"Артур Конан-Дойль. Ужас расщелины Голубого Джона" - читать интересную книгу автора

вероятно, не считал зазорным гонять ворон на здешних полях.
Ферма - наиболее уединенное место в округе; ее окрестности необычайно
живописны. Сама ферма - это, по сути, пастбище, раскинувшееся в неровной
долине. Со всех сторон ее окружают известковые холмы самой причудливой
формы и из такой мягкой породы, что ее можно крошить пальцами. Эта
местность представляет собой впадину. Кажется, ударь по ней гигантским
молотом, и она загудит, как барабан, а может быть, провалится и явит
взору подземное море. И каким огромным должно быть это море - ведь
ручьи, сбегающие сюда со всех сторон, исчезают в недрах горы и нигде не
вытекают наружу. В скалах много расщелин; войдя в них, вы попадаете в
просторные пещеры, которые уходят в глубь земли. У меня есть маленький
велосипедный фонарик, и мне доставляет удовольствие бродить с ним по
этим извилистым пустотам, любоваться сказочными, то серебристыми, то
черными, бликами, когда я освещаю фонарем сталактиты, свисающие с
высоких сводов. Погасишь фонарь - и ты в полнейшей темноте, включишь - и
перед тобой видения из арабских сказок.
Среди этих необычных расщелин, выходящих на поверхность, особенно
интересна одна, ибо она творение рук человека, а не природы.
До приезда сюда я никогда не слыхал о Голубом Джоне. Так называют
особый минерал удивительного фиолетового оттенка, который обнаружен
всего лишь в двух-трех местах на земном шаре. Он настолько редкий, что
простенькая ваза из Голубого Джона стоила бы огромных денег.
Удивительное чутье римлян подсказало им, что диковинный минерал
должен быть в этой долине; глубоко в недрах горы они пробили
горизонтальную штольню. Входом в шахту, которую все здесь называют
расщелиной Голубого Джона, служит вырубленная в скале арка; сейчас она
совсем заросла кустарником. Римляне прорыли длинную шахту. Она
пересекает несколько карстовых пещер, так что, входя в расщелину
Голубого Джона, надо делать зарубки на стенах и захватить с собой
побольше свечей, иначе никогда не выбраться обратно к дневному свету.
В шахту я еще не заходил, но сегодня, стоя у входа в нее и
вглядываясь в темные глубины, я дал себе слово, что, как только мое
здоровье окрепнет, я посвящу несколько дней своего отдыха исследованию
этих таинственных глубин и установлю, насколько далеко проникли древние
римляне в недра дербиширских холмов.
Поразительно, как суеверны эти сельские жители! Я, например, был
лучшего мнения о молодом Армитедже, - он получил кое-какое образование,
человек твердого характера и вообще славный малый.
Я стоял у входа в расщелину Голубого Джона, когда Армитедж пересек
поле и подошел ко мне.
- Ну, доктор! - воскликнул он. - И вы не боитесь?
- Не боюсь? Но чего же? - удивился я.
- Страшилища, которое живет тут, в пещере Голубого Джона. - И он
показал большим пальцем на темный провал.
До чего же легко рождаются легенды в захолустных сельских местностях!
Я расспросил его, что же внушает ему такой страх. Оказывается, время от
времени с пастбища пропадают овцы, и, по словам Армитеджа, их кто-то
уносит. Он и слушать не стал, когда я высказал мысль, что овцы могли
убежать и, заблудившись, пропасть в горах.
- Однажды была обнаружена лужа крови и клочья шерсти, - возражал он.