"Буало Нарсежак. В заколдованном лесу" - читать интересную книгу автора

тебе своими мольбами! Как я просил тебя либо излечить мою
родительницу, либо же дать нам возможность обоим умереть
друг подле друга! Как я заклинал тебя в моменты помутнения
рассудка уничтожить эту проклятую семью Эрбо, которая
вследствие какого-то странного психического расстройства
моего переутомленного разума превращалась в образ
торжествующего беззакония. Тогда я еще не знал, о
Всемогущий Боже, что ты удовлетворишь мою просьбу так жутко
и непредвиденно для меня самого.
Незаметно и тихо год назад моя мать угасла. Испуская
свой последний вздох, она сжала мою руку в своей и голосом,
который я никогда не забуду, прошептала:
- Поклянись!
И я поклялся посвятить себя изгнанию нуворишей Эрбо из
колыбели нашего рода. Затем, преисполненный отчаяния, одним
прекрасным утром я сел на шхуну, направлявшуюся в Кале. Не
стану описывать охватившее меня волнение на родной земле,
замечу лишь, что мое лицо красноречиво свидетельствовало об
этом. По крайней мере, в первые дни своего путешествия я
служил объектом весьма пристального внимания и деликатного
отношения со стороны хозяев гостиниц, начальников почт,
равно как и всех прочих людей - ремесленников, студентов или
же разряженных мещаночек, с которыми обычно теснишься в
дилижансах. Несмотря на свою печаль, увидев Париж, я пришел
в неподдельный восторг. Моя бедная матушка в своих
рассказах часто описывала красоты столицы и меланхолическое
изящество ее неба, однако она умолчала об очаровании этого
города, упорядоченного каким-то художником-геометром, о его
огромных садах и широких оживленных улицах с магазинами,
витрины которых ломились от самых разнообразных и самых
дорогих товаров. Она умолчала о свободе этих улиц,
разбегавшихся лучами во все части света, словно спицы
колеса, от горделивого монумента, который должен был
свидетельствовать о победах изгнанника острова Святой Елены,
а своими недостроенными арками символизировал спасительное
падение Узурпатора. Какие бы угрызения совести я ни
испытывал, признаю, что эти немудреные соблазны утешили
меня, и поскольку я начал с того, что ничего не скрывал, то
мой хмурый облик смягчился от вида многочисленных миловидных
мордашек. Представьте себе мальчика, воспитанного при
бряцании оружия, привыкшего к трауру, слезам, спартанскому
образу жизни, к культивированию горького чувства мщения и к
торможению нежных порывов, заставляющих сердце подростка
биться чаще, - и вы составите себе точное представление о
мужчине, коим я и был наивным и полным огня, отчаявшимся и
вместе с тем жаждущим утешения. Так что улыбки, обращенные
ко мне благодаря моей приятной наружности, воспринимались
словно жестокие укусы, боль от которых еще долго не
проходит. "Неужели, - думал я, - у меня не хватит мужества
не дать себя отвлечь от выполнения моей миссии какой-нибудь