Дмитрий Щеглов Троглодит

Глава I. Новогодние подарки

В конце летних каникул, когда я собрался в Москву, на автобусную остановку проводить меня пришла Настя. Нет, она была не одна. С ней рядом был еще мой дружок Данила, но он не оставил заметной зарубки в моей памяти. Так, вроде стояла рядом большая бочка, пыхтела, размахивала руками, о чем-то говорила, и даже смеялась. Ничего из сказанного Данилой я не запомнил. Да и что умного, кроме солдафонских острот, может выдать этот обжора? Ничего!

Хотя, справедливости ради надо сказать, мой дружок всегда рад подставить дружеское плечо. Вот и в тот раз, он нес до автобусной станции пакет со снедью, тот, что собрала мне в дорогу бабушка.

Мы с Настей шли впереди, а он сзади. Через каждые три минуты будто сверяясь с хронометром, он произносил одну и ту же фразу:

– Чем это Макс так вкусно из пакета пахнет?

Я ему коротко отвечал:

– Пирожками!

Не жмот, я, нет! И старики у меня гостеприимные. Сроду не отпустят гостя, чтобы не положить ему в карман какой-нибудь гостинец. Просто, получилось так, что когда Данила прибежал к дому моего деда, то к столу опоздал. Дожидаясь его, мы уже плотно позавтракали, повыглядывали сто раз в окошко, проверили десять раз наличие билета, наконец, присели на дорожку, а его все нет и нет.

Вылетел из-за угла, запыхавшийся, он в тот момент, когда за калиткой я водружал себе на спину рюкзак. Глубокое разочарование, если не сказать больше, крушение веры в благие дела и намерения человечества кистью большого художника было написано на его лице. Как же так, мол, вот я, успел, прискакал, а вы уже встали из-за стола. Данила попробовал вернуть нас в дом, поближе к кухне.

– А вы на дорожку не забыли посидеть?

Хитрость его была шита белыми нитками. Дед усмехнулся в прокуренные усы и пробасил:

– Что ж ты спишь так долго, ну чисто медведь! Мы тебя ждали, ждали и замучились ждать! Вон, Максим поминутно вскакивал, выглядывал, даже стекла на окне тряпкой протирал, а тебя нет и нет! Не обессудь, не дождались тебя!

И тут мой дружок поступил со мной по-свински. Сказал то, о чем воспитанные люди предпочитают умалчивать:

– Это он не меня, это он Настю выглядывал!

Ах ты, скотина! Ах ты, урод! Бестолочь беспросветная! Деревенщина неотесанная! К этому бестактному чудовищу традиционные эпитеты не подходили, поэтому я мысленно припечатывал его такими нелестными определениями. Дорисовав картину выволочки пустобреха, виртуальным пинком под зад, я самым безразличным тоном заявил:

– Мы вчера с ней попрощались!

Врал я самым непотребным образом, лукавил, как говорят политики, когда хотят уличить друг друга во лжи. С Настей у меня был уговор, что мы с Данилой пройдем мимо ее дома, и там она к нам присоединится. А бабушка, жалея провокатора-златоуста, моего дружка Данилу, предложила исправить ошибку:

– Ты Данилушка, как только посадишь Максимку на автобус, возвращайся к нам, я на твою долю оставила и пирожков, и кулебяки. А то, нехорошо получилось, ждали-ждали мы тебя и не дождались…

Я подумал, что если сейчас мой приятель начнет снова уверять стариков, что к предмету вожделенного ожидания он не имеет никакого отношения, я его просто убью на месте.

– Пусть Макс не волнуется и спокойно едет! – заявил Данила, – он может не сомневаться, я непременно зайду. Иначе! – мой дружок изобразил на лице мировую скорбь, и умело польстил моей бабушке, – разразится трагедия почище шекспировской. Вчера весь день мечтал о ваших пирожках, а сегодня даже не попробовал их! Казнить меня за это мало!

– Вот и ладно! Проводишь и заходи! – согласилась старушка.

А пройдоха, шел сзади нас с Настей и откровенно набивался на дегустацию содержимого пакета, который вызвался нести.

