"Александр Дюма. Олимпия Клевская (Собрание сочинений, Том 49) " - читать интересную книгу автора

всего городского населения.
Мало того: Авиньон, семижды претерпев у себя семь пап, правивших семижды
десять лет, к 1727 году имел еще семижды семь свойств и качеств, необходимых
для поддержания приятной, красивой и достойной жизни большого города.
Он располагал семью воротами, семью дворцами, семью приходами, семью
коллегиальными церквами, семью больницами, семью мужскими обителями и семью
женскими монастырями.
Что касается его очарования, происходящего "от мягкосердечия его
жителей", воспетого Франсуа Нугье, историком города, то это очарование
кажется нам куда менее очевидным, нежели все остальное, и лишь в этом мы
позволили бы себе не согласиться с суждением авиньонского писателя, напомнив
о бесконечных сварах между белыми и черными кающимися, когда и те и другие
при любой возможности пытались стереть друг друга в порошок, поделив город
на два враждующих лагеря, при стычках которых щедро сыпались затрещины.
Разумеется, мы не станем здесь вспоминать ни о резне в Ледяной башне в
1791 году, ни об убийстве маршала Брюна в 1815-м. О происшествиях такого
рода добрейший Франсуа Нугье в те годы, когда он творил свою летопись, при
всей его учености не мог и помыслить.
Однако, за исключением пресловутого мягкосердечия жителей, какое мы,
взирая из девятнадцатого века, могли бы оспорить, Авиньон начала
восемнадцатого столетия представал взору и уму путешественника в еще весьма
приятном виде.
Прежде всего, кроме доминиканцев, обосновавшихся в городе в 1226 году, и
кордельеров, получивших в городе пристанище в 1227-м, кроме больших
августинцев и больших кармелитов, матюринцев, бенедиктинцев, целестинцев,
минимов, капуцинов, реколлетов, отцов христианского вероучения, босоногих
кармелитов, антонитов, августинцев, отцов-ораторианцев и обсервантов,
Авиньон располагал и собственным коллегиумом, а также домом для послушников
под управлением иезуитов, основанным в 1587 году Луизой д'Ансенюз.
Здесь нам следует прибавить: в те времена тот, кто произносил слово
"иезуиты", имел в виду людей ученых, любезных, не чуждых новым веяниям
своего века, тех, к чьему посредничеству обращались купцы, увлекая их в
далекие и неведомые моря, к устьям Ганга и Голубой реки - этих индийских и
китайских подобий Роны; тех, кого святое рвение вело в неизведанный мир, в
равнины Бразилии либо к высокогорьям Чили; тех, оставшихся в Европе, перед
кем политика, эта книга без конца, сама перелистывала свои страницы, где
каждое слово - утраченная надежда или утоленное честолюбие, упроченный трон
или разбитый венец; тех, наконец, кротких последователей бенедиктинцев, кого
поэзия и словесность заточила
под выбеленные своды монастыря, между чахлой лужайкой с редкими
цветочками и ослепительным лучом солнца, сверкающего сквозь высокие силуэты
коллегиальной церкви.
Итак, в Авиньоне, в этом особом городе, где было все, что имеется и в
иных городах, а также много чего другого, были и свои иезуиты. И для начала
нашей истории мы поведем любезного читателя в часовню дома послушников,
предварительно напомнив, что дело происходит в первых числах мая 1727 года в
правление семнадцатилетнего короля Людовика XV.
На возвышенном месте улицы, называвшейся улицей Послушников (мы говорим
"на возвышенном месте", потому что улицы Авиньона, выстроенного так, чтобы
противостоять мистралю и солнцу, по большей части либо круто поднимаются,