"Оноре де Бальзак. Тайны княгини де Кадиньян" - читать интересную книгу автора

почти полному невежеству в геральдической науке титул князя входит в моду.
Подлинными князьями являются, однако, только владетельные князья, которым
присвоен титул высочества. Пренебрежение французского дворянства к
княжескому титулу, равно как и причины, побудившие Людовика XIV отдать
преимущество титулу герцога, помешали Франции потребовать титула высочества
для немногих своих князей, если не считать наполеоновских. Вот причина, по
которой князья де Кадиньян поставлены как бы ниже других князей в Европе.
Лица, принадлежавшие к так называемому обществу Сен-Жерменского
предместья, своим почтительным молчанием покровительствовали княгине из
уважения к ее имени, одному из тех, которые всегда будут в почете, к ее
несчастьям, уже более не вызывавшим толков, и к ее красоте, тому
единственному, что сохранилось у нее от всего исчезнувшего великолепия.
Свет, украшением которого она прежде являлась, был ей признателен за то,
что, затворившись в своем уединении, она как бы добровольно приняла
монашество. Это благородное решение было для нее громадной жертвой -
большей, чем для любой другой женщины. Во Франции незаурядные поступки
воспринимаются всегда настолько остро, что княгиня, удалившись от света,
вновь вернула себе все то, что утратила в общественном мнении в пору своей
славы. Она продолжала встречаться лишь с одной из своих старых приятельниц,
маркизой д'Эспар, и не посещала более ни многолюдных собраний, ни
празднеств. Княгиня и маркиза видались лишь в первую половину дня и как бы
втайне. Если княгиня приезжала обедать к своей приятельнице, маркиза никого
более не принимала. Г-жа д'Эспар вела себя безукоризненно в отношении
княгини: она переменила ложу в Итальянской опере, покинув первый ярус для
бенуара только ради того, чтобы г-жа де Кадиньян могла приезжать в театр
незамеченной и уезжать неузнанной. Лишь очень немногие женщины согласились
бы на такой великодушный поступок, лишавший их удовольствия показывать в
обществе свою соперницу, потерпевшую крушение, и называть себя ее
благодетельницей. Все это избавляло княгиню от необходимости тратиться на
разорительные туалеты, и она могла негласно пользоваться каретой маркизы, от
которой ей пришлось бы отказаться, если бы это делалось явно. Никто никогда
не узнал, что за причины побудили г-жу д'Эспар так вести себя с княгиней де
Кадиньян, но поведение маркизы отличалось высочайшим благородством, что
проявлялось постоянно в тысяче мелочей, которые, каждая в отдельности,
показались бы, может быть, пустяком, но в совокупности своей являли зрелище
почти величественное.
Трехлетие, истекшее к началу 1832 года, успело набросить снежный покров
на приключения герцогини де Мофриньез и настолько ее обелило, что
потребовались бы значительные усилия памяти, если бы кто-нибудь захотел
восстановить прискорбные обстоятельства ее прежней жизни. Из королевы,
боготворимой столькими поклонниками, чье легкомыслие могло послужить темой
для нескольких романов, она превратилась в женщину, еще обворожительно
прекрасную, достигшую уже тридцати шести лет, но имевшую полную возможность
давать себе только тридцать, хотя она и была матерью герцога Жоржа де
Мофриньеза, юноши девятнадцати лет, красивого, как Антиной, и бедного, как
Иов. Ему, несомненно, были уготованы самые блестящие успехи, и мать хотела
прежде всего выгодно его женить. Быть может, именно в этой цели и заключался
секрет близости, сохранившейся в ее отношениях с маркизой, салон которой
считался первым в Париже, так что со временем княгиня могла бы подыскать там
среди богатых наследниц жену для Жоржа. Княгиня предполагала, что ей