– Тяжелый он у тебя что-то! И чего такую тяжесть таскать?

Я делал вид, что не понимаю его явных намеков. Пирожков мне было не жалко, до Москвы два часа езды, не успею проголодаться. Пусть соня помучается до автобусной станции, культурные люди не едят на ходу. На фоне его нестерпимых брюхо-ненасытных мук мы вели с Настей возвышенный разговор о природе, о предназначении человека, о реинкарнации. Начинался он с философской подходцей, издалека, и звучал приблизительно так:

– Как ты думаешь, Макс, – спросила Настя, – память человеческая, от рождения неотъемлемое свойство гомо сапиенса или благоприобретенная в результате опыта способность человека сохранять впечатления и переживания?

В отличие от Данилы, чья система мировоззрения, если о таковой вообще можно говорить, затейливо объединяет стихийный материализм с крайним мистицизмом, я считал себя закоренелым идеалистом, поэтому, не долго думая, ответил:

– Я думаю, память в нас заложена от природы! Мы еще родиться не успеем, а уже как диссиденты орать начинаем, то нам – не так, это нам – не эдак!

Настя не была со мной согласна.

– А я думаю, что каждый индивид только в результате общения с природой или с подобным себе, на всю жизнь оставляет на сердце незаживающие рубцы, которые образуют память. Посмотри вот на озеро, разве оно не прекрасно в лучах восходящего солнца? Разве можно забыть такую красоту?

– Конечно, нельзя!

Путь на автобусную остановку у нас проходил по берегу искусственного водохранилища. Настя остановилась, пропуская вперед Данилу. Зря она это сделала. Пока он шел позади нас, наш разговор ему не был слышен. Но как только мой дружок выскочил вперед, любой возвышенный бряк стал достигать его ушей. Насте показалось, что она тихо спросила:

– А ты Максим, когда уедешь, будешь вспоминать о нас с Данилой?

Расплывчато сформулированный вопрос имел под собой вполне определенный контекст, о чем не преминул залепить со всей откровенностью наш дружок.

– А чего о тебе провинция, вспоминать? – неожиданно повернулся он к Насте. – У него знаешь, какие одноклассницы в Москве? Я видел фотографию, справные все, у каждой курдюк с пуд, не меньше. Не чета тебе. Он с ними если пойдет танцевать, так хоть руку будет куда положить, а не то, что у тебя, за талию обнимешь, и не знаешь, то ли это позвоночник, то ли талия. Ты потому и музыку громкую любишь! Металл!

Было! Было такое дело. У Насти действительно была осиная талия. Она ею гордилась и одновременно страдала.

– При чем здесь громкая музыка? – с обидой в голосе спросила она.

Данила больно ее клюнул.

– А чтобы не было слышно, как кости гремят, когда ты трястись начинаешь. Потому ты ее, погромче, и включаешь!

Настя чуть было не спихнула его в озеро.

– Да отдай ты ему пирожки, – воскликнула она, обращаясь ко мне, – пусть он ими, обжора, подавится!

Смотреть на них, как они кусают друг друга, одно удовольствие. Я был между ними цементирующим началом. Летом, как только я приезжал к бабке с дедом на каникулы, они устанавливали между собой перемирие, и в основном беззлобно переругивались. Правда, иногда Даниле доставались тумаки, но он как стоик, сносил их молча. Мой дружок снова отстал, и я вернулся к прерванному разговору.

– Конечно, Настя, буду вспоминать!

Поскольку ни к чему не обязывающая болтовня перешла в плоскость межличностных отношений, я непроизвольно оглянулся назад, проверяя на всякий случай, расстояние до нашего приятеля. Не дай бог снова услышит, о чем идет речь.

– И ни на кого смотреть не будешь?

Пришлось на ровном месте оправдываться.

– А я разве когда-нибудь, на кого-нибудь смотрел?

– И даже на меня?

Как глупый дятел, я подтвердил:

– И даже на тебя!

