"Не верь глазам своим" - читать интересную книгу автора (Уайт Кейт)

Кейт Уайт Не верь глазам своим

1

Не верь глазам своим.

Основной недостаток речевых штампов — в заезженности, которая мешает нам воспринимать их истинный смысл. А иногда стоит призадуматься. Я-то знаю. Однажды жарким влажным летом в городе Нью-Йорке именно этот штамп поставил мне жирную печать на задницу, и не одну.

Сначала я по глупости пропустила удар в слабое место. В конце мая, в среду, Кэт Джонс, моя начальница в редакции журнала «Глосс», пригласила меня в ресторан. В том, что она решила угостить меня ужином, нет ничего странного: помимо деловых отношений, мы подруги. Однако Кэт выбрала самое неприметное заведеньице в Гринич-Виллидж и назначила время — без пятнадцати семь. Вот когда следовало насторожиться. Как сказала одна моя знакомая, если твой парень предлагает встретиться в немодном кафе до семи вечера, то он стопроцентно собирается заявить, что влюблен в другую, и смотаться до того, как ты в слезах падешь к его ногам. Кто же знал, что такое относится и к начальству?..

И все же я подозревала, что ужин будет скорее деловым, чем личным. Уже несколько лет у меня контракт с «Глоссом» на написание восьми — десяти криминальных или развлекательных очерков в год. Кэт взяла меня на работу сразу, как устроилась в редакцию и решила превратить «Глосс» из пресного женского журнала во второе «Космо» для замужних цыпочек. Я всегда сама выбирала тему и получала зеленый свет. Однако в последнее время мои идеи непрестанно тормозились непонятно почему. К примеру, две недели назад я предложила статью о молодой матери, которая вышла на утреннюю пробежку и не вернулась. Подозрение пало на супруга, а оказалось, что дамочка сама замешана в тайной любовной связи, а он тут ни при чем. Кэт запорола очерк с комментарием: «Меня та-а-ак утомляют пропащие жены». Я чуть не выпалила: «Скажи это про семью Лэси Петерсон!», однако сдержалась. Шестое чувство подсказывало мне, что Кэт пригласила меня на ужин, чтобы просветить, какие криминальные истории не вгоняют ее в сон.

Я приехала в ресторан первой: с Кэт всегда так. Зато у меня появилась лишняя минутка отдышаться. Это был французский ресторанчик в деревенском стиле на Макдутлас-стрит в Гринич-Виллидж. Я заказала розовое вино, соответствующее погоде и декорациям. Вместе с каждым новым посетителем сюда врывался нежный весенний ветерок, предвещая хорошее лето.

Я жаждала сладострастного лета. В январе я рассталась с парнем, который глубоко запал мне в душу. И хотя не хотелось завязывать серьезные отношения, какая жизнь без романтических приключений! В конце зимы я ненадолго увлеклась двадцатилетним парнем (на десять лет меня младше) — он работал в модельном бизнесе. Вскоре мой новый приятель переехал в Лос-Анджелес. Потом пошла мелкая пожива, если не считать четырех настоятельных звонков от бывшего поклонника из Брауна, который стал таким занудой, что иногда приходится просить его заткнуться. Я женщина видная — метр семьдесят, в меру стройная, с белокурыми волосами, ниспадающими чуть ниже подбородка. Найти мужчину для меня не проблема. Затянувшийся период воздержания должен кончиться, поскольку наступает лето — сезон легкого обольщения.

Кэт неспешно вошла в ресторан с десятиминутным опозданием, и все повернули головы в ее сторону. Ей далеко за тридцать, но она по-прежнему шикарная блондинка с длинными волосами, голубыми глазами и пухлыми губками, которые всегда в моде, если только не намалеваны кирпично-красным или темно-лиловым. В обтягивающих бирюзовых брюках и золотисто-бирюзовой блузе с вышивкой она выглядела так, словно попала сюда прямиком из крепости Касбах.

— Извини, я опоздала, — сказала она и опустилась в кресло. — Производственный кризис.

— Надеюсь, уже урегулирован?

— К сожалению, нет. У меня серьезные проблемы с новым автором странички красоты. Плод ее стараний не увлекательнее инструкции к DVD-проигрывателю. И мозги у нее не работают.

— Что она натворила на этот раз?

— Оформила себе командировку в Париж, не согласовав со мной.

— Правда? — Я из вежливости изобразила заинтересованность. Мне на это плевать: с таким же успехом Кэт могла сообщить, что у нее мозоль на пятке. — Какие еще новости?

Не успела она ответить, как к нам подбежал официант. Кэт заказала бокал шардонне и попросила поскорее принести меню. Гм. Что за нетерпение? Куда так спешить? Интересно, не случилось ли чего?

— Так на чем мы остановились? — спросила Кэт, когда официант отошел.

— Я спрашивала, какие еще новости.

— Да как обычно, — рассеянно ответила она. — В последнее время везде кавардак.

