"Виталий Бабенко. Поражение" - читать интересную книгу автора

Я окончательно окаменел. Только мимические мышцы еще как-то сокращались
и язык еще где-то ворочался во рту.
- Вы как смеете? - Я плохо понимал, что происходит. Словно я попал в
некий параллельный, абсолютно ирреальный мир, где существует своя логика
жизни и свой язык предметов и людей. - По какому праву вы со мной так...
- А вот и по праву! А вот и смею! - Это невероятное существо женского,
наверное, пола уже не кричало, а вибрировало какой-то ужасной мембраной,
производившей небесный гром. - Ходит тут всякое мудло, работать мешает! Ну
что уставился, жопа?!
Наверное, я появился здесь не вовремя. Наверное, я лишил эту клубящуюся
тучей белковую форму возможности выдать милым дружкам какую-нибудь
дефицитную вкуснятину - одеколон "Тройной", или лосьон "Огуречный", или,
может быть, несравненный напиток "Арго", от которого горит асфальт. И,
наверное, мне следовало немедленно найти верные слова, достойные лексикона
этих специалистов-химиков, знатоков денатурированных спиртов и
поверхностно-активных веществ, найти - и весомо обрушить их за прилавок. Но
меня уже контузило. Я уже падал, сраженный ударной волной ненависти, поэтому
я улыбнулся суженными глазами и тихо сказал, подавая десятку:
- Духи "Вечер", дорогая. Лучшие духи моей молодости, мадам.
- Я тебе дам "мадам", бля! - был взрыв. Грозоотметчик на стене
зашкалило. - Я милицию вызову! Издеваешься надо мной, да? Я целый день на
работе, а ты - "мадам"?! - кипела Надька очень непоследовательно.
За моей спиной задышали.
- Чичас мы тебя укоротим, не смотри;, что длинный. Кореши, подержите-ка
клифт.
Все. Наплевать. Будь что будет.
Я достал из кармана пистолет Макарова и передернул затвор.
Поясню. Наследственность сыграла со мной вредную штуку. Гены какие-то
достались нездоровые. Я с детства, с самого рождения - материализатор. В
минуты сильных эмоций, потрясений - добрых ли, злых ли, - в минуты радости,
вдохновения, счастья, гнева, отчаяния, злости я могу материализовать нужные
мне предметы.
Пистолет возник у меня в руке как сконденсировавшийся сгусток вороненой
ярости. Нет, не то, не удовлетворяло меня оружие. Из-за отворота пиджака я
вынул автомат Калашникова. Нет, тоже мало: триддатизарядного магазина явно
не хватит. Отшвырнув автомат в угол, я выхватил из хозяйственной сумки
ручную гранату. Сам подорвусь, но и разнесу всю эту лавочку к чертям
собачьим! А Надька, ничуть не напуганная Надька, обретя какие-то немыслимые
объемы, уже выплывала из-за прилавка и нависала надо мной, жутко колыхаясь,
надвигалась жирной шаровой молнией, хохоча:
- Ну-ка, ну-ка, давай, профессор! Рвани! А потом тебя рванут! За
тридевять земель по пятьдесят восьмой, как в старые добрые времена! На веки
вечные! А нам все равно ничего не будет. Закаленные мы! Целый день у
прилавка! Ну-кось, рви чеку, сука!
Плохо. И это не годится. Так и не выдернув чеки, я сунул гранату за
пазуху и обернулся к окну. Там, грохоча, напитывая воздух дизельной гарью,
показалась колонна тяжелых танков. Башни их медленно поворачивались. Стволы
пушек, словно перья веера, сводились срезами к магазину.
Но Надька, непробиваемая Надька, исчадие ада Надька уже слезами
исходила от хохота, предвкушая неминуемую победу, а кореш без клифта