Доморощенный философ, попался в первый же расставленный силок. Только после того, как слова сорвались с моего языка, я сообразил, что брякнул что-то не то. Другое, хотела услышать от меня Настя. Пришлось вертеться ужом и выставить козлом отпущения своего дружка.

– Это Данила все виноват!

– Да?! – Настя со скепсисом восприняла мое объяснение.

– Да!.. Представь, только я о тебе подумаю, как он меня одергивает, не смей, мол, о ней думать!

– А откуда он может догадываться о твоих мыслях?

– Не знаю! – я развел руками. – Но он всегда их отгадывает. Может быть, он обладает этим, как его…чревовещательством?

– Ты хотел сказать, он обладает даром ясновидения?

– Угу!

– Нет! – безапелляционно заявила Настя, – он только одним даром обладает, чревоугодием. Глянь! Отстал жиртрест! Думаешь зачем?.. Пирожками лакомится медведь!

Действительно, наш дружок потихоньку нырял рукой в пакет с едой. Он махнул нам рукой, идите, мол, вперед. Больше на него мы не оборачивались. Уже перед посадкой в автобус, я договорился со своими друзьями, что обязательно приеду к ним на Новый год. Данила пожал мне руку, и напутствуя на дорогу, кивнул на Настю:

– Ты Макс, об этой грымзе много не думай, на фиг она никому тут не нужна. Езжай спокойно, а если что, я ей ноги повыдергаю. Пока тебя нету, пусть вес набирает. У меня для нее есть проверенный жизнью рецепт, как быстро добавить килограммы. Только я не знаю, захочет ли она им воспользоваться? Средство-то народное, а она себя мнит верхним классом! Им надо от кутюр!

Говорил он степенно, не торопясь, вроде рассуждал вслух. Настя превратилась в слух. Пивные дрожжи она пила, об этом мы с Данилой знали. Безрезультатно. Что еще за народное средство? Заинтриговал, царапнул он ее по больному месту, конечно, ужасно. Не ожидая подвоха, Настя очередной раз попалась на его солдафонскую шутку. Она вкрадчиво спросила:

– А что ты хочешь за рецепт?

Вот он наш век наживы и чистогана. Покупается и продается абсолютно все. Данила стрельнул хитрыми глазами в мою сторону.

– Смотря, что тебе надо! – заявил он Насте. – Если, предположим, ты хочешь, чтобы у тебя мясо наросло в прослойке с жиром, то тогда одна цена, а если ты хочешь быть справной как я, чтобы было только одно сало, тогда другое дело. За первый рецепт я так и быть, по старой дружбе, возьму с тебя тридцать рублей, а за второй – пятьдесят рублей.

То ли дешевизна попутала Настю, то ли действительно ей так хотелось поправиться, но она некритично отнеслась к его предложению. Я и то почувствовал подвох. Данила ведь сроду, слова лишнего не вымолвит, чтобы не уесть собеседника. Настя достала из кошелька пятьдесят рублей и передала его моему дружку. Только после того, как он спрятал купюру глубоко в карман, Данила едко улыбнулся и широко открыл рот:

– Ага, я так понимаю, что тебе бекон с прослойками не нравится! Хочешь ровный, подкожный жирок нагулять. Что ж, о вкусах не спорят. Но, чтобы ты не подумала, что я жмот, я тебе по старой дружбе, оба рецепта дам. Мне для близких друзей ничего не жалко. Так вот, слушай внимательно, а если память плохая, можешь даже записать!

Данила, стал в позу римского сенатора и громким голосом озвучил народный рецепт здоровья: – Чтобы бекон получился с прослойками, надо хряка одну неделю досыта кормить, а вторую неделю на голодном пайке держать. Это первый рецепт. А если наоборот, хочешь ровный слой сала иметь, то отрубей не жалей, наваливай полное корыто. Это второй рецепт. Я так и поступаю. Теперь Настя, вернемся к тебе. Ты тоже предпочитаешь по полной программе…За столько заплатила. Я, ответственно заявляю, что если ты будешь придерживаться меню хряка, то стопроцентный результат тебе гарантирован. Ах, знала бы ты, сколько весу он в день набирает? Больше килограмма!