— Как там Тайлер? — вспомнила я про ее сынишку.

— Прекрасно, прекрасно. На прошлой неделе перестала водить его в детский сад. Тайлера оформили в школу, несмотря на то что месяц назад он укусил двух мальчиков. Странно, что их родители не потребовали от нас справку о прививке от бешенства. А ты как? Собираешься летом ехать к матери на Кейп-Код?

— Да, навещу ее пару раз, на выходных. Там будут оба брата с женами. С ними я чувствую себя пятым колесом в телеге, хотя они из кожи вон лезут меня развлекать.

— Так, значит, ты пока не влюблена до безумия?

— Нет, оно и хорошо. Этим летом мне хватит поверхностного увлечения.

— Правильно. Тебе едва за тридцать, и впереди достаточно времени, чтобы подумать о серьезных отношениях. Почитаем меню?

О да! Что-то явно не в порядке. Кэт так торопит события, что, того и гляди, попросит официанта ввести мне зонд искусственного кормления. Как только мы сделали заказ, я решила взять быка за рога.

— Что-нибудь случилось, Кэт? — спросила я. — Сдается мне, ты что-то затеяла.

Кэт молча уставилась на скатерть. Тут я заметила, что она чертовски напряжена.

— В чем дело, Кэт? — повторила я. — У тебя проблемы?

— Нет, не совсем. Бейли, у меня плохие новости, мне так сложно об этом говорить.

Когда она подняла взгляд, в уголке левого глаза блеснула слеза.

— Снова повис вопрос о замужестве? — предположила я.

— Нет, со мной все в порядке, — сказала она. — Это касается тебя.

— Меня?! — удивленно воскликнула я. Не имея понятия, о чем пойдет речь, я почувствовала прилив необъяснимой паники, словно служащий в аэропорту спросил, свой ли я забрала багаж. — Что? Что стряслось?

— Позволь начать сначала, — попросила она после глубокого вдоха и поправила столовый прибор. — Уверена, ты давно уловила по моему настроению, что «Глосс» не пользуется сногсшибательным успехом. Сперва я винила отдел кадров, будто они не смогли подобрать мне нужных людей. А потом поняла, что проблема глубже. Когда я взялась за дело, то представляла «Глосс» веселым, пикантным и сладострастным, полным самых важных событий в жизни молодой замужней женщины. Я хотела, чтобы журнал заряжал энергией. И это прекрасно получалось до поры до времени.

Она замолчала и отпила вина. Я начала догадываться, куда зайдет разговор.

— Я проводила исследования — опросы в группах, по телефону. На это ушла куча сил и стараний, но не напрасно. Теперь у меня есть ответ на волнующий вопрос. Стало совершенно ясно, что мир меняется, женщины меняются и необходимо сменить направление нашего журнала.

— На какое именно? — поинтересовалась я.

Голос мой поднялся до писка, какой издает выключенный чайник, когда из него со свистом вырывается последний выплеск пара.

— Мне кажется, что отныне «Глосс» должен не заряжать, а ублажать.

— Ублажать? — переспросила я и чуть не захлебнулась. — Ты имеешь в виду нечто вроде ароматерапии и счастья от восхода солнца?

— Представь себе, да. Женщины постоянно находятся под гнетом и нуждаются в спасении от него. В нашем журнале должны быть очерки, которые помогают справиться со стрессом. Послушай, Бейли, мне самой это жутко не нравится. Ты достаточно хорошо меня знаешь. Я закипаю при одном упоминании о таких вещах, как фэн-шуй. Но я вынуждена сражаться за место под солнцем.

— И как я впишусь в новый сценарий?

Мой страх разрастался подобно сухой губке, опущенной в воду.

— Мне так сложно говорить тебе об этом, Бейли. Сама знаешь, как ты дорога мне. К тому же я считаю, что у тебя исключительный писательский дар. Придется убрать из журнала криминальные истории. В последнее время я отклоняла твои идеи. Они замечательные, как и раньше. Просто не могу представить, как они вольются в общую картину, которая теперь у меня в голове. Нельзя же перелистывать страницу за страницей о безмятежной жизни и напороться вдруг на то, как муж раздробил жене череп столярным молотком и утопил тело в озере Мичиган.

На днях я засунула нос куда не надо и узнала, что тираж «Глосса» далеко не зашкаливает. Вероятно, на Кэт давило начальство. У меня даже проскользнула мысль, что настанет день, и Кэт потеряет место, а я тогда лишусь лакомого заработка свободного художника. Но я и предположить не могла, что ветер перемен подует так скоро.

— А как же мои развлекательные очерки? — замялась я.

— Мне очень хотелось оставить их. — Кэт одарила меня жалостливым взглядом. — Я долго размышляла, как их вместить, но они противоречат моей задумке. «Глосс» должен стать визуальным. Картинки сегодня говорят больше, чем слова. Конечно, журнал не будет состоять из одних фотографий, но статьи станут короче… и мягче.

