"Антон Павлович Чехов. Тайный советник" - читать интересную книгу автора

поперек, точно собирался обить меня обручами, что-то долго записывал на
бумажке толстым карандашом и вею свою мерку иззубрил треугольными
значками. Покончив со мной, он принялся за моего учителя Егора Алексеевича
Победимского. Мой незабвенный учитель находился тогда в поре, когда люди
следят за ростом своих усов и относятся критически к платью, а потому
можете себе представить священный ужас, с каким Спиридон приступил к моему
учителю! Егор Алексеевич должен был откинуть назад голову и расставить
ноги в виде опрокинутой ижицы, то поднимать руки, то опускать. Спиридон
вымерял его несколько раз, для чего ходил вокруг него, как влюбленный
голубь около голубки, становился на одно колено, изгибался крючком... Моя
матушка, томная, замученная хлопотами и угоревшая от утюгов, глядела на
всю эту длинную процедуру и говорила:
- Смотри же, Спиридон, бог с тебя взыщет, если сукно испортишь! И
счастья тебе не будет, коли не потрафишь!
От слов матушки Спиридона бросало то в жар, то в пот, потому что он был
уверен, что не потрафит. За шитье моего костюма он взял 1 руб. 20 коп., а
за костюм Победимского 2 руб., причем сукно, подкладка и пуговицы были
наши. Это не может показаться дорого, тем более, что от Новостроевки до
нас было девять верст, а портной приходил для примерки раза четыре. Когда
мы, примеряя, натягивали на себя узкие брюки и пиджаки, испещренные живыми
нитками, матушка всякий раз брезгливо морщилась и удивлялась:
- Бог знает какая нынче мода пошла! Даже глядеть совестно. Не будь
братец столичным, право, не стала бы я шить вам по-модному!
Спиридон, радуясь, что бранят не его, а моду, пожимал плечами и
вздыхал, как бы желая сказать: "Ничего не поделаешь: дух времени!"
Волнение, с которым мы ожидали приезда гостя, можно сравнить только с
тем напряжением, с каким спириты с минуты на минуту ожидают появления
духа. Матушка носилась с мигренью и ежеминутно плакала. Я потерял аппетит,
плохо спал и не учил уроков. Даже во сне меня не оставляло желание
поскорее увидеть генерала, то есть человека с эполетами, с шитым
воротником, который прет под самые уши, и с обнаженной саблей в руке -
точь-в-точь такого, какой висел у нас в зале над диваном и таращил
страшные черные глаза на всякого, кто осмеливался глядеть на него. Один
только Победимский чувствовал себя в своей тарелке. Он не ужасался, не
радовался, а только изредка, выслушивая от матушки историю рода
Гундасовых, говорил:
- Да, приятно будет поговорить со свежим человеком.
На моего учителя у нас в усадьбе глядели как на натуру исключительную.
Это был молодой человек, лет двадцати, угреватый, лохматый, с маленьким
лбом и с необычайно длинным носом. Нос был так велик, что мой учитель,
разглядывая что-нибудь, должен был наклонять голову набок по-птичьи. По
нашим понятиям, во всей губернии не было человека умнее, образованнее и
галантнее. Кончил он шесть классов гимназии, потом поступил в ветеринарный
институт, откуда был исключен, не проучившись и полугода. Причину
исключения он тщательно скрывал, что давало возможность всякому желающему
видеть в моем воспитателе человека пострадавшего и до некоторой степени
таинственного. Говорил он мало и только об умном, ел в пост скоромное и на
окружающую жизнь иначе не глядел, как только свысока и презрительно, что,
впрочем, не мешало ему принимать от моей матушки подарки в виде костюмов и
рисовать на моих змеях глупые рожи с красными зубами. Матушка не любила