"М.А.Булгаков. Китайская история" - читать интересную книгу автора

Ходю, как бритвой, резнуло внутри, и он решил, что опять он поедет
через огромные пространства. Ехать - как? Есть - что? Как-нибудь.
Китай-са... Пусти ваг-о-о-н.
За углом зубчатой громады высоко заиграла колокольная музыка. Колокола
лепетали невнятно, вперебой, но все же было очевидно, что они хотят сыграть
складно и победоносно какую-то мелодию. Ходя затопал за угол и, посмотрев
вдаль и вверх, убедился, что музыка происходит из круглых черных часов с
золотыми стрелками, на серой длинной башне. Часы поиграли, поиграли и
смолкли. Ходя глубоко вздохнул, проводил взглядом тарахтящую ободранную
мотоциклетку, въехавшую прямо в башню, глубже надвинул шапку и ушел в
неизвестном направлении.


II
ЧЕРНЫЙ ДЫМ. ХРУСТАЛЬНЫЙ ЗАЛ

Вечером ходя оказался далеко, далеко от черных часов с музыкальным
фокусом и серых бойниц. На грязной окраине в двухэтажном домике во втором
проходном дворе, за которым непосредственно открывался покрытый полосами
гниющего серого снега и осколками битого рыжего кирпича пустырь. В
последней комнатке по вонючему коридору, за дверью, обитой рваной в клочья
клеенкой, в печурке красноватым зловещим пла-(*451)менем горели дрова.
Перед заслонкой с огненными круглыми дырочками на корточках сидел очень
пожилой китаец. Ему было лет 55, а может быть, и восемьдесят. Лицо у него
было как кора, и глаза, когда китаец открывал заслонку, казались злыми, как
у демона, а когда закрывал - печальными, глубокими и холодными. Ходя сидел
на засаленном лоскутном одеяле на погнувшейся складной кровати, в которой
жили смелые и крупные клопы, испуганно и настороженно смотрел, как
колышутся и расхаживают по закопченному потолку красные и черные тени,
часто передергивал лопатками, засовывал руку за ворот, яростно чесался и
слушал, что рассказывает старый китаец.
Старик надувал щеки, дул в печку и тер кулаками глаза, когда в них
залезал едкий дым. В такие моменты рассказ прерывался. Затем китаец
захлопывал заслонку, потухал в тени и говорил на никому, кроме ходи, не
понятном языке.
Из слов старого китаезы выходило что-то чрезвычайно унылое и короткое.
По-русски было бы так: хлеб - нет. Никакой - нет. Сам - голодный.
Торговать - нет и нет. Кокаин - мало есть. Опиум - нет. Последнее старый
хитрый китай особенно подчеркнул. Нет опиума. Опиума - нет, нет. Горе, но
опиума нет. Старые китайские глаза при этом совершенно прятались в раскосые
щели, и огни из печки не могли пробить их таинственную глубину.
- Что есть? - Ходя спросил отчаянно и судорожно пошевелил плечами.
- Есть? - Было, конечно, кое-что, но все такое, от чего лучше и
отказаться.- Холодно - есть. Чека ловила - есть. Ударили ножом на пустыре
за пакет с кокаином. Отнимал убийца, негодяй - Настькин сволочь.
Старый ткнул пальцем в тонкую стену. Ходя, прислушавшись, разобрал
сиплый женский смех, какое-то шипенье и клокотание.
- Самогон - есть.
Так пояснил старик и, откинув рукав засаленной кофты, показал на
желтом предплечье, перевитом узловатыми жилами, косой свежий трехвершковый