Слова Кэт привели меня в оцепенение. С тем же успехом она могла объявить, что только что написала обзорную статью для «Таймс» в поддержку теории креационизма. Я была настолько ошеломлена, что не могла ничего ответить.

— Не беспокойся, — с улыбкой продолжила она. — По контракту у тебя осталось еще пять очерков, и я, конечно, выплачу тебе всю сумму.

— А что потом?

— Бейли, ты разрываешь мне сердце. «Глосс» переживает серьезный кризис, и я должна его преодолеть. Если не смогу я, на мое место поставят того, кто сможет.

Несколько секунд мой гнев набирал обороты, но я сдержалась. Какой смысл злиться на Кэт? Ей ведь искренне жаль, и ее положение шатко. Только мне от этого ничуть не легче. Я расстроена, уязвлена и даже, как ни странно, унижена, словно мне предъявили уведомление об увольнении и попросили освободить рабочий стол за полчаса.

Принесли блюда, и мы стали клевать с тарелок. Кэт попыталась воздать должное моему сочинительству, но я попросила сменить тему. Однако найти другую оказалось не легче, чем затерянный мир Конан Дойла. Мы обе чуть ли не залпом выпили кофе, и, когда она предложила подбросить меня домой, я солгала, что мне нужно зайти кое-куда по пути.

— У меня идея, — сказала Кэт, стоя на тротуаре около своего черного «линкольна». — Ты хотела бы писать очерки иного толка?

Я невольно ухмыльнулась.

— Что-то типа «Как улучшить вашу ауру»? Нет, не думаю. Спасибо за предложение.

— Бейли, мне жаль, мне очень жаль, — повторяла она.

— Знаю, — ответила я. — Извини, если в моем тоне звучала нотка сарказма. Просто ты загнала меня в тупик.

Привыкший спасать Кэт из неловких ситуаций шофер выпрыгнул из автомобиля и открыл дверцу. Она скользнула внутрь и помахала мне на прощание рукой. Когда машина беззвучно покатила по Макдутал-стрит, я подумала: «Конечно, она не хочет рисковать своей работой в „Глоссе“. И не дай Бог, чтобы ей пришлось когда-либо садиться в такси вместо „линкольна“».

Буквально крадучись, я пошла домой через Гринич-Виллидж, как ребенок, которого выгнали из песочницы, обнаружив у него вшей. Через пятнадцать минут я уже была у дома на углу Девятой улицы и Бродвея. Короткая прогулка помогла мне оценить мою новую участь.

С финансовой точки зрения положение не такое уж и плачевное. Денежный вопрос начал волновать меня с тех пор, как мой бывший муж Аноним Прохиндей проиграл в карты немалую часть наших общих сбережений и заложил некоторые мои драгоценности. Ну да со мной все будет в порядке. Помимо «Глосса», я пишу для других журналов, и там меня ценят. К счастью, есть еще резервный источник дохода. Отец умер, когда мне было двенадцать, и оставил небольшую доверительную собственность, от которой каждый год капают проценты. Сумма, конечно, не та, чтобы поравняться с сестрами Хилтон, но вполне покрывает основные расходы: плату за однокомнатную квартиру в Гринич-Виллидж и за гараж для моего джипа.

С чем мне придется распрощаться, так это с вещичками, которыми я себя баловала благодаря контракту с «Глоссом»: начиная от прелестных туфелек и капуччино и заканчивая массажем по субботам. Я привыкла к ним, привязалась, как женщины, которые получают оргазм исключительно от вибратора «Мистер Блю».

Мне будет не хватать офиса — места, где можно пообщаться с коллегами. И к ужасу своему, я вспомнила еще одну вещь. Осенью одно мелкое издательство обещало опубликовать сборник моих криминальных очерков, а теперь у меня не будет поддержки «Глосса». И что напишут на обложке? «Бейли Уэггинс — фрилансер, которая работает, не вылезая из дому. В свободное от творчества время она исследует свои карманы в поисках мелочи». Кэт даже обещала помочь с раскруткой, ведь большинство статей сначала появились в «Глоссе». Теперь придется положиться на крошечный и провальный рекламный отдел самого издательства. Один знакомый сказал, их последнее достижение — пара строк в «Тудей» про книгу о лидерских качествах Маргарет Тэтчер.

Войдя в квартиру, я достала из холодильника последнюю банку пива и взглянула на календарь на карманном компьютере. Впереди довольно напряженная неделя, но надо выкроить время для встреч с редакторами, чтобы выяснить, не требуется ли где внештатный автор. Совсем забыла, завтра вечером у меня «стрелка» с Робби Хартом, старым другом из «Джета», журнала, где я работала до «Глосса» и где познакомилась с Кэт. Робби постоянно висит в Сети — он идеальный человек для решения любых проблем.

