"Евгений Пантелеевич Дубровин. Куллан-1" - читать интересную книгу автора

машины какие-то ящики, все в ярких наклейках, очевидно, ананасы.
Грузчик-капитан руководил действиями обезличенных личностей едва заметными
шевелениями бровей и толстых пальцев. На одном из пальцев сидел огромный
золотой перстень и бил в глаза лазерным лучом, который испускал неизвестный
драгоценный камень: может быть даже, это нежился в лучах солнца сам
"Куллан-1".
- Здравствуйте, Петр Петрович, - сказал я.
Грузчик-капитан даже не удостоил меня взглядом.
Лишь лазерный луч от камня полоснул меня по глазам.
- Давай, давай, чево рот раззявил! - вдруг неожиданно тонким голосом
закричал Петр Петрович на одну из замешкавшихся обезличенных личностей.
- Я живу в вашем дворе, Петр Петрович, - сказал я заискивающим, самому
себе противным голосом. - Я по поводу ананасов... Говорят...
- Помогай!, - пропищал владелец, может быть, "Куллана-1". Движением
фокусника он вытащил откуда-то из-за груды ящиков и бросил мне застиранный
синий халат. - Получишь три кило вне очереди.
Я воровато оглянулся по сторонам. Знакомых не было. Вскочив в синий
халат, я слился с обезличенными личностями.
... Через час я, гордо прижимая к груди два ананаса, прошествовал через
весь двор. Сзади слышался завистливый шепот сидящих на скамейке старушек:
- Ишь, попер... Небось с самим Петькой нюхается. Вместе водку жрут да
по бабам...
Зато жена обняла меня и заплакала.
- Ну и слава богу... Теперь и у нас все, как у людей.

Через неделю выбросили свежие болгарские помидоры. Поработав полтора
часа на разгрузке, я получил аж пять килограммов самых отборных. Потом
подоспели крымские яблоки... Все знакомые нам завидовали, а некоторые даже
попытались, конечно, из корыстных соображений, стать нашими лучшими
друзьями.
Постепенно я втянулся. В конце концов какая разница: прогуливать пса,
большого бездельника и эгоиста, или разгружать ящики? Я похудел, на моих
щеках заиграл южный румянец - наверно, отблеск золотых крымских яблок.
Теперь я запросто справлялся с сыном-восьмиклассником, когда дело
доходило до особо критических ситуаций.
Одно только плохо: я пристрастился к "Портвейну-33". Но это еще научно
не доказано, что вреднее для здоровья: свежий портвейн или коньяк "Одесса"
пятнадцатилетней выдержки.
Петр Петрович ко мне благоволил, так как я лучше всех распознавал его
шевеление бровей и пальцев (сказывалась научная степень). Нашего шефа
раздражало во мне лишь одно: моя интеллигентная внешность (бородка, темные
очки, пристрастие к лакированной обуви). Пришлось бородку сбрить, от очков
отказаться, а лакированную обувь заменить на кеды.
- Вот ты, Мотя, ученый (меня зовут Матвеем Ивановичем), - говорил Петр
Петрович, подвыпив "Портвейна-33", - а по жизненному уровню до меня не
достигаешь. - Шеф распахивал свою телогрейку, может быть, из меха рыси и
пускал по стенам солнечные зайчики бриллиантом, может быть, "Кулланом-1". -
А все почему? Потому что ты хоть и ученый, а неграмотный. Сейчас надо быть
при деле. Вот я, допустим, при деле. Я конкретное добро людям делаю. А ты ни
при чем. Вот чем ты занимаешься?