"Александр Чаянов. Необычайные, но истинные приключения графа Федора Михайловича Бутурлина" - читать интересную книгу автора

мигания свеч.
Федор, смущенный происшедшим невероятно, опустился в кожаное кресло.
Старик, тасуя одну за другою лежащие перед ним колоды, смотрел на
Бутурлина из-под зеленого зонтика своим серым упорным стеклянным глазом и
что-то говорил, покачивая головой.
Слова не долетали до потрясенного сознания Бутурлина, и старик, как бы
поняв это, повелительно протянул руку в темноту.
Из полумрака внезапно возник лакей, держащий на подносе два бокала,
очевидно с горячим пуншем, так как пламя голубыми огненными языками
поднималось над ним.
Огненная влага пламенем пробежала по жилам Федора, с первого же глотка
ударила ему в голову, и старик, казавшийся где-то далеко, далеко, вдруг
вырос и приблизился, а слова его старческого голоса со звоном ударяли по
голове.
Из завязавшейся беседы Бутурлин понял, что граф Яков Вилимович, уже
многие десятилетия покинувший свет и лишенный сна, в своем уединении денно
и нощно занят раскладыванием причудливых пасьянсов, находя это занятие не
менее завлекательным и значительным, чем тот жизненный пасьянс, который
довелось ему пережить.
Старческие восковые руки, с длинными желтыми ногтями, трогали
потемневшие от времени и диковинными фигурами разложенные на зеленом сукне
карты, поясняя значение получившихся сочетаний.
Минута бежала за минутой. Голубые мейсенские фарфоровые часы с
пузатыми амурами, стоящие на камине за креслом графа, показывали половину
второго, а старик все говорил и говорил.
Из его бессвязных слов выходило, что он более пятидесяти лет не видал
ни одного живого человека, и в то же время оказывалось, что он доподлинно
знает всю подноготную о всех знакомых и друзьях Бутурлина лучше, чем сам
Федор.
При этом выходило как будто бы даже и не так, что старик узнал это из
карт, а как-то иначе... Будто сами карты, разложенные на зеленом сукне
Лефортовского дома, правят незримо человеческими судьбами.
- А как ты, батюшка Федор Михалыч, полагать изволишь, сколько бы дала
графиня Дарья Минишна, чтобы промеж них не пиковая, а червонная десятка
легла? - говорил, усмехаясь, старик и тыкал своим костлявым пальцем в
трефовую даму, окруженную черными мастями.
- Что за вздор!!! - и Бутурлин поднялся из своего кресла, силясь
вырваться из гнетущего плена.
- Что? Вздор? Карты мои вздор? - желчно закричал старик.- Да если б ты
знал, паскудыш, что здесь разложено! Да если бы ты...- старик разразился
кашлем, схватился за грудь и, видя, что Бутурлин угрожающе наклоняется к
столу, выхватил из средины пасьянса бубновую даму и закричал в ярости: - Не
видеть тебе твоей Марфиньки! Анафема!
Федор в бешенстве сгреб со стола разложенные карты пасьянса в кучу и,
схватив одну за другой несколько колод, начал швырять ими в побагровевшее
лицо Брюса.
Старик с закатившимися глазами полетел на пол замертво; карты вихрями
кружились в воздухе. Свечи зашипели и начали гаснуть, а в открывшиеся
внезапно двери хлынула дворовая челядь с факелами и дрекольем.
Бутурлин, однако, торопился; не принимая боя, вышиб ногою балконную