Как и следовало ожидать, разговор с Робби явился верным и последним шагом на пути к трудоустройству.

Местом для встречи он выбрал винный бар в Южном Ист-Сайде. Когда я приехала, Робби уже сидел за столом, одетый, как обычно, в клетчатую хлопковую рубашку с потайными пуговицами, из-под которой выглядывала белая майка. Можно вытащить человека из Огайо, но нельзя вытащить Огайо из человека. Завидев меня, он приподнялся и засиял своей зубастой улыбкой. Робби никогда не был мистер Стройняга, а когда мы обнялись, я ощутила, что с нашей последней встречи он прибавил в весе.

— Ого, как я рад тебя видеть, — сказал он. — Столько времени прошло.

— Да, действительно. Я соскучилась.

К нам не спеша подошел официант, и я попросила бокал каберне.

— Милая прическа, — отметил Робби. — Я едва тебя узнал.

— Спасибо. Решила отрастить волосы. Вот посмотришь — как только они достигнут той длины, чтобы заколоть в небрежный пучок, так сразу потеряют форму.

— Ну, по крайней мере тебе есть что растить, — сказал он.

Робби был абсолютно лыс, несмотря на то что был моим ровесником.

— Расскажи мне, как тебе в новой должности ? — попросила я. — Умираю от любопытства.

Робби работал в «Джете», пока журнал не прекратил свое существование, а затем от отчаяния пошел в издание для домохозяек, где распределял и писал статьи о знаменитостях на протяжении нескольких лет. Три месяца назад он устроился в «Базз» — рекордсмен по распространению сплетен об известных людях. Тираж «Базза» неумолимо падал, пока год назад бразды правления не попали в руки Моны Ходжес — гениального и пресловутого редактора, которая поистине умеет вдохнуть новую жизнь в пошатнувшееся предприятие. С тех пор количество продаж стремительно взлетело вверх, и недавно Мона заявила прессе, что сорок девять процентов ее читательниц предпочитают сексу с мужем провести вечер за чтением «Базза».

— Должен сказать, приятно работать в таком шикарном издании, — поделился он. — Раньше, когда люди узнавали, что я из журнала для домохозяек, обычно спрашивали рецепт курицы под чилийским соусом или совет, как вывести с одежды пятно от чернил. Но когда я представляюсь редактором «Базза», у всех отвисает челюсть.

— Завидую белой завистью, Робби, — сказала я и заметила, что в его глазах мелькнуло сомнение. — Что-то не так?

Он плотно сжал губы.

— С другой стороны, я иду к профессионализму по крутой извилистой дорожке, — признался он. — От меня все ждут изысканного и броского текста, а я в этом деле не ас. На днях цыпа за соседним столом написала статью про Хью Гранта — «в его голубых глазах отражается космос!» — почему я не могу написать так хорошо? Хотя, мне кажется, я начинаю улавливать, в чем секрет.

— Ты всегда работаешь допоздна? Я слышала, нелегалы в Камбодже надрываются меньше, чем сотрудники «Базза».

— Труднее всего по понедельникам, потому что в этот день надо сдавать статьи, — не стал скрывать Робби. — Иногда я засиживаюсь до пяти утра. Только во вторник можно уйти пораньше — день уходит на раскачку. А на неделе случается по-разному. Говорят, что скоро станет легче благодаря Моне.

— Ты пишешь для телепередач?

— В основном сюжеты для реалити-шоу. Склоки за кулисами. Насколько стервозны стервы? Кто кого трахает? Глава редакции на западном побережье высказался как-то, что нам следует поменять название журнала на «Кто в твоей койке? ». Полное дерьмо по сравнению с тем, чем я занимался раньше, ну да какая разница?

— Что ты хочешь этим сказать?

Ну, мы ведь пытались придать статьям о знаменитостях некую содержательность, но это гиблое дело, если учесть, с кем нам приходится работать. Я как-то предложил промоутеру одной звезды, чтобы интервью брала Майя Анжелу, и знаешь, что он мне ответил? Попросил показать ее клипы. Я громко рассмеялась.

— Понимаешь ли, — продолжил он, — есть планка, выше которой не прыгнешь.

— «Базз» иногда позволяет себе печатать непристойности, так?

— До всякой грязи опускается только раздел сплетен. Он называется «Клубничка». Никому не хочется попасть в их поле зрения. А в остальном журнал дерзкий, но не злобный.

— Ты рад, что переменил ориентир? — скептически спросила я, когда официант поставил перед нами напитки.

— В целом да. Это интересный опыт, и платят значительно больше. Я получил двадцатитысячную прибавку к окладу, которая оказалась очень кстати. Я хотел сообщить тебе лично, хотя это до сих пор секрет: мы с Броком подали заявление на усыновление ребенка.

— О, Робби, это чудесно, — поздравила я и пожала ему руку. — Из тебя получится замечательный отец.