Данила закатил к небу счастливые глаза. На Настю жалко было смотреть. Она сообразила, что он просто изгаляется над нею. На глазах у нее выступили слезы. Она разлепила плотно сжатые губы и с презрением выговорила одно слово:

– Свинья!

– Нет, не свинья, а хряк у меня!

Этот обалдуй отступил на всякий случай от нее подальше. Настя резко развернулась и покинула автобусную остановку. Уже издалека она крикнула Даниле:

– Подожди, попросишь ты у меня списать! Дебил!

– Сама дура!

Я уехал. Уже через два дня меня закружила круговерть московских дел, и я, лишь изредка вспоминал о своих друзьях.

И вот теперь на Новый год я еду к деду с бабкой в небольшой городишко северской области, окруженный со всех сторон непроходимыми лесами. Еду, не уведомив своих друзей. По дороге мне лезли в голову докучливые мысли. А вдруг они не будут рады моему приезду? А вдруг они забыли обо мне? А вдруг…

На этот случай я припас обоим по подарку. Даниле легче его было выбрать. Как-то на одном из вещевых рынков Москвы, я увидел изготовленный на одном из оборонных заводов, набор; саперную лопатку, топорик, нож и пилу. С полчаса крутился я около продавца, пока не купил его за смешную цену – шестьсот рублей. Если учесть, что набор крепится на поясе, Данила от него должен быть в восторге. Сам он конечно никогда не позволит себе такую роскошь, для него, живущего с бабкой на ее пенсию, слишком дорого.

А вот с подарком для Насти пришлось поломать голову. Духи, слишком примитивно и просто. Настя, девочка со вкусом и претензиями. Книгу? Но у них своя роскошная библиотека. Как бы не повториться. Подарок, подарку рознь! Есть неписаное правило для подношений, презент должен быть большой, яркий и полезный в домашнем хозяйстве, глаза должен каждый день мозолить хозяину.

Случай выручил меня. Соседка по лестничной площадке, купившая новую квартиру, и решившая избавиться от старых вещей, попросила помочь ей выбросить швейную и стиральную машинки, а заодно избавиться от сибирского кота.

– Он мне все новые обои порвет. Вот не знаю, кому его пристроить!

Она не знала, я знал. Настя как-то при мне заикнулась родителям насчет кошки. Чем не подарок – сибирский кот? Будет где с пуделем разгуляться в большом доме.

– А он не старый? – на всякий случай спросил я.

– Да ты что Максим? Кузе всего два года! А коты живут до пятнадцати лет. Я тебе под него и корзинку дам фирменную, и еды на целый месяц вперед. И кастрированный он у меня! – привела она, как ей показалось, неотразимый довод. – И прививки все сделаны. И стоит он на птичьем рынке десять тысяч рублей. Ты посмотри только, какая у него шерсть?

Шерсть действительно была длинной. Но поскольку соседке в хлопотах по переезду было не до кота, свалялась она клочьями, видок он имел непрезентапбельный. Пришлось его тащить в ванную и мыть с шампунем. Кот, как чумовой выскакивал из ванны. Тогда я догадался сунуть его в корзинку, и стал сверху поливать водой. Такого утробного крика, я никогда не слышал. Кузя обиделся на меня до смерти. Когда вечером пришла мать, я обрадовал ее даром доставшимся богатством.

– Вот и тащи теперь все это один на помойку.

Отстоял я только швейную электрическую машинку и кота.

– Я их деду с бабушкой отвезу!

– У деда аллергия на шерсть, ты забыл, а у матери своя машинка ничуть не хуже.

Не рассказывать же ей, куда я собрался их пристроить? Машинку – Егоровне, бабке Данилы, если своя бабка откажется, а кота – прекраснейшей из прекрасных, владычице моего сердца, несравненной Пархоменко Анастасии. У меня в груди все пело и играло. Я, приеду на Новый год, как дед Мороз, как коробейник, с тучей подарков. Пусть знают мои друзья, что я о них не забывал.

