"Оноре де Бальзак. Банкирский дом Нусингена" - читать интересную книгу автора

предоставить свое перо кому угодно и отдать сердце кому попало, Эмиль
очаровательнейший из тех мужчин-куртизаиок, о которых самый злоязычный из
наших остряков сказал: "Они милее мне в атласных башмачках, чем в сапогах".
Третий - Кутюр - живет спекуляцией. Затевая дело за делом, он барышами с
одного покрывает убытки от другого. Нервное напряжение игры помогает ему
держаться на поверхности; решительно и смело рассекая волны, он носится по
парижскому морю наживы в поисках незанятого островка, на котором можно было
бы осесть. В этой компании он явно не на месте. Что касается последнего,
самого язвительного из всех, то достаточно назвать его: Бисиу! Но увы! это
уже не Бисиу 1825 года, а Бисиу 1836 года, паясничающий человеконенавистник,
язвительный и остроумный, разъяренный, как дьявол, тем, что столько ума
потрачено впустую и что в последнюю революцию ему ничем не удалось
поживиться; подобно Пьеро из "Фюнамбюля", он направо и налево раздает пинки,
знает как свои пять пальцев наше время и его скандальную хронику,
приукрашивает ее озорными выдумками, норовит, как клоун, вскочить каждому на
плечи и, как палач, поставить свое клеймо.
Утолив голод, наши соседи догнали нас и принялись за десерт; а так как
мы сидели тихо, они сочли, что рядом никого нет. И вот в сигарном дыму, под
действием шампанского, за изысканным десертом завязалась интимная беседа.
Это беседа, проникнутая холодной рассудочностью, от которой каменеют самые
стойкие чувства и гаснут самые великодушные порывы, и полная ядовитой
иронии, обращающей веселый смех в издевку, изобличала душевную
опустошенность людей, поглощенных только собой, не имеющих иных целей, кроме
удовлетворения собственного эгоизма, порожденного временем, в которое мы
живем. Только "Племянник Рамо" - памфлет на человека, который Дидро не
решился опубликовать, книга, умышленно обнажающая людские язвы, может
сравниться с этим устным памфлетом, свободным от каких бы то ни было
побочных соображений, где словами клеймилось то, что ум еще окончательно не
осудил, где все строилось лишь из развалин, все отрицалось и вместе с тем
вызывало восхищение то, что признается скептицизмом: всемогущество,
всеведение и всеблагость денег. Подвергнув беглому огню круг общих знакомых,
злословие приступило к беспощадному обстрелу близких друзей. Когда слово
взял Бисиу, я знаком дал понять, что хотел бы остаться и послушать. Мы
услышали тогда одну из тех безжалостных импровизаций, за которые ценили
этого художника люди с пресыщенным умом; и хотя Бисиу то и дело прерывали,
его речь запечатлелась в моей памяти со стенографической точностью. И по
идеям и по форме она далека была от литературных канонов: то было
нагромождение мрачных картин, рисующих наше время, которому не мешало бы
почаще преподносить подобные истории, - ответственность за них я возлагаю,
впрочем, на рассказчика. Мимика и жесты Бисиу, голос которого то и дело
менялся в зависимости от выводившихся на сцену персонажей, были, видимо,
бесподобны, - судя по одобрительным возгласам трех его слушателей.
- И Растиньяк тебе отказал? - спросил Блонде у Фино.
- Наотрез.
- А ты пригрозил ему газетами? - осведомился Бисиу.
- Он только засмеялся, - ответил Фино.
- Растиньяк - прямой наследник покойного де Марсе, он преуспеет в
политике, как преуспел в высшем свете, - сказал Блонде.
- Но как ему удалось сколотить себе состояние? - спросил Кутюр. - В
1819 году он ютился вместе со знаменитым Бьяншоном в жалком пансионе