Я была искренна. Робби — самый добрый и заботливый человек, с кем мне доводилось работать. Он всегда расстраивался, что, будучи гомосексуалистом, не может иметь детей.

— Спасибо, — сказал он и засиял. — Мне не терпится стать папашей. У Брока не слишком успешный бизнес, а если наше заявление рассмотрят, мне придется предъявить справку о стабильном доходе. Поэтому приходится мириться со всякими мелочами, лишь бы все получилось.

— Постой, ты же сказал, что идешь по извилистой к профессионализму.

— Типа того. Мне кажется, я начал подстраиваться под стиль, но меня напрягает, что статьи нужно сдавать каждую неделю. Если б у меня было больше времени, я бы мог отшлифовать работу, а так сдаю с недочетами и получаю обратно для бесконечных исправлений.

— С ней правда так сложно поладить, как поговаривают? — спросила я, имея в виду Мону Ходжес.

Хотя главный редактор и должен быть взыскателен, Мона славилась уникальной репутацией трудоголика. Ходили слухи, будто она хладнокровна, требовательна, сумасбродна и даже жестока. Некоторые считали, что она специально выбрала такую тактику, чтобы выделяться из толпы. Видимо, руководствуясь теорией, что дурная слава лучше, чем никакой. Предположительно она безумно завидовала Бонни Фуллер, редактору конкурирующего издания. У Бонни куда более примечательный послужной список по части поднятия рейтинга и улучшения качества. Пусть она дольше крутилась в этой сфере и у нее было предостаточно времени добиться успеха, Мона все равно злилась: так ей не терпелось получить признание. Тактика «плохой девочки», очевидно, должна была сократить путь к звездам, миновав тернии.

Робби закатил карие глаза.

— Ну, она может выйти из себя, если ей что-то не нравится. Я слышал, как она обругала курьера за то, что он оставил пакет не на том месте. Зато она гениальна в своем деле, и наши продажи подскочили выше крыши. У нее можно многому научиться. Мне бы только поднатореть писать как следует.

— Тебе психологически сложно?

— Да. И что хуже всего, я боролся со стрессом с помощью шоколада и чипсов «Читос». И теперь я такой толстый, что у меня выросла грудь. Когда люди узнают, что мы с Броком готовимся стать родителями, все решат, что я собираюсь рожать. Ну да хватит обо мне. Как у тебя дела?

— Неважнецки.

Я рассказала ему последние события и подробно описала мои переживания. Глаза Робби то и дело расширялись, челюсть отвисала. Уперев локти в стол, он разводил руками.

— Бог мой, я тут вспомнил, — сказал он, — для тебя есть отличная работа.

— Где?

— В журнале «Базз».

— Да ну?

— Только послушай, редакция решила более серьезно подойти к криминальным происшествиям в жизни звезд, а не подавать их на уровне сплетен. Сейчас ищут хорошего журналиста на контрактной основе. Я не подумал о тебе, поскольку у тебя контракт с «Глоссом» до конца года.

— Но разве знаменитости совершают скандальные преступления?

— Конечно! Каждую неделю кто-нибудь пытается выйти из универмага с сумочкой от Фенди под бюстгальтером или стреляет в жену из револьвера. Боже, ты идеально подходишь. К тому же, исходя из эгоистических соображений, мне необходимо, чтобы ты была рядом.

— Но мы только что обсуждали, как там нелегко.

Тебе будет проще, — заявил Робби. — Профессиональная журналистика приводит Мону в трепет. Это ее слабая сторона, поэтому она не станет спорить с тобой. Тебе не придется никого поливать. Ты будешь в удобном положении. И, насколько мне известно, криминалистику будет просматривать ее заместитель Нэш Нолан. Он только с виду задиристый, но на деле очень приличный человек. Пожалуйста, позволь мне устроить для тебя собеседование.

У меня голова шла кругом. Я представить себя не могла сотрудницей «Базза», но надо признать, меня эта мысль заинтриговала. Журнал пользуется неимоверной популярностью, и люди узнают мое имя — как раз перед публикацией первой книги. Такой плюс перевесит все минусы.

— Но я не очень внимательно слежу за жизнью звезд, — сказала я, изображая «адвоката дьявола».

— Ты узнаешь о них все необходимое за первую неделю на работе. Из них стоящих — всего тридцать человек, и тебе не обязательно запоминать фамилии. Ты когда-нибудь сталкивалась с Моной?

— Нет. Видела ее фотографию в «Пост», но лично не знакома.

— Слушай, что ты теряешь?

Терять мне было нечего.

— Хорошо, я приду на собеседование, — сказала я.

Робби засиял при моем согласии.

— Ты ей понравишься. Она пустит в ход все свои чары во время беседы — в разумных пределах, конечно, это же Мона. Тебе нужно быть готовой к двум вещам. Она наклонится вперед и будет слушать тебя, сверля взглядом. Когда я первый раз с ней общался, мне казалось, что она разглядывает поры на моей коже и вот-вот распорядится купить мне отшелушивающее средство. И она косоглазая, только на один глаз. Всегда смотри ей прямо в лицо. Не обращая внимания на косой глаз — это приводит ее в ярость.

