о чем он говорит, но мне хотелось с ним познакомиться. Странно было, но определенно ничего плохого.



    Из передачи «ОбразоНовости» по сети Американских колледжей:

    Из последних известий об инициативной группе каллиагнозии Пемблтонского университета: редакция «ОбразоНовостей» получила доказательство, что агентство паблик-рилейшнз «Уайатт\Хейэс» заплатило четырем студентам Пемблтонского университета, чтобы они отговаривали своих однокурсников голосовать за проект, не регистрируя свое сотрудничество с агентством. Доказательства включают внутреннюю докладную записку «Уайатт\Хей-эс» с предложением рекрутировать «студентов красивой внешности и с высоким рейтингом популярности», а также расписки о выплатах агентства студентам Пемблтона.

    Файлы были посланы «Воинами СемиоТех», группой культурной войны в эфире, уже взявшей на себя ответственность за многочисленные акты медиа-вандализма.

    Когда по следам репортажа наши сотрудники связались с агентством, «УайатДХейзо осудило это вторжение в свои компьютерные системы.



    Джефф Уинтроп:

    Да, это правда, «УайатДХейэс» мне заплатило, но не купило меня, их сотрудники никогда не предписывали, что именно я должен говорить. Они только дали мне возможность больше времени уделять антикаллийной кампании, в которой я все равно принял бы участие, если бы мне не пришлось зарабатывать деньги репетиторством. Я всего лишь высказывал мои искренние убеждения: калли — плохая идея.

    Пара человек в антикаллийной кампании попросили меня больше не говорить об этой проблеме публично, потому что, на их взгляд, сейчас я только наврежу. Мне жаль, что они так настроены, потому что это просто ad hominem. Если вы считали мои аргументы логичными раньше, то и сейчас ничего не должно было измениться. Но я сознаю, что кое-кто не способен уловить таких различий, и я поступаю так, как лучше для дела.



    Мария деСоуза:

    Этим студентам действительно следовало бы открыто заявить о своих контактах с агентством: у каждого из нас есть знакомые, которые душу готовы продать ради рекламы. Но сейчас, кто бы ни критиковал нашу инициативу, люди задаются вопросом: а не платят ли им? Обратная реакция определенно наносит вред антикаллийной кампании.

    Я считаю комплиментом, что кто-то настолько заинтересовался нашей инициативой, чтобы нанять агентство паблик-рилейшнз. Мы всегда надеялись, что принятие проекта может повлиять на учащихся других школ, а нынешняя ситуация означает, что и крупные корпорации думают так же.

    Мы пригласили президента «Национальной Ассоциации Каллиагнозии» выступить с речью у нас в кампусе. Раньше мы не были уверены, стоит ли нам приглашать представителей общенациональной организации, поскольку их интересы отличаются от наших: ее члены больший упор делают на то, как используют красоту средства массовой информации, мы же в СРП больше заняты проблемами социального равенства. Но учитывая, как среагировали студенты на грязный трюк «УайатДХейэс», ясно, что проблема манипуляции средствами массовой информации способна дать нам то, чего мы добиваемся. Наш наилучший шанс провести проект — воспользоваться гневом на рекламодателей. Социальное равенство последует.



    Из речи, произнесенной в Пемблтонском университете Уолтером Лэмбертом, президентом «Национальной Ассоциации Каллиагнозии»:

    Возьмем кокаин. В своей естественной форме, как листья коки, он притягателен, но не настолько, чтобы перерасти в проблему. Но стоит его перегнать, очистить, и получится вещество, которое ударяет по вашим центрам удовольствия с неестественной интенсивностью. Вот тогда он вызовет зависимость.

    Благодаря рекламодателям красота подверглась сходному процессу. Эволюция наделила нас «схемой», которая реагирует на красивую внешность — называйте это центром удовольствия в том участке коры головного мозга, который отвечает за зрение, — и в нашей естественной среде она была полезна. Но возьмите мужчину или женщину, у которых кожа и структура костей одни на миллион, прибавьте профессиональный макияж и ретушь, и вы смотрите уже не на красоту в ее естественном виде. Перед вами красота фармацевтического уровня, кокаин привлекательной внешности.

    Биологи называют это «сверхнормальной стимуляцией»: покажите несушке гигантское пластиковое яйцо, и вместо собственных реальных яиц она снесет такое же. Мэдисон-авеню перенасытила нашу среду сходными стимулами, сходным зрительным наркотиком. Наши рецепторы красоты получают стимулов больше, чем они способны перерабатывать; за один день они получают больше, чем рецепторы наших предков за всю их жизнь. А в результате красота постепенно уничтожает нашу жизнь.

    Как? Так же, как становится проблемой любой наркотик: разрушая наши отношения с другими людьми. Мы начинаем испытывать неудовлетворенность тем, как выглядят обычные люди, потому что они не могут сравниться с супермоделями. Двухмерные изображения сами по себе вредны, но с появлением очков виртуальной реальности рекламодатели могут поставить супермодель прямо перед вами, заставить вас встретиться с ней взглядом. Компании программного обеспечения выбросили на рынок богинь, чтобы они напоминали вам о назначенных встречах. Мы все слышали о мужчинах, которые предпочитают виртуальных подруг настоящим, но они не единственные, на ком сказался этот процесс. Чем больше времени каждый из нас проводит с роскошными цифровыми дивами, тем больше страдают наши отношения с реальными людьми.

    Если мы хотим жить в современном мире, то никогда не сможем избежать этих изображений. А следовательно, не сможем избавиться от зависимости, потому что красота — это наркотик, от которого нельзя воздержаться, иначе пришлось бы все время — в буквальном смысле — провести с закрытыми глазами.

    До сего дня. Сегодня вы можете получить второй набор век, который блокирует этот наркотик, но позволяет вам видеть. И эти веки — каллиагнозия. Кое-кто считает ее излишней, но я говорю: она наш последний шанс. Технологию используют, чтобы манипулировать нами через наши эмоциональные реакции, поэтому только честно, если мы сами прибегнем к ней, чтобы себя защитить.

    Прямо сейчас у вас есть шанс внести неоценимый вклад. Учащиеся Пемблтона всегда были в авангарде любого прогрессивного движения. Ваше решение станет примером для студентов по всей стране. Приняв этот проект, приняв каллиагнозию, вы дадите рекламодателям понять, что молодежь больше не желает быть марионетками.



    Из «ОбразаНовостей»:

    Произведенный по следам речи президента НАКа Уолтера Лэмберта опрос показывает, что 54% студентов Пемблтонского университета поддерживают проект каллиагнозии. Общенациональные опросы показывают, что в среднем 28% студентов поддержат сходную инициативу в своих учебных заведениях, что на 8% больше, чем в прошлом месяце.



    Теймера Лайонс:

    Думаю, с аналогией с кокаином он переборщил. Вы знаете кого-нибудь, кто бы крал вещи, а потом продавал их, чтобы получить свою дозу рекламы?