Сборы мои были скоры. Великое благо сейчас – тележки. На них можно погрузить слона и прикладывать усилия только для поступательного движения. Купив заранее билет, я с утра пораньше был на автовокзале.

Для полного триумфа не хватало только цветов. Я хотел заявиться к Насте при полном параде. Цены на цветы кусались, и поэтому я выбрал одну кремовую розу на длинной ножке, попросив продавщицу хорошо ее упаковать. Теперь я ехал со спокойной душой. И даже деду у меня был отличный подарок – две упаковки турецкого табака.

Сев на свое место, я поставил швейную машинку в ноги, а корзинку с котом себе на колени и собрался два часа как-нибудь перекантоваться в этом неудобном положении. Когда автобус тронулся, водитель включил приемник. Из динамиков на пассажиров выплеснулись ударные ритмы. Кузя забеспокоился и неожиданно решил приобщиться к современному искусству. Под быстрые удары барабана начался кошачий концерт. У кого-то на руках заплакал испуганный ребенок. А кот брал верхние ноты. Водитель сначала удивленно обернулся, а потом добавил громкости. Кузя от него не отставал и выл, не хуже чем в марте месяце. Народ в автобусе разделился на две половины, один – ругался, а другой – смеялся.

Отец ребенка подошел ко мне и предупредил, что если кот не перестанет душераздирающе орать, он его выбросит из автобуса. Возмущенного пассажира одернул интеллигентного вида старик. Подозвав его к себе, он сказал:

– Молодой человек, кот здесь ни при чем. Вы лучше попросите водителя найти классическую музыку, и сразу увидите, как успокоятся и кот и ваш ребенок. А то, что вы сейчас слушаете, это какофония, а не музыка, от нее не то что кот, я готов выть.

– Действительно, нельзя ли что поприличнее поставить? – раздались голоса в автобусе.

Водитель покрутил ручку приемника и нашел Шуберта. Как только из динамиков полилась успокаивающая мелодия, Кузя еще пару раз рыкнул и моментально затих. Перестал плакать и ребенок.

– Понятно вам теперь, – сказал старик, – что ударными ритмами вы отучаете себя и своих детей думать? Если животное ее не может спокойно переносить, то представьте, что происходит у вас самих с психикой?

Нравоучения старика я пропустил мимо ушей, а вот то, что кот чувствует себя комфортно слушая классику, для меня было неожиданным откровением.

– Ты глянь, притих!

– Композитор!

– Да, он умнее человека!

– Кот, одним словом!

Затем разговор переключился на другое.

– А слышали, у нас в лесу появился снежный человек?

– Враки, все это!

– Своими глазами видел, босиком бежал по снегу.

– Бывает! Я один раз, по молодости, выпрыгивал из окна не только босиком, но и без штанов!

– Этот тоже был: босиком, без штанов и очень волосатый!

– Типичное лицо кавказкой национальности!

– Да, нет же, говорю вам!

– Ой, ради бога, не говорите только мне, что это был снежный человек!

– Уверяю вас!

Я не стал вслушиваться в пустые разговоры. Мне бы по-тихому доехать. Два часа пролетели незаметно. Автобус въехал в городишко и остановился на центральной площади. Я быстро выгрузился. Гордый за свой подарок, за Кузю, я не чувствовал тяжести ноши. Дед с бабушкой не знали точной даты моего приезда. Поэтому, когда я появился у них во дворе с тележкой нагруженной доверху, бабушка, увидев меня из окна, всплеснула руками.

– Максимка, да что же ты не сказал, что сегодня приедешь? Мы бы встретили! Ой, кот? Кому ты его привез?

Я покраснел и сказал, что Настя заказывала.

– А швейную машинку?

– Тебе бабуля!

– Вот спасибо внучек! А куда же я старую дену?

– Данила заберет!

Дед набил подарочным табаком древнюю трубку, вырезанную из кизилового дерева, и хотел было засмолить ее в доме, но был выгнан на мороз. Кузя юркнул под стол и оттуда выглядывал на новых хозяев, не зная, что недолго ему осталось тут сидеть.