Я позволила Робби назначить дату и время.

Это оказалась среда, сразу после выпивки с Робби. Офис «Базза», к моему удивлению, располагался в нескольких кварталах от «Глосса», на пересечении Бродвея и Пятидесятой улицы. Он занимал половину шестнадцатого этажа, а остальная часть была отведена под «Трек», новый музыкальный журнал, принадлежащий той же компании. Робби как-то сказал, что сотрудники «Базза» так быстро носятся по отделам, что могут сбить тебя с ног в приемной, подобно Джастину Тимберлейку.

Когда я поднялась на лифте, то увидела много суетливых людей в больших открытых помещениях. Выражения их умудренных опытом лиц ничуть не изменились, когда личная помощница руководителя повела меня к Моне. Хотя я чувствовала, что многие провожают меня взглядом. Видимо, некоторые подумали, не претендую ли я на их место.

Передняя стена кабинета Моны состояла полностью из стекла, но в тот день жалюзи были закрыты. Помощница попросила меня подождать. Через полуоткрытую дверь я слышала мужской и женский голоса.

— Даю тебе пару дней на просмотр, а потом решай сама, — сказал мужчина, приближаясь к двери. — И позвони Стэну как можно скорее.

Через несколько секунд мимо меня прошмыгнул низкий подтянутый мужчина лет пятидесяти в темном костюме. Я узнала в нем Тома Дикера, владельца компании. Его фотография появлялась в «Нью-Йорк пост» и «Дейли ньюс» не реже, чем лицо Моны. Едва я успела вспомнить его, как вышла сама Мона, одетая в чрезмерно обтягивающие черные брюки и неоново-желтый топ без рукавов, и пригласила меня в кабинет.

Робби оказался прав, она старательно пыталась очаровать собеседника. Добродушно улыбнулась, когда мы пожимали друг другу руки, хотя голос оставался безжизненным, с легким среднезападным акцентом. Робби не обманули насчет косого глаза. Когда он сбился в сторону, мне захотелось проследить, куда он смотрит, даже хуже, повернуть туда голову, поскольку создавалось такое впечатление, что кто-то пробрался в комнату и стоит у меня за плечом.

Я слышала, что люди высмеивают внешность Моны, однако лицо не было лишено привлекательности, особенно если учесть, что ей уже за сорок. Лишь блуждающий глаз портил общее впечатление. На талии небольшой жирок, что заметно только в таких вот узких штанах. А лучше всего смотрелись волосы — золотисто-каштановые и лоснящиеся, как шерсть породистого жеребца в кино. Правда, они были неудачно пострижены по последней моде, и локоны послойно устилали голову по кругу. Слишком густые для этой стрижки. Мона даже походила на дальнюю родственницу лешего.

Не приглашая меня присесть, она шлепнулась в кресло за столом, а я опустилась на сиденье напротив. Мона взглянула на стопку статей, которые я прислала с курьером, и подняла на меня глаза.

— Так что стряслось с вашим контрактом в «Глоссе»? — прямолинейно спросила она.

— Ничего, — ответила я. — Но «Глосс» решил слегка сменить направление, поэтому я заранее подыскиваю другие вакансии.

— Вы читаете «Базз»?

— Не регулярно, — призналась я. Шестое чувство подсказывало, что лучше Моне не врать. — Иногда я потворствую своему желанию открыть нечто вроде «Базза».

— Насколько мне известно, вы когда-то писали статьи для газет. Почему перешли на журналы?

— Мне нравилась скорость смены событий, которые освещаются в газетах, и соответствующий им темп работы, — сказала я. — Но там автор ограничен в стиле. Я изначально планировала получить опыт в описании новостей, а потом заняться журналистикой в периодике, где у писателя больше свободы.

Разве я не особенная? Мне хотелось кричать, как только слова слетели с губ. Не так просто наметить грань между умеренной саморекламой и грубым хвастовством.

Моне, однако, нравилось слушать, и мы переключились на обсуждение моей биографии. Затем она быстро описала, что включает в себя работа. Ей был нужен человек, который писал бы очерки и одновременно редактировал статьи других журналистов. Она неизменно тянулась ко мне чуть ли не впритык и внимательно смотрела в лицо, как Робби и предупреждал. Она пялилась, даже когда говорила, словно никогда не слышала о неписаном законе периодически отводить взгляд в сторону, чтобы не просверлить им собеседника.

— Вы неплохо пишете, — наконец сказала Мона, прислонившись к спинке кресла. — Как раз необходимый нам уровень. Однако у вас нет никакого опыта в описании знаменитостей. Скажите, с чего это мне следует взять именно вас?