    Но, наверное, он прав, говоря о том, что такое красивые модели в рекламных роликах против людей в реальной жизни. Дело не в том, что они красивее реальных, но они по-другому красивы.

    Как скажем, вчера я была в универмаге кампуса, и мне понадобилось проверить e-mail, и когда я надела очки виртуальности, то попала на кадр из рекламного ролика. Там рекламировали какой-то шампунь, кажется, «Джойсэнс». Я видела его раньше, но без калли картинка смотрелась иначе. Модель была такая... я глаз от нее не могла оторвать. Нет, я не хочу сказать, что все было так, как с тем парнем в кафетерии, познакомиться с ней мне не захотелось. Скорее это было... как любоваться закатом или фейерверком.

    Я просто стояла и смотрела ролик раз пять, наверное, лишь бы поглядеть на модель подольше. Я и не думала, что человек способен выглядеть, ну знаете, так эффектно.

    Но я же не собираюсь перестать разговаривать с людьми, лишь бы все время смотреть через очки рекламу. Смотря ее, испытываешь очень сильные ощущения, но они разительно отличаются от тех, какие испытываешь, глядя на реальное лицо. И я даже не собираюсь тут же идти и покупать то, что они рекламируют. На продукты я и внимания-то не обращаю. Просто думаю, что передо мной поразительные люди.



    Мария деСоуэа:

    Если бы я познакомилась с Теймерой раньше, то могла бы попытаться уговорить ее не отключать калли. Впрочем, сомневаюсь, что мне бы это удалось. Кажется, она тверда в своем решении. И все же она великолепный пример того, какие калли дает преимущества. Этого невозможно не заметить, когда с ней разговариваешь. Например, однажды я говорила о том, как ей повезло, а она спросила: «Потому что я красивая?» И она произнесла это совершенно искренне! Словно говорила о своем росте. Можете представить себе, чтобы женщина без калли такое сказала?

    Теймера воспринимает свою внешность как нечто само собой разумеющееся: в ней нет ни тщеславия, ни незащищенности, и она может называть себя красивой без тени смущения. Я ее считаю очень хорошенькой, но часто в женщинах с ее внешностью можно заметить рисовку, а в Теймере ее нет ни капли. Или, бывает, они проявляют ложную скромность, которую тоже всегда видно, но в Теймере нет и ее, потому что она по-настоящему скромна. Она ни за что не стала бы такой, если бы не выросла с калли. Надеюсь только, что она такой и останется.



    Анника Линдстром, студентка четвертого курса:

На мой взгляд, эта история с калли просто ужасна. Мне нравится, когда парни обращают на меня внимание, и я была бы разочарована, если бы они перестали.

    Думаю, это все затеяно ради людей, которые — если честно — не слишком хороши собой, чтобы они могли чувствовать себя лучше. И единственный для них способ этого добиться, наказать тех, у кого есть то, чего у них нет. А это просто нечестно.

    Кто не захотел бы быть красивой, если бы мог? Кого угодно спросите, спросите тех, кто стоит за нами, и готова поспорить, они ответят: «Да, хотели бы». Ладно, конечно, быть красивой означает, что временами тебя донимают нахалы. Нахальство всегда есть, но такова жизнь. Если бы ученые могли найти способ выключить «схему» нахальства в мозгах у парней, я была бы «за» руками и ногами.



    Ивлин Картер, студентка третьего курса:

Я голосую за проект, потому что, на мой взгляд, было бы большим облегчением, если бы у всех была калли.

    Люди хорошо ко мне относятся из-за моей внешности, и, с одной стороны, мне это приятно, но, с другой стороны, я чувствую себя виноватой, потому что ничем такого обращения не заслужила. Ну, разумеется, приятно, когда мужчины обращают на тебя внимание, но так трудно установить с кем-нибудь настоящий контакт. Всякий раз, когда парень мне нравится, я спрашиваю себя, насколько он заинтересован во мне как человеке, а насколько в моей внешности. Иногда просто так не определишь, ведь все отношения поначалу кажутся чудесными. Только потом узнаешь, по-настоящему ли вам хорошо друг с другом. Как было, скажем, с моим прошлым парнем. Он был мне рад только, когда я выглядела сногсшибательно, поэтому я никогда не могла совсем расслабиться. Но к тому времени, как я это поняла, я уже подпустила его к себе совсем близко, поэтому было правда больно, когда я обнаружила, что настоящей меня он не видит.

    А потом еще остается проблема, как себя чувствуешь в обществе других женщин. Сомневаюсь, что многим женщинам по душе, что им постоянно приходится оценивать, как выглядишь по сравнению со всеми остальными. Иногда мне кажется, что я на конкурсе, а я этого совсем не хочу.

    Я как-то думала обзавестись калли, но мне казалось, что пока все ее себе не поставят, толку не будет. Если я одна к ней подключусь, это никак не изменит того, как со мной обращаются остальные. Но если бы у всех в капмусе была калли, я была бы рада ее получить.



    Теймера Лайонс:

    Я показывала моей соседке по комнате Айне альбом с фотографиями за выпускной класс, и мы дошли до десятка снимков меня и Гарретта, моего бывшего. Увидев его, Айна начала меня расспрашивать, и я ей все рассказала. Рассказала, как мы встречались весь выпускной класс, и как я его любила, как хотела, чтобы мы остались вместе, но он хотел освободиться, чтобы в колледже встречаться с другими. А потом она: «Ты говоришь, что это он расстался с тобой?»

    Мне потребовалось немало труда, чтобы заставить ее объяснить, в чем дело. А она дважды брала с меня обещание не выходить из себя. Наконец она сказала, что Гарретта красивым не назовешь. Я думала, что он, наверное, самый обычный, потому что, когда я выключила калли, ничего в его лице не изменилось. Но Айна сказала, что он определенно ниже среднего.

    В доказательство она нашла фотки пары ребят, которых считала на него похожими, и я увидела, что они некрасивые. Лица у них были просто глуповатые. Потом я снова посмотрела на снимок Гарретта. Хотя черты лица те же, но у него они кажутся милыми, симпатичными. Мне, во всяком случае.

    Наверное, правду говорят: любовь чуть-чуть сродни калли. Когда кого-нибудь любишь, не видишь, как он или она по-настоящему выглядят. Я вижу Гарретта не так, как другие, потому что он мне все еще небезразличен.

    Айна сказала, что поверить не может, чтобы кто-то, кто выглядит, как он, порвал с кем-то, кто выглядит, как я. Она сказала, что в школе без калли он, вероятно, и мечтать не мог бы со мной встречаться. Вроде как мы из разных лиг.

    Как странно. Когда мы с Гарреттом встречались, я считала, что мы созданы друг для друга. Нет, в судьбу я не верю, просто думала: то, что есть у нас двоих, это нечто истинное. Поэтому сама мысль, что мы могли бы быть в одной школе и не встречаться, потому что у нас нет калли, кажется странной. И я знаю, что Айна не может быть в этом уверена. Но и у меня тоже нет уверенности в том, что она не права.

