"Павел Кочурин. Коммунист во Христе, Книга 2 " - читать интересную книгу автора

вспом-нилось, как в мытарные годы они хаживали за своим хлебом в это же
самый райцентр. Уходили с вечера, чтобы занять очередь. Охватом осаждали
хлебный магазин - кулацкий дом, вывеженный из обескураженной деревеньки и
прилаженный возле гордого собора со сброшенными крестами.
Магазин с хлебом был один на четыре людных сельсовета. Хлеб продавали
горя-чий. Торговал им Федюха Румянцев, ихний моховской парень. Потолкался в
Ленинграде, но не прижился. А вот дома определился к хлебу. Торговал им
лихо. Дмитрий Данилович как наяву видел его красующимся за прилавком в белом
халате. В правой руке держал хлеборез, похожий на секиру. Обмакивал ее в
бадью с водой, словно грех смывал с нее, и кроил очередную буханку-жертву.
Деньги брал сам. Бабы говорили: "Сколько бадей воды измакает, столько и
лишка хлеба продаст. Денежку, знамо, в карман положит, с начальст-вом
поделится, кто его на такую должность определил". Ропоту не было, лишь бы
хлебца досталось... в одни руки полагалось по два килограмма. Чтобы набрать
мешок, станови-лись в очередь раз по пять. Так и крутились вокруг собора,
пока хлеб не кончался. Федюха все это видел, но молчал. А народ молчал о
другом - как он смаху половинки хлебные на весу бросал и пальчиком
подсоблял.
Вот навалилось времечко. И казалось ладным. А ныне в своем
большесельском ма-газине враз по мешку буханок набираешь и тащишь домой на
горбу для скотины... Когда хлебы не было, не больно и верилось, что будет
вдоволь. Теперь вдоволь, но уже обратное мнится, что вот-вот его может и не
быть. Не из своей ржицы его выпекают, а из замор-ской. Там осерчают и не
дадут... А было - родимая пшеничка в ту же заграницу шла... Но о том
узналось потом, вести такие сорока на хвосте принесла... Чего только не
передума-ешь про себя вольной дорогой.
Выйдя из райцентровского поселка замощенной булыжником улицей, какое-то
время шагал мягкой обочиной дороги. Разглядывал привычно посевы по сторонам.
Где - что: рожь, пшеница, овес, ячмень... Глаз не радовал. Концы полей как
неподстриженная борода бродяжки. Пашня в глыбинах, в яминах. Будто Балда
попово поле орал без завтра-ка и обеда... В одном месте в низине попались
аккуратные загоны. Поперек пройдено плугом. Подровняно, канавки для стока
вешних вод проделаны. Но всходы в проплеши-нах. Плуги возил, видать, радивый
мужик, а боронил и сеял другой колхозничек - механизатор "раб-отничек", как
вот в Большесельском говорят.
Свернул с шоссейки на лесную тропку, как и прежде хаживали. Лес тянулся
сплошной полосой вдоль Шелекши. Уходил за Патрикийку и Кузнецово - за
моховские поля. Упирался в огромное Соколье болото, рассекавшее две области.
Одно, родимое, и преградило в лихое время путь конникам Золотой орды.
Остановило супостатов в прибо-лотной деревеньке Каверзине.
В глуби леса тропинку черной бороздой перерезал след гусеничного
трактора, та-щившего за собой по живой земле сани-волокуши. Что-то
остановило возле него. Над го-ловой тревожно порхала и чирикала малая птаха.
Перелетала с места на место, зазывая свернуть на этот след. И он пошел по
зову небесной вещуньи.
Трактор протаранил подрост густого разросшегося ельничка. Остовы
елочек, обод-ранные гусеницами трактора и полозьями саней белели оголенные.
Таким вот виденьем вызвалась память о войне... Его, тогда танкиста.
В стороне за кочкарником возвышался вольно разросшийся хвойный лесок.
След к нему и привел. Рубились колья и жерди.