— Я считаю, что отсутствие опыта касательно знаменитостей только сыграет на руку, — сказала я. — Полицейские и эксперты отнесутся ко мне серьезнее, чем к человеку, который освещает присуждение музыкальных премий на «Эм-ти-ви». К тому же я могла бы подобрать историям правильный контекст. К примеру, недавно одного певца избила жена, найдя его в стриптиз-баре, и попала в тюрьму. «Базз» осветил этот сюжет с таким удивлением, словно за всю историю человечества жена впервые побила мужа. Однако есть результаты исследований, которые свидетельствуют, что многие женщины бросаются с кулаками на своих мужей, и в современном обществе это серьезная проблема. Такая информация вызвала бы у читателей дополнительный интерес. Плюс ко всему, — добавила я, — если мне понадобится выйти на какую-нибудь знаменитость, у вас достаточно людей, которые мне в этом помогут.

Обдумывая сказанное, Мона смотрела на меня из-за стола — по крайней мере один глаз точно смотрел. Я заставила себя сфокусировать взгляд у нее на носу и всем видом показать, что работа мне не очень-то нужна. Наконец Мона поднялась и сказала, что сообщит мне о своем решении позже.

Через два дня мне позвонил Нэш, представился и назначил деловую встречу, сообщив, что меня приняли. Мне дадут предварительный гонорар, и я буду освещать основные криминальные события в Нью-Йорке и иногда редактировать мелкие происшествия, подготовленные штатными сотрудниками. Если произойдет крупное преступление на Западе, я могу или сама полететь в Лос-Анджелес, или переработать информацию репортеров. У меня будет стол в кабинете, где мне необходимо появляться два-три раза в неделю. Когда я войду в курс дела, то буду работать в основном с Нэшем. Я согласилась.

Не буду отрицать, что я с большим наслаждением позвонила Кэт и сообщила новость.

— Звезды и криминал? — переспросила она, пытаясь изобразить любопытство. — Это про то, как они воруют одежду с фотосессий, или как им впрыскивают в губы слишком много коллагена?

Кэт редко направляла на меня свой сарказм, но я не стала обижаться, зная, насколько противоречивые эмоции она испытывает из-за моего ухода.

Я пришла в «Базз» в следующую среду. Планировка в редакции была интересная. У всех кабинетов спереди стеклянная стена, и половина из них выходила на отгороженные столы с компьютерами. Остальные кабинеты шли вдоль коридоров в задней части этажа. Значительная часть территории отводилась под производственный отдел; секция поменьше, из двенадцати компьютеризированных рабочих мест, располагалась ближе к приемной. Ее занимали журналисты и писатели. По неизвестной причине она шутливо называлась «чрево».

Кабинет Моны располагался в самом конце открытого помещения, прилегая к отделу художественного оформления и так называемой Интерн-Виллидж, где заторможенные студенты транскрибировали записи и следили за разворачивающимися в Интернете сплетнями на таких сайтах, как Gawker.com.

Как фрилансеру, мне не довелось получить отдельный кабинет. Мне отвели рабочее место в «чреве». Там стояло четыре стола, которые занимали разношерстные сотрудники. Непосредственно рядом со мной, за серой перегородкой до уровня головы, сидела дружелюбная с виду писательница по имени Джесси Пендерграсс, в возрасте около тридцати, как мне показалось. Прямо за нами был еще один автор, Райан Фостер, с фоторедактором Лео, который, очевидно, целыми днями напролет просматривал снимки папарацци. Ведя меня вдоль по коридору показать столовую, Джесси рассказала, что недавно перешла из «Клубнички» на музыкальную страницу и не получит кабинета, пока ее не продвинут до редактора. Лео, оказывается, должен находиться в отделе оформления, но там не хватило места, а Райан, как и она сама, пока еще не поднялся высоко по карьерной лестнице.

— Рядом с ними приятно работать? — спросила я с мыслью, что уединения мне не видать.

— Лео всегда замыкается в себе, — по секрету сообщила она. — Раньше он был общительнее, но когда начал заниматься обнаженной йогой в гей-группе, совсем замкнулся. Райан — нелюдим. Если тебе удастся найти к нему подход, обязательно поделись со мной.

Дизайн в комнатах был незамысловатый: белые стены, серые ковры и серые перегородки, хотя сотрудники пытались придать им уют, расклеив плакаты и поставив разные памятные вещи. Женщины составляли около шестидесяти процентов персонала, и десять из них повесили у себя изображение Джонни Деппа, взирающего на них задушевным взглядом. В глазах рябило от разбросанных повсюду журналов. На столах, стульях, даже на полу валялись номера не только «Базза», но и основных конкурентов — журналов «Пипл» и «Ю-Эс уикли», а также «Стар», «Нэшнлинкуаирер» и «Глоуб». Их беспрестанно перелистывали в поиске информации.

Больше всего меня поразил уровень шума. Здесь было намного громче, чем в «Глоссе», и создавалось такое впечатление, что журналисты пишут о войне или президентских выборах.