    Может, это означает, что мне следовало бы благодарить калли, ведь это она дала нам с Гарреттом возможность быть вместе. Не знаю, что и думать.



    Из «ОбразоНовостей»:

    Интернет-сайты десятка студенческих организаций за каллиагнозию по всей стране рухнули сегодня в результате скоординированной атаки «отказ обслуживания». Хотя никто не взял на себя ответственность, кое-что указывает, что виновные нанесли ответный удар за имевший в прошлом месяце инцидент, когда сайт «Американской Ассоциации Хирургов-косметологов» был заменен прокаллиагнозийным сайтом.

    Тем временем «Воины СемиоТех» объявили о выпуске нового компьютерного вируса «Дерматология». Этот вирус начал заражать видеосерверы по всей стране, изменяя трансляцию так, что на изображениях лиц и тел проступают такие отклонения, как угри и варикозные вены.


    Уоррен Дэвидсон, студент пятого курса:

В старших классах я уже думал, не попробовать ли калли, но никак не мог набраться смелости поговорить с родителями. Поэтому когда ее начали предлагать здесь, я решил попробовать. (Пожимает плечами.) На мой взгляд, неплохо.

    На самом деле даже лучше, чем неплохо. (Пауза.) Мне всегда не нравилось, как я выгляжу. Какое-то время в выпускном классе я просто не мог смотреть на себя в зеркало. Но с калли все не так скверно. Я знаю, что другим людям кажусь совершенно прежним, но для меня это уже не имеет такого значения, как раньше. Я чувствую себя лучше уже от того, что мне не напоминают на каждом шагу: одни люди выглядят намного лучше других. Например, я помогал одной девочке в библиотеке решать домашнее задание по математике, а потом сообразил, а ведь она по-настоящему хорошенькая. Раньше я бы сквозь землю провалился от смущения, но с калли говорить с ней оказалось не так трудно.

    Может, она сочла меня уродом, не знаю, но главное: разговаривая с ней, я сам не считал себя уродом. Пока у меня не было калли, я, наверное, был слишком застенчив, и от этого все становилось только хуже. Теперь я более раскован.

    Нет, я не стал вдруг считать себя героем, не стал упиваться собой и уверен, что другим людям калли может вообще не помочь, но я сам с ней чувствую себя далеко не так скверно, как раньше. А это чего-то, да стоит.



    Алекс Бибеску, профессор религиоведения в Пемблтонском университете:

    Кое-кто поспешил отмахнуться от споров по поводу каллиагнозии как от поверхностных, как от дискуссии о макияже или о том, кто может или не может добиться свидания. Но если присмотреться внимательнее, то увидите, что дела обстоят намного серьезнее. Эти дебаты отражают двойственное отношение к телу, которое было частью западной цивилизации, начиная с античности.

    Основы нашей культуры закладывались в эллинистической Греции, где превозносили физическую красоту и тело. Но наша культура также пронизана монотеистической традицией, принижающей тело ради духа. Эти древние конфликтующие импульсы снова поднимают свои головы сегодня, на сей раз в дебатах о каллиагнозии.

    Подозреваю, многие сторонники калли считают себя современными, либеральными атеистами и ни за что не признаются, что на них хоть в какой-то мере повлиял монотеизм. Но посмотрите на тех, кто также ратует за каллиагнозию: консервативные религиозные группировки. Среди них общины всех трех крупных монотеистических вероисповеданий: иудеи, христиане и мусульмане, которые начали использовать калли, чтобы оградить своих юных последователей от соблазнов извне. Такая общность не случайна. Либеральные сторонники калли, возможно, и не используют таких выражений, как «сопротивляться соблазнам плоти», но по-своему действуют в русле той же традиции умаления ценности физического.

    Право, единственные сторонники калли, которые могут достоверно утверждать, что на них никак не повлиял монотеизм, это буддисты неоразума. Последние — секта, которая в каллиагнозии видит шаг на пути к просветлению разума, поскольку она устраняет восприятие иллюзорных различий. Но секта неоразума допускает широкое использование «нейростата» как вспомогательного средства медитации, иными словами, занимает радикальную позицию совершенно иного рода. Сомневаюсь, что вы найдете много современных либералов или консервативных монотеистов, которые стали бы этому симпатизировать.

    Итак, мы видим, что дискуссии ведутся не о рекламе или косметических операциях, а об определении того, каково уместное соотношение между телом и разумом. Главное тут: реализуем ли мы себя полнее, минимизировав физический аспект нашей природы? И это, согласитесь, трудный и глубокий вопрос.



    Йозеф Вайнгартнер:

    После открытия каллиагнозии некоторые исследователи задались вопросом: возможно ли создать аналогичную нозологическую единицу, кото рая сделала бы подопытного невосприимчивым к расовым или этническим различиям. Был сделан ряд попыток — в основном за счет ослабления уровней восприятия различных категорий лиц, — но полученные доброкачественные повреждения всегда были неудовлетворительными. Обычно подопытные просто оказывались не способны различать схожих индивидуумов. Один тест даже выдал доброкачественный вариант синдрома Фреголи: в результате подопытный принимал каждого встречного человека за члена своей семьи. К сожалению, нежелательно обращаться с каждым как с братом в столь буквальном смысле.

    Когда лечение «нейростатом» таких заболеваний, как психоз навязчивых состояний, получило широкое применение, многие стали думать, что настала эра «программирование разума». Люди начали спрашивать своих врачей, могут ли они приобрести те же сексуальные предпочтения, что и их супруг или супруга. Доки от медиа забеспокоились, не сможет ли кто-нибудь программировать лояльность правительству или корпорации или приверженность идеологии или религии.

    Но факт в том, что у нас нет доступа к содержимому чужих мыслей. Мы можем формировать общие аспекты личности, мы можем вносить изменения, совместимые с естественной специализацией мозга, но это исключительно грубая «подгонка». Нет нейронного проводящего пути, который специфически отвечал бы за негодование на иммигрантов, как нет «схемы» для марксистской идеологии или фетишистского культа ног. Если когда-нибудь у нас будет подлинное программирование сознания, мы сможем создать «расовую слепоту», но до тех пор просвещение - наша лучшая надежда.



    Теймера Лайонс:

Сегодня у меня была интересная лекция. На «Истории мысли» наш препод Антон рассказывал, как многие слова, которые мы используем для описания привлекательного человека, раньше употреблялись в магии. Например, слово «очарование» образовано от слова «чары» или магическое заклятие, а «волшебный» произошло от «волшба», сотворение магического действия. Ну а со словами «колдовской» и «завораживать» все так просто лежит на ладони. И тут я подумала, ну да, конечно, вот каково это: видишь по-настоящему красивого человека, и на тебя словно чары наложили.

