"Дмитрий Биленкин. И все такое прочее... (Авт.сб. "Сила сильных")" - читать интересную книгу автора

- А ты здесь откуда взялся?
В глазах Щадрина зажглась та давняя насмешливость, какой он, бывало,
отстранял неуместные расспросы о деятельности возглавляемого им школьного
совета.
- Обычное задание, старина. А ты, никак, порыбачить собрался? И даже
"кирпич" проморгал? Завернуть тебя следовало бы, да уж...
- Постой, о чем ты толкуешь? Почему, какой запрет?
- Какой надо. Машину убери к нашим.
- Но...
- Или набегаешься с ее ремонтом. Делай, делай, как сказано.
Знакомые нотки! В школе Родиона Щадрина недолюбливали за тон
превосходства и прозвали Пружинчиком - из-за манеры живо вскакивать на
собраниях для подачи нужных реплик и слов. Но парнем он был деловым, в
общем, свойским, первым в футболе, танцах и умении к общей выгоде ладить с
учителями, так что его аккуратно избирали и переизбирали, благо особого
желания возглавлять, проводить мероприятия, давать накачку за плохую
успеваемость ни у кого не было, а у него - было.
Усмехаясь и поварчивая, Таволгин подогнал машину, куда указал Щадрин.
Встреча его заинтересовала. Хотелось выяснить и то, долго ли еще намерена
пробыть здесь вся эта команда. Не давала покоя и такая мысль: по какому,
собственно, праву Щадрин взял да и закрыл для всех реку?
Выйдя из машины, Таволгин коротко поклонился зеленокурточным молодцам,
ожидая, что парни в ответ щелкнут каблуками. Ничего подобного не
произошло. Он был удостоен легких, впрочем, уважительных кивков, беглых
полуулыбок, и все снова принялись за дело - тянули кабель, расставляли
шатровую палатку, таскали в фургон какую-то аппаратуру.
- Думаете поймать здесь сигналы космических пришельцев? - настраиваясь
на небрежный тон старого знакомого, кивнул в их сторону Таволгин.
- Вроде того, только наоборот, - усмехнулся Родион Щадрин. - Ладно,
рассказывай. Кто ты теперь?
Таволгин не любил таких подразумевающих ранг и службу вопросов, поэтому
ответил привычно:
- Человек, как видишь.
- Хм... - Сощуренный взгляд Щадрина будто взвесил его со всем
содержимым. - Вижу. Наблюдаю признаки сидячего образа жизни, книжной
анемии и интеллигентной близорукости. Да, время, время... Спорт, надо
полагать, забросил?
- А ты?
- Предпочитаю яхту и теннис.
Щадрин повел плечами, как бы проверяя налитость мускулов. Был в этом
месте подтекст, был. Время, что и говорить, пошло Щадрину на пользу. В нем
мало что осталось от былой гибкости Пружинчика, он заматерел, посолиднел,
обрел уверенность крепкого на вид мужчины.
- Яхты не имею, - прочеркивая контраст, сказал Таволгин.
- И зря! Кто же ты все-таки по профессии?
- Историк.
- А-а! В каком году была битва при Саламине и все такое прочее. Ясно,
ясно...
Как ни привык. Таволгин к тому, что упоминание об истории сплошь и
рядом вызывает такую реакцию легкого пренебрежения, сейчас она его задела.