На протяжении часа Ли, личная помощница Нэша, показывала мне, как работать с компьютером. Я это сама знаю, но не помешает освежить навыки. Нэш сказал, что встретится со мной после планерки, проводимой ежедневно в одиннадцать, поэтому еще час я провела над огромной кипой старых номеров «Базза», проникаясь стилем повествования. Вряд ли я стану употреблять такие слова, как «гламур», «побрякушки», но от высокопарного тона придется отказаться. Просмотрела последние сплетни, фотокопии всего: от британской бульварной прессы до сайта People.com. Узнала о Камиле Паркер-Боулз больше, чем хотела.

Временами я поглядывала, не пришла ли Мона, но в ее кабинете стабильно не горел свет. Потом случайно услышала, что она снимается на телевизионной передаче и вернется около обеда.

Пятнадцать минут прошло после ежедневной планерки, на которой менеджер-редактор с суровым лицом («У него прозвище — Кесарь», — прошептала мне Джесси) рассказал, на какой стадии к завершению находится та или иная статья. По дороге обратно в «чрево» Джесси поведала мне, что Мона старается проводить отдельные собрания в узком кругу авторов и редакторов для подборки свежих идей, но время не всегда позволяет. Статья на обложку обсуждается только весьма высокопоставленными сотрудниками и почему-то держится в секрете до самого выпуска.

Наконец приехала Мона и протопала мимо «чрева» с крайне усталым, измученным видом, какой бывает, когда узнаешь, что твою машину увез эвакуатор. Через десять минут она вынырнула из своего кабинета с несколькими страничками какой-то рукописи, и мне даже показалось, что она направляется в мою сторону. Но Мона свернула в кабинет прямо передо мной.

— Как можно писать такую идиотскую передовицу? ! — провизжала она еще в дверях. Я от удивления чуть не свалилась со стула. — Это же полная тупость, — продолжила Мона. — Да всем плевать на Мэддркса и его последнюю стрижку! Читатели хотят знать, с кем сошлась Анджелина.

Ого. Робби предупреждал, что главный редактор бывает грубовата, но не говорил, что она сущая дьяволица.

Я втянула шею и опустила глаза, Мона развернулась и полетела прямо на меня. Моим единственным желанием было спрятаться под стол.

— Почему вас поместили здесь? — спросила она, приблизившись вплотную.

— Видимо, больше нет свободных мест, но меня вполне устраивает! — выпалила я. Все вокруг уткнулись в мониторы, словно вошел волк или полицейская собака: лучше не смотреть хищнику в глаза, чтобы не спровоцировать нападение.

— Располагайтесь, — сказала она, пожала плечами и отошла.

После обеда заместитель редактора прислала мне электронное сообщение, что в Майами телезвезда из реалити-шоу по имени Достон Холфилд появился в общественном месте в непристойном виде и против него выдвинуто обвинение. Она попросила меня осветить эту историю вместе с Робби. У меня есть некоторые связи в Майами. Робби позвонил туда, пока я ела сандвич в его кабинете.

— Вот дает, — сказал он, вешая трубку. — Этот Холфилд покрутил членом перед полицейским и попросил называть его Брутусом. Я придумал идеальный заголовок.

— Выкладывай.

— «Достон Холфилд думает головкой».

— Вот видишь. Ты можешь здорово писать, — похвалила я.

— Кстати, как у тебя дела? — спросил Робби.

— Хорошо, — ответила я и выдавила улыбку. — Я понимаю, что нахожусь не в Канзасе, но надеюсь скоро привыкнуть.

В тот день я больше не сталкивалась с Моной Ходжес, хотя постоянно следила, где она находится. Каждый раз, когда дьяволица выходила из кабинета, все ждали, что обрушится ураган. Она заглянула в отдел оформления, требуя внести изменения в макет, пожаловалась на кого-то Нэшу прямо в дверях, подошла к нескольким авторам и швырнула им на стол очерки. Около двух я заметила, как она раздраженно размахивает руками перед своей помощницей. Они стояли за стеклянной стеной, отделявшей отдел оформления. Джесси подкатила ко мне на стуле.

— Знаешь, отчего сыр-бор? — прошептала она.

— Кто-то придумал скучный заголовок?

— Нет, скорее всего речь идет о салате с курицей. Мона ест его каждый день в два часа. Если сельдерея оказывается больше тридцати пяти процентов, катятся головы.

У меня не было слов. Во что я ввязалась? Вот так дела. Оказалось, это еще цветочки. В полседьмого Мона вышла из кабинета, упакованная, как итальянская сосиска, в оранжевое вечернее платье от Дольче и Габбаны, и попросила помощника редактора нанести тональный крем на экзему у себя на спине. Я едва не поперхнулась.

— О Боже, — пробормотала я, — с ней тут можно в ящик сыграть!

Через шесть недель, к моему ужасу, именно это и произошло, но не со мной.