    И Антон говорил, что к магии прибегали прежде всего для того, чтобы пробудить в ком-нибудь любовь и желание. И это совершенно логично, когда подумаешь о словах «очаровательный» или «волшебный». Потому что видеть красоту — сродни любви. Ты чувствуешь, будто теряешь голову из-за по-настоящему красивого лица, только потому, что на него смотришь.

    И я подумала, может быть, так я смогу вернуть Гарретта. Ведь если у Гарретта нет калли, то вдруг он снова в меня влюбится. Помните, раньше я говорила, что, вероятно, без калли мы бы не были вместе? Ну, может, калли как раз нас теперь и разделяет. Что, если Гарретту захотелось бы снова быть со мной, если бы он увидел, как я взаправду выгляжу.

    Летом Гарретту исполнилось восемнадцать, но он так и не отключил свою калли, потому что не придавал ей особого значения. Сейчас он учится в Нортропе. Поэтому я ему позвонила — просто по-дружески, — и пока мы болтали о том о сем, спросила, что он думает о проекте внедрения обязательной калли у нас в Пемблтоне. Он ответил, что не понимает, из-за чего такой шум, а потом я сказала, как мне хорошо теперь без калли, и предложила ему тоже попробовать, чтобы самому увидеть ситуацию со всех сторон. Он согласился, что это разумно. Я не слишком нажимала, но прибавила еще пару фраз.



    Дэниэл Таглиа, профессор компаративистики в Пемблтонском университете:

    Студенческая инициатива не будет иметь силы для преподавательского состава, но, со всей очевидностью, будет оказано давление на преподавателей также принять каллиагнозию. Поэтому я не считаю преждевременным свое решение высказаться против.

    Это только самый последний пример сорвавшейся с цепи политкорректности. Люди, ратующие за калли, действуют из наилучших побуждений, но на самом деле они только подкрепляют в нас инфантильность. Сама мысль о том, что нас следует оберегать от красоты, оскорбительна. А в следующий раз студенческая организация станет настаивать, чтобы мы приняли музыкальную агнозию, лишь бы не чувствовали себя ущербными, когда слушаем одаренных певцов или музыкантов,

    Когда смотрите соревнование по легкой атлетике на Олимпийских играх, вы чувствуете себя дохляком? Ну конечно, нет. Напротив, вы испытываете восхищение; вас вдохновляет то, что существуют

    столь исключительные индивидуумы. Так почему же нам не чувствовать того же по отношению к красоте? Феминизм заставил бы нас извиняться за такую реакцию. Он хочет заменить эстетику политикой, и в той мере, в какой он преуспел, он нас обеднил.

    Присутствие рядом человека красоты мирового класса может быть столь же волнующим, как концерт мирового значения сопрано. Одаренные личности не единственные, кто извлекает выгоду из своих талантов, мы все становимся богаче. Или должны были бы стать. Лишать себя такой возможности было бы преступлением.



    Реклама, оплаченная «Народ за этичную наноме-дицину» (голос за кадром):

    Я тут слышала, твои друзья говорят, что калли — это круто, что все умные ребята уже ее получили? Тогда тебе, может, стоит послушать тех, кто вырос с калли.

    «После того как мне отключили калли, я, в первый раз встретив непривлекательного человека, попросту отшатнулась. Я знала, что это глупо, но просто не сумела с собой справиться. Калли не помогла мне повзрослеть, а, напротив, помешала стать зрелой. Мне пришлось заново учиться общаться с людьми.

    Я пошла учиться графике. Я работала день и ночь, но у меня ничего не получалось. Мой преподаватель сказал, что у меня просто нет чутья, что капли эстетически меня оглушила, лишила восприимчивости. Мне ни за что не вернуть то, что я потеряла.

    С калли родители все равно что были у меня в голове, цензурировали мои мысли. Теперь, когда я ее отключила, то осознала, с каким надругательством жила».



    Голос за кадром:

    Если люди, которые выросли с каллиагнозией, ее не рекомендуют, это вам о чем-нибудь говорит?

    У них не было выбора, но у вас он есть. Что бы ни говорили ваши друзья, травма мозга — дурная вещь.



    МариядеСоуза:

    Мы никогда не слышали о «Народе за этичную наномедицину», поэтому собрали на них информацию. Пришлось покопать, но, оказывается, это совсем не стихийная общественная организация, а ширма для промышленного пиара. Ее создали несколько недавно сплотившихся компаний по производству косметики. Нам не удалось связаться с людьми, которые снялись в рекламном ролике, поэтому мы не знаем, что из сказанного ими правда. Даже если они честны, они далеко не типичны: большинство отключающих калли никакой ненависти к ней не испытывают. И, несомненно, есть преуспевающие график-дизайнеры, которые выросли с калли.

    Это напомнило мне рекламу, которую я недавно видела. Ее выпустило модельное агентство, когда движение калли еще только набирало ход. Это был плакат с лицом супермодели и подписью: «Если вы перестанете считать ее красивой, кто от этого потеряет?» У новой кампании та же основа, по сути, она говорит «вы пожалеете», но вместо петушисто-нахальной позы у нее теперь тон озабоченно-предупреждающий. Это классический пиар: прикрыться приличным именем и создать впечатление, будто вы третья сторона, которая блюдет интересы потребителя.



    Теймера Лайонс:

    Мне этот ролик показался полным идиотизмом. Я ведь не целиком за проект — я не хочу, чтобы люди за него голосовали, — но нельзя же голосовать против по ложным причинам. Если ты растешь с калли, тебя это не калечит. Я не вижу, почему кто-то должен меня жалеть. Я со всем прекрасно справляюсь. И именно поэтому мне кажется, люди должны проголосовать против: потому что видеть красоту — это прекрасно.

    И вообще я снова говорила с Гарреттом. Он сказал, что ему только что отключили калли, говорил, что пока все клево, хотя и немного странно, а я ответила, что и сама поначалу чувствовала то же. Наверное, забавно было: я вела себя как заправский профи, хотя и избавилась от своей всего пару недель назад.



    Йозеф Вайнгартнер:

    Едва ли не первый вопрос, какой возник у ученых относительно каллиагнозии, есть ли у нее «избыток», иными словами, воздействует она на восприятие красоты, содержащейся не в лицах. По большей части ответ, казалось бы, отрицательный. Каллиагностики как будто с удовольствием смотрят на то же, что и остальные. Иными словами, мы не можем исключать возможность побочных эффектов.

    В качестве примера рассмотрим «избыток», наблюдаемый у прозопагностиков. Один прозопагностик, фермер по профессии, обнаружил, что не может различать отдельных коров. Другому стало сложнее узнавать модели машин — если вообще можно такое себе вообразить. Эти случаи наводят на мысль, что иногда модули распознавания лиц мы используем и для других задач. Мы можем не отдавать себе отчета в том, что тот или иной предмет для нас походит на лицо (машина, например), но на нейрологическом уровне мы воспринимаем его как лицо.

    Сходный «избыток» возможен и среди каллиагностиков, но поскольку каллиагнозия тоньше прозопагнозии, любой «избыток» измерить сложнее. Роль моды в дизайне машин, например, неизмеримо больше, чем ее роль в моде на лица, и нет единого мнения, какая из машин самая привлекательная. Возможно найти каллиагностика, которому смотреть на одни марки автомобилей нравится больше, чем на другие, но никто пока не пожаловался.

    Значит, модуль распознавания красоты играет значительную роль в нашей эстетической реакции на симметрию. Мы восхищаемся симметрией в широком спектре феноменов — в живописи, скульптуре, графическом дизайне, но одновременно мы ценим и асимметрию. Наша реакция на искусство складывается из множества факторов, и нет особого единства в том, какое из произведений наилучшее.

    Было бы интересно проверить, не производят ли коммуны каллиагностиков художников или скульпторов меньше, чем обычные коммуны, но учитывая, как мало таких личностей возникает в населении вообще, трудно провести статистически значимое исследование. Достоверно известно только одно: портреты оказывают на каллиагностиков более сглаженное воздействие, но это не побочный эффект per se: значительная часть воздействия портретной живописи происходит от впечатления, производимого лицом на подопытного.

    Разумеется, для некоторых любое воздействие оказывается слишком сильным. Это называют в качестве причины некоторые родители, не желающие каллиагнозии для своих детей: они хотят, чтобы их дети смогли оценить Мону-Лизу и, может быть, создать нечто, что станет ее достойным преемником.



    Марк Эспозито, студент второго курса в Уотер-стон-колледж:

    Эта пемблтонская история чистой воды сумасшествие. Я еще мог бы понять, будь это какой-то шуткой. Знаете, сводишь, к примеру, парня с девчонкой, говоришь ему, она просто красотка, а на самом деле находишь ему самую завалящую, но он не может определить сам, поэтому верит тебе. На деле было бы даже забавно.

    Но помяните мое слово, я себе эту чертову калли никогда не сделаю. Я хочу встречаться с красивыми девчонками. Зачем мне что-то, что заставило бы меня опустить планку? Ладно, конечно, иногда все красотки разобраны и приходится выбирать из остатков. Но ведь для того и есть пиво, правда? Это не значит, что я все время хочу смотреть на девчонок с пьяных глаз.



    Теймера Лайонс:

    Ну, мы вчера вечером снова разговаривали с Гарреттом по телефону, и я спросила, не хочет ли он переключиться на видео, чтобы мы могли смотреть друг на друга. Он сказал давай, поэтому мы переключились.

    Я держалась как ни в чем не бывало, но на самом деле очень долго готовилась. Айна учит меня краситься, но у меня еще плохо получается, поэтому пришлось подыскать программку для видеотелефона, которая создает впечатление, будто у тебя есть макияж. Я ее поставила на самую малую степень и думаю, мою внешность это очень изменило. Может, я перебрала, не знаю, насколько мог распознать Гарретт, но мне просто хотелось выглядеть как можно лучше.

    Как мы переключились на видео, я сразу увидела его реакцию. У него словно глаза стали шире. Он начал: «Да, отлично выглядишь», а я: «Спасибо». Потом он смутился и пошутил о том, как он сам выглядит, но я сказала, что мне его внешность нравится.

    Мы немного поговорили по видео, и все это время я чувствовала, как он на меня смотрит. Это было приятно. У меня было такое ощущение, что он подумывает, не начать ли нам снова встречаться, но, может, я это только себе навоображала.

    Пожалуй, на следующий раз я предложу, чтобы он приехал ко мне на уик-энд, или я могу приехать к нему в Норторп. Это было бы действительно клево. Хотя хотелось бы надеяться, что до тех пор я научусь краситься.

    Знаю, нет никакой гарантии, что он снова захочет со мной встречаться. От того, что я отключила калл и, я не стала любить его меньше, поэтому, может быть, это не заставит его меня снова полюбить. Хотя я надеюсь.



    Кэти Минами, студентка третьего курса:

    Всякий, кто говорит, что каллийное движение на пользу женщинам, распространяет пропаганду всех угнетателей, которые испокон веков твердят, дескать, подчинение — это на самом деле защита. Сторонники калли хотят демонизировать наделенных красотой женщин. Красота может приносить столько же радости тому, кто ею наделен, как и тому, кто ее воспринимает, но каллийное Движение заставляет женщин испытывать чувство вины от того, что получают удовольствие от своей внешности. Это еще один метод патриархального подавления женской сексуальности, и снова слишком многие женщины ему поддались.

    Никто не спорит: красоту использовали как средство подавления, но устранение красоты — это не ответ; людей не освободишь, сузив их кругозор. Это уже определенно нечто в духе Оруэлла. Напротив, требуется такая концепция красоты, которая бы строилась вокруг женщины и которая позволила бы женщинам жить в мире с собой, а не заставляла бы большинство испытывать негативные эмоции.



    Лоуренс Саттон, студент второго курса:

Я прекрасно понял, о чем говорил в своей речи Уолтер Лэмберт. Я не стал бы это облекать в такие слова, как он, но уже некоторое время сам считаю так же. Я обзавелся калли пару лет назад, задолго до того, как возникла эта инициатива, потому что мне хотелось не отвлекаться на пустяки.

    Нет, я не погряз в учебе, у меня есть девушка и у нас прекрасные отношения. Тут все осталось как прежде. Изменилось только мое отношение к рек ламе. Раньше, всякий раз проходя мимо журнального киоска или видя рекламный щит, я чувствовал, что они хоть сколько-то, но привлекают мое внимание. Будто пытаются завести меня против моей воли. Тут речь необязательно о сексуальном возбуждении, но они пытались воздействовать на меня на физиологическом уровне. Я автоматически сопротивлялся и возвращался к прежним делам. Но это меня отвлекало, и сопротивление этим отвлекающим элементам требовало энергии, которую я мог бы использовать на что-то другое.

    А с капли я теперь такой тяги рекламы не чувствую. Капли освободила меня от этих отвлекающих элементов, вернула толику сил. Я всецело «за».



    Лори Харбер, студентка третьего курса в Максвелл-колледж:

    Капли — это для плакс. Мой ответ: дать им сдачи. Стать радикально безобразной. Вот что необходимо увидеть красивым людям.

    Приблизительно в это же время в прошлом году я пошла на операцию, чтобы мне отрезали нос. С точки зрения хирургии, это труднее, чем кажется: чтобы оставаться здоровой и все такое, нужно поглубже пересадить волоски, которые улавливают пыль. И кость, которую вы видите (щелкает по ней ногтем), не настоящая, а керамическая. Лишив кожи настоящую кость, рискуешь подцепить инфекцию.

