"Вендия 2. Незримые нити" - читать интересную книгу автора (Йенсен Брэнт)

Глава 2. День прибытия в Айодхью Полуночные городские ворота

Сотник имел достаточно причин для гордости: дальний путь из столицы Турана в столицу Вендии остался позади. Особенно трудным назвать его было нельзя. Но сложностей по дороге не возникло, лишь благодаря разумному планированию, умению Конана и его десятников различить вероятную опасность до того, как она стала реальной. Единственным исключением стало нападение безумных идолопоклонников на авангард отряда туранцев.

Вот только великий посол Туранской империи Шеймасаи этого не понимал. Судя по его высказываниям, его препровождение было организовано отвратительно. Мало того, что тупой киммериец гнал отряд вперед в совершенно ненормальном темпе, так он еще на самом подъезде к столице умудрился ввязаться в схватку с дикарями, которую, судя по потерям, еще и проиграл.

Конан особо и не ждал от него слов благодарности. Лично ему на пустословие посла было наплевать, но было обидно за солдат, которые немало вытерпели, исполняя все мыслимые и немыслимые требования своего командира.

— Мы не будем вам платить, — Конан оторвался от размышлений о гнилой натуре Шеймасаи, чтобы в очередной раз высказать страже полуночных ворот свою точку зрения на счет взимаемых со всех приезжих налогов. — Позовите своего начальника.

Вендийским киммериец пока только овладевал, а потому говорил лишь короткими фразами, чтобы не допустить никакой ошибки.

— Сто тридцать человек — сто тридцать монет.

Страж продолжал упорствовать. Он также, по примеру Конана, оставил в сторону велеречивость.

Проблема состояла в том, что отряд прибыл в Айодхью несколько раньше ожидаемого срока, и стража не была предупреждена, что с гостей не то что налог снимать не надо, а более того следует препроводить со всеми почестями во дворец к радже Нараину.

Грамоты, которые предъявляли стражам Конан и Шеймасаи, не произвели на них никакого впечатления – печати на них стояли незнакомые и, как знать, может быть поддельные. Одним словом, без денег пускать отказывались.

Ситуацию эту, кроме как недоразумением, назвать было нельзя. Но недоразумение это было неприятное, потому что очевидных путей его разрешения видно не было.

Заплатить – значит уронить честь Турана в глазах чужеземцев. Прорываться силой – начинать новый этап отношений с Вендией с бессмысленного кровопролития.

К счастью, Шеймасаи, не настаивал на втором варианте, и у Конана появился шанс разрешить дело миром. Но после препираний, которые длились полколокола, киммериец убедился, что со стражами им решительно не повезло. Эти представители одной из младших каст кшатриев отличались тупостью и преувеличенным чувством собственной значительности.

Тогда один из десятников – Бернеш предложил неплохой выход из постигшего отряд затруднения. Он взял одного из почтовых голубей и отправил через него письмо, в котором говорилось, что новый посол Турана назавтра прибудет к полуночным воротам Айодхