"Карьер (обложка книги) " - читать интересную книгу автора

того воображением, целиком и полностью занятый воспоминаниями. Память же у
него была - дай бог каждому.
Когда Агеев выбрался из палатки, уже совсем рассвело. Где-то за мощной
стеной кладбищенских деревьев и поселком всходило солнце, нетоптаная трава
возле обрыва матово серебрилась в росе, парусина его палатки провисла,
напитавшись росистой влагой. Поеживаясь, Агеев натянул на плечи болоньевую
куртку, размышляя, стоит ли делать утреннюю гимнастику или лучше согреться
чаем - в термосе, должно быть, еще не остыл кипяток. С начала лета он
каждое утро старался проделывать свои шестнадцать спортивных тактов, но
потом, втянувшись в работу, почти забросил гимнастику, для мышц и суставов
и без того хватало нагрузки в карьере. Сперва неделю или две по ночам все
тело ломило от непроходившей усталости, болели руки, но вот постепенно
втянулся в свою земляную работу и боли прошли. А главное, перестал
обращать внимание на разное там нытье и колотье, понимая, что надобно
уметь переносить боль, тем более такую - от работы. Когда-то пришлось
потерпеть похлеще - от двух ранений, одно из которых едва не стоило ему
жизни. Но все-таки, наверно, он был крепкого склада, да и молодой организм
тогда еще был способен на чудо. Пожалуй, чудо его и возвратило к жизни.
Агеев налил из термоса пластмассовую кружку крепкого, уже начавшего
остывать чая, выпил, стоя возле палатки. Есть с утра не хотелось, и раньше
часов десяти он старался не завтракать, взяв себе за правило есть, только
проголодавшись. Правда, проголодавшись, нередко обнаруживал, что поесть
по-настоящему нечего: то не было хлеба, то кончилось сало, которым он
запасался на несколько дней в райкооповском магазине. Сало он любил
издавна, оно отлично утоляло голод; жаль, в магазине кончилось
прошлогоднее, с тмином, свежее же, отливавшее нежной розоватостью на
толстом срезе, было почти безвкусным, и он жарил на нем яичницу. Яички
покупал у сердобольной седой старушки с концевой улицы поселка за
кладбищем. Эта старушка кое-что рассказывала ему о военном и довоенном
прошлом поселка. К сожалению, во время войны она жила в двух километрах
отсюда на станции и не все знала, что происходило в поселке. За последние
годы поселок сильно разросся и слился со станцией, а прежде их разделяло
ржаное поле с дорогой, которая шла между двумя рядами тополей и
сворачивала за переездом в сторону небольшого вокзальчика и нескольких
станционных построек.
С лопатой в руках Агеев прошел по траве к карьеру и остановился на
обрыве. Как раз из-за кладбищенских деревьев выкатилось низкое утреннее
солнце. Разостлав по росистому косогору широкую тень, оно ярко высветило
верхний косой край обрыва и его противоположный излом. Глубокий провал
карьера весь лежал в стылой ночной прохладе, на его ископанном, разрытом
дне высилась груда земли, месяц назад сдвинутая бульдозером. Этот
бульдозер Агеев не без труда выхлопотал на полдня в "Райсельхозтехнике",
хотя он и мало помог делу, лишь обезобразил этот заброшенный, начавший
зарастать сорняками карьер. Потом, орудуя лопатой, Агеев изрядно
разворотил его за лето - впрочем, без особого для себя успеха. Но все же
его тайная мысль, как последняя надежда, теплилась в нем слабой искрой, и
он думал: а вдруг! Конечно, бульдозер мало годился для такого рода
раскопок, за какой-нибудь час он перевернул гору земли, широко сдвинув все
с одной стороны на другую, и Агеев просто не мог уследить за тем, что
мелькало под его блестящим стальным ножом. Теперь он надеялся лишь на