    Мне нравится, как от меня шарахаются. Иногда я и впрямь порчу аппетит соседям за столом. Но пугать людей — это не главное. Главное — показать, как безобразие может побить красоту на ее собственном поле. Когда я иду по улице, на меня

    оборачиваются чаще, чем на красивую женщину. Если я стану бок о бок с видеомоделью, на кого вы обратите внимание первую? На меня, вот на кого. Не захотите, но обратите.



    Геймера Лайонс:

    Мы с Гарреттом вчера вечером опять созванивались и заговорили... ну знаете... встречается ли кто-то из нас с кем-то еще. Я держалась небрежно, сказала, что тусовалась с парой ребят, но ничего серьезного.

    А потом задала ему тот же вопрос. Он долго смущался, но наконец пробормотал, что ему оказалось труднее, ну, поближе познакомиться с девушками в колледже, гораздо труднее, чем он ожидал. А теперь он думает, что все дело в его внешности.

    Я же только ответила: «Не может быть», но, по правде говоря, не знала, что и сказать. С одной стороны, мне было приятно, что Гарретт еще ни с кем не завел романа, а с другой, мне было его жаль, а еще с третьей, я была просто удивлена. Я хочу сказать, он умница, с ним забавно, он отличный парень, и я так говорю не потому, что с ним встречалась. В старших классах его все любили.

    Но потом я вспомнила, что сказала о нас с Гарреттом Айна. Наверное, если ты умница и забавен, это еще не значит, что ты в одной лиге с кем-то, нужно еще столь же хорошо выглядеть. И если Гарретт говорил с хорошенькими девушками, то, может быть, они решили, что он не в их лиге.

    Во время разговора я не придала этому особого значения, так как мне показалось, что ему не хочется об этом болтать. Но потом я подумала: если мы решим, что один поедет к другому, это мне надо будет поехать в Нортроп, а не приглашать его сюда. Ну да, я надеюсь, между нами что-то произойдет, а еще я подумала, может, если парни и девчонки из его колледжа увидят нас вместе, он почувствует себя на высоте. Ведь я знаю, иногда это срабатывает: если люди видят тебя в обществе клевого человека, то и тебя начинают считать клевым. Нет, я не сверхклевая, но, наверное, людям нравится, как я выгляжу, поэтому я решила, а вдруг из этого что-нибудь выйдет.



    Эллен Хатчинсон, профессор социологии в Пембл-тонском университете:

    Я восхищаюсь студентами, выдвинувшими этот проект. Их идеализм меня воодушевляет, а вот цель, напротив, вызывает смешанные чувства.

    Как и все остальные в моем возрасте, я научилась жить с теми следами, какие накладывает на мою внешность время. Смириться с этим было не просто, но я достигла той стадии, когда вполне довольна тем, как выгляжу, Хотя я не могу отрицать, что мне любопытно посмотреть, во что выльется общество каллиагностиков: быть может, женщины моего возраста не будут больше становиться невидимками, стоит молодой девушке войти в комнату.

    Но захотела бы я установить себе калли в молодости? Не знаю. Уверена, она избавила бы меня от некоторых горестей старения. Но когда я была молодой, мне нравилось, как я выгляжу. Мне бы не хотелось с этим расставаться. Я не уверена, нашла ли бы — по мере старения — то равновесие, тот момент во времени, когда преимущества превысили бы цену,

    А этим студентам, возможно, вообще не придется терять красоту молодости. Учитывая, сколько сейчас появляется генетических технологий омоложения, они будут оставаться молодыми, возможно, еще десятилетия, если не всю жизнь. Им, вероятно, не придется приспосабливаться, как это делала я. В таком случае принятие калли не спасет их впоследствии от боли. Поэтому мысль о том, что они могут добровольно отказаться от одной из радостей молодости, почти саднит. Иногда мне хочется встряхнуть их и сказать: «Нет! Неужели вы не сознаете, что имеете?»

    Мне всегда нравилась готовность молодых бороться за свои убеждения. Это одна из причин, почему я так никогда и не поверила в клише, дескать, молодые тратят юность впустую. Но нынешний проект приблизит это клише к реальности, и мне было бы горько, если бы так случилось.



    Йозеф Вашгартнер:

    Я на один день попробовал каллиагнозию, как на короткий срок испытал на себе почти все виды агнозий. Так поступает большинство невропатологов, чтобы лучше понимать как сами заболевания, так и своих пациентов. И именно ради пациентов я не мог бы принять каллиагнозию на долгосрочной основе.

    Есть тонкая, но немаловажная взаимосвязь между каллиагнозией и способностью зрительно оценить здоровье человека. Она определенно не заставляет тебя закрыть глаза на такие моменты, как тонус кожи, и каллиагностик не хуже прочих способен распознавать симптомы болезни — с этим прекрасно справляются общие познавательные способности. Но врачу при осмотре пациента необходимо воспринимать мельчайшие указания; иногда при постановке диагноза приходится опираться на интуицию, и в таких ситуациях каллиагнозия является помехой.

    Разумеется, я был бы неискренним, если бы утверждал, что от каллиагнозии меня удерживают только профессиональные требования. Более существенным является вопрос: выбрал бы я каллиагнозию, если бы занимался только лабораторными исследованиями и никогда не принимал бы пациентов? И на него я отвечу «нет». Как и многим другим, мне приятно видеть красивое лицо, но я считаю себя достаточно зрелым, чтобы не позволить внешнему воздействовать на мои суждения.



    Теймера Лайонс:

    Поверить не могу: Гарретт снова включил себе калл и.

    Мы вчера вечером говорили по телефону, просто болтали о пустяках, и я его спросила, не хочет ли он переключиться на видео. Ладно, сказал он, и мы переключились. И тут я сообразила, что он смотрит на меня совсем не так, как раньше. Поэтому я его спросила, все ли у него в порядке, вот тут-то он и сказал мне, что снова включил себе капли.

    По его словам, он поступил так потому, что его не радовало, как он выглядит. Я спросила, не сказал ли кто-нибудь что-то о нем, потому что если да, ему не стоит обращать внимания, но он ответил, мол, дело не в этом. Ему просто не нравилось, что он чувствовал, глядя на себя в зеркало. А я на это: «О чем ты говоришь, ты очень милый». Я попыталась уговорить его еще потерпеть, говорила разное, мол, он должен пожить без калли еще немного и лишь потом принимать решения. Гарретт пообещал подумать, но не знаю, что он сделает.

    Ну а после я задумалась о своих словах. Говорила я это потому, что мне не нравится калли, или потому, что мне хотелось, чтобы он увидел, как я выгляжу? То есть, ну конечно, мне нравилось, как он на меня смотрел, и я надеялась, что это приведет к большему, но это ведь еще не значит, что я непоследовательна, правда? Если бы я всегда была за калли, но, когда речь зашла о Гарретте, сделала бы исключение, все было бы иначе. Но ведь я против калли, а это все меняет.

    Эх, да кого я пытаюсь обмануть? Я хотела, чтобы Гарретт отключил калли ради меня, а не потому что я против калли. И я даже не столько против калли как таковой, сколько против того, чтобы делать ее обязательной. Я не хочу, чтобы кто-то — будь то мои родители или студенческая организация — решал за меня, нужна мне калли или нет. Но если кто-то решит сам, что он хочет калли, ладно, это их дело. Да, я понимаю, что мне следовало бы предоставить решение Гарретту.

    Но это так обидно. Я хочу сказать, я такой хороший план придумала: Гарретт сочтет меня неотразимой и поймет, какую совершил ошибку. Я, наверное, просто разочарована, вот и все.



    Из речи Марии деСоузы за день до голосования:

Мы достигли того момента, когда можем начать перестраивать наш образ мыслей. Вопрос в том, когда это станет для нас уместным? Нам не следует бездумно принимать, что естественное есть лучшее, не следует нам и автоматически предполагать, что мы можем усовершенствовать нашу природу. Наша задача решить, какие качества мы ценим и какой способ их добиться наилучший.

    Я говорю: физическая красота нам больше не нужна.

    Калли не означает, что вы никогда не будете воспринимать человека красивым. Увидев искреннюю улыбку, вы увидите истинную красоту. Увидев мужественный или щедрый поступок, вы увидите истинную красоту. И главное, глядя на любимого или любимую, вы увидите истинную красоту. Калли лишь позволяет вам не отвлекаться на внешнее. Истинная красота — это то, что вы видите глазами любви, и этого ничто не сможет заслонить.



    Из речи, произнесенной на радио Ребеккой Бойер, представителем «Народ за этичную наномедицину», за день до выборов:

    Вам, возможно, удастся создать чисто каллийное общество в искусственной среде, но в реальном мире вы никогда не добьетесь стопроцентного повиновения. И в этом слабость калли. Калли прекрасно работает, если есть у всех, но если хотя бы у одного человека ее нет, этот единственный станет использовать в своих интересах всех остальных.

    Вы сами знаете, что всегда найдутся такие, у кого калли нет. Только подумайте, на что способны будут такие люди. Менеджер сможет продвигать привлекательных сотрудников и понижать уродливых, а вы даже не заметите. Учитель сможет награждать привлекательных учеников и наказывать безобразных, а вы не сумеете определить, что происходит. Вся та дискриминация, которую вы так ненавидите, будет происходить у вас на глазах, а вы даже можете не понять этого.

    Разумеется, этого, возможно, не произойдет. Но если бы людям можно было бы поверить, что они всегда будут поступать правильно, никто вообще не стал бы создавать калли. На деле мужчины и женщины, склонные к подобному поведению, вероятнее всего, усугубят его, если будут знать, что их никогда не поймают.

    Если вас возмущает такого рода внешнизм, то как вы можете позволить себе калли? Именно вы — тот, кто должен положить конец подобному поведению, но если у вас будет калли, вы не сможете его распознать.

    Если хотите бороться с дискриминацией, не закрывайте глаза.



    Из «ОбразоНовостей»:

    Проект каллиагнозии Пемблтонского университета потерпел поражение при голосовании 64 процента против 36.

    Опросы показывали, что до последних дней перед голосованием большинство было за проект. Многие студенты, до того поддерживавшие инициативу, признают, что после речи Ребекки Бойер из «Народ за этичную наномедицину» изменили свое мнение. И это невзирая на прозвучавшее за несколько дней до того разоблачение, что НЭН была учреждена компаниями — производителями косметики, чтобы противостоять движению за каллиагнозию.



    Мария деСоуза:

    Разумеется, мы разочарованы, но ведь мы изначально считали инициативу долговременным проектом. Тот период, когда «за» выступало большинство, был своего рода счастливой случайностью, поэтому нельзя слишком расстраиваться, что студенты изменили свое мнение. Главное, что люди повсюду заговорили о ценности внешнего и все большее их число начинают серьезно задумываться о калли.

    Мы не собираемся останавливаться. Более того, в ближайшие несколько дней нас ожидает немало потрясений. Один производитель очков виртуальности только что продемонстрировал новую технологию, которая может все изменить. Они нашли способ встроить маяки соматического позиционирования в очки, заводским способом настроенные на каждого конкретного человека. Это означает конец шлемам, конец визитам во врачебные кабинеты, чтобы перепрограммировать ваш «нейростат», — можно просто надеть свои очки виртуальности и сделать это самим. Это означает, что вы сможете включать и выключать свою калли, когда пожелаете!

    А это снимает проблемы для тех, кому кажется, будто им придется раз и навсегда расставаться с красотой. И мы теперь можем пропагандировать идею о том, что в одних ситуациях красота уместна, а в иных нет. Например, люди могут держать калли включенной на работе, но отключать ее среди друзей. Думаю, люди признают, что у калли много возможностей и преимуществ, и решат использовать ее хотя бы частично.

    Я бы сказала, наша конечная цель добиться того, чтобы использование калли считали тактичным поведением в вежливом обществе. Люди всегда могут отключить калли у себя дома, но отсутствие реакции на красоту или уродство на социальном уровне обернется избавлением от внешнизма. Восхищаться красотой мы станем по взаимному согласию, когда к этому будут готовы обе стороны: и тот, кто смотрит, и тот, на кого смотрят.



    Из «ОбразоНовостей»:

    Последнее о каллийной инициативе Пемблтонского университета: в редакцию «ОбразоНовостей» поступила информация о том, что при трансляции речи представителя НЭН Ребекки Бойер была использована новая форма цифровой манипуляции. «ОбразоНовости» получили от «Воинов СемиоТех» файлы, содержащие две версии записи речи: оригинал, извлеченный из компьютеров «Уайатт\Хейэс», и версия, пущенная в эфир. В файлах также содержится представленный «Воинами СемиоТех» анализ различий между ними.

    Расхождения между версиями сводятся к усилению интонаций и подчеркиванию мимики и языка жестов миссис Бойер. Зрители, просмотревшие исходную версию, позиционируют выступление миссис Бойер как хорошее, те же, кто посмотрел отредактированную версию, оценивают ее выступление как превосходное, называют ее речь чрезвычайно динамичной и убедительной. «Воины СемиоТех» пришли к выводу, что «УайатДХейэс» разработало новое программное обеспечение, способное настраивать паралингвистические сигналы для максимизации эмоциональной реакции зрителей. Это разительно увеличивает эффективность записанных презентаций, особенно если их смотрят через очки виртуальности, и использование этого программного обеспечения в передаче НЭН, вероятно, привело к тому, что многие сторонники проекта калли-агнозии проголосовали против него.


    * * *

    Уолтер Лэмберт, президент «Национальной Ассоциации Каллиагнозии»:

    За всю мою карьеру я встретил всего несколько человек, которые обладали такой харизмой, какую проявила в своем выступлении миссис Бойер. Подобные люди испускают особое искажающее реальность поле, которое позволяет им убедить вас почти в чем угодно. Вас возбуждает одно их присутствие, вы готовы вытащить бумажник или согласиться на все, что бы они ни попросили. Только потом вы вспоминаете свои невысказанные возражения, но к тому времени чаще всего уже слишком поздно. Меня поистине пугает перспектива того, что у корпораций появится возможность создавать подобный эффект с помощью нового программного обеспечения.

    По сути, это еще одна форма сверхнормальной стимуляции наподобие безупречной красоты, только еще более опасная. У нас есть защита против красоты, но «УайатДХейэс» вывела ситуацию на следующий уровень. И защитить себя от этого типа «обработки» будет гораздо труднее.

    Существует разновидность тональной агнозии, иначе еще называемая апросодия, которая не позволяет вам слышать интонации голоса: вы слышите только слова, и ничего больше. Есть также агнозия, которая мешает распознавать выражения лица. Если вы примете эти две, они защитят вас от подобных манипуляций, потому что вам придется расценивать речь только по ее содержанию, а подача останется для вас невидимой. Но я не могу их рекомендовать. Результат окажется совсем непохожим на капли. Если вы не можете слышать тон голоса или прочесть выражения лица, ваше общение с другими людьми будет ущербным. Получится разновидность высокофункционального аутизма. Ряд членов СРП из протеста принимают обе агнозии, но никто не ожидает, что их примеру последуют многие.

    Итак, это означает, что как только новое программное обеспечение получит широкое распространение, мы будем подвергаться крайне убедительному воздействию рекламы всех мастей, от коммерческой до политической, от пресс-релизов до проповедников. Мы станем слушать самые волнующие речи, какие только произносили политики или генералы за десятилетия. К этому программному обеспечению станут прибегать даже радикалы и культурные террористы, просто чтобы не отставать от истеблишмента. Как только это программное обеспечение распространится достаточно широко, его станут использовать даже в киноиндустрии: способности самого актера утратят свое значение, потому что игра всех и каждого сделается поразительной.

    Случится то же, что случилось с красотой: наша среда станет насыщена этими сверхнормальными стимулами, и они начнут воздействовать на наше взаимодействие с реальными людьми. Когда каждый диктор новостей будет обладать харизмой Уинстона Черчилля или Мартина Лютера Кинга, мы станем воспринимать обычных людей со средним использованием паралингвистических сигналов как пустых и неубедительных. Нас перестанут удовлетворять те люди, с которыми мы сталкиваемся в реальной жизни, поскольку они будут не столь притягательными, как. проекции, которые мы видим через очки виртуальности.

    Могу только надеяться, что на рынок как можно скорее выбросят очки для перепрограммирования «нейростата». Тогда мы, может быть, сумеем побудить людей подключать себе все более жесткие агнозии, когда они смотрят видео. Это может стать единственным способом сохранить аутентичное человеческое общение. У нас нет иного выхода, если мы хотим спасти нашу эмоциональную реакцию на реальную жизнь.



    Геймера Лайонс:

    Знаю, как это может прозвучать, но... ну, я подумываю снова включить себе калли.

    Отчасти это из-за той передачи НЭН. Нет, я не собираюсь включать себе калли только потому, что компании макияжа не хотят, чтобы она у нас была, и что я на них зла. Дело не в этом. Но объяснить это непросто.

    Я действительно на них зла, потому что они прибегли к трюку, чтобы Манипулировать людьми, и вели нечестную игру. Но я вдруг сообразила, что и сама то же самое попыталась сделать с Гарреттом. Или, во всяком случае, хотела. Я попробовала использовать мою красоту, чтобы его вернуть. И отчасти это тоже нечестная игра.

    Да нет, я не такая дурная, как рекламодатели! Я люблю Гарретта, а они просто хотят делать деньги. Но помните, как я говорила, что красота своего рода магическое заклинание? Она дает тебе преимущество, и, думаю, очень просто использовать такой дар во вред. А калли наделяет тебя иммунитетом от подобного колдовства. Поэтому мне, наверное, не следует сердиться, что у Гарретта будет иммунитет, ведь мне не следовало бы пытаться получить преимущество. Если он ко мне вернется, я хочу играть честно, чтобы он любил меня ради меня самой.

    Знаю, мне не обязательно включать калли только потому, что он включил свою. Мне, правда, было приятно и интересно видеть, как выглядят разные лица. Но если у Гарретта будет иммунитет, мне кажется, что и у меня он должен быть тоже. Чтобы мы были на равных, понимаете? И если мы снова будем вместе, мы, может быть, заведем себе новые очки виртуальности, о которых все сейчас говорят. Тогда мы сможем отключать калли, когда останемся вдвоем.

    И, наверное, калли правда нужна и по другим причинам. Компании просто пытаются создать в нас потребности, которых мы не испытывали бы, если бы они вели честную игру, а мне это не нравится. Если меня ослепит какая-то реклама, то пусть это будет, когда у меня будет для этого настроение, а не когда они выплеснут ее на меня. А вот остальные агнозии, как, например, тональную, я себе заводить на собираюсь, во всяком случае, пока. Может быть, потом, когда появятся новые очки.

    Это не означает, что я согласилась с моими родителями, которые заставили меня расти с калли. Я по-прежнему считаю, что они не правы. Они полагали, что, избавившись от красоты, смогут создать утопию, а я в это совсем не верю. Проблема не в красоте, а в том, как люди используют ее во вред. И вот тут-то нам и поможет калли: она создает броню от красоты. Не знаю, может быть, когда мои родители были молоды, такой проблемы не возникало. Но нам-то приходится ее решать.


Примечание автора

Как-то психологи провели эксперимент: оста­вили в аэропорту фальшивую анкету-заявление в колледж, будто бы забытую пассажиром. Ответы в анкете всегда были одни и те же, но фотографии якобы заявителей были разные. Оказалось, что люди охотнее пересылают анкеты тогда, когда зая­витель обладает привлекательной внешностью. Ве­роятно, это неудивительно, зато хорошо иллюстри­рует, насколько на нас влияет внешнее впечатле­ние: привлекательные имеют преимущество даже в том случае, если мы с ними никогда не свидимся.

    Но любая дискуссия о преимуществах красоты обычно сопровождается дискуссией о ее бремени. Я не сомневаюсь, что у красоты есть обратная сторона, но это как у всего на свете. Почему люди более сочув­ственно относятся к мысли об обременяющей красо­те, чем к мысли об обременяющем богатстве? Да потому, что здесь снова сказывается волшебство кра­соты: даже при обсуждении ее теневых сторон она дает преимущество своим обладателям.

    Я думаю, что физическая красота будет актуаль­ной до тех пор, пока у нас есть тела и глаза. Но если станет когда-нибудь возможной каллиагнозия, я лично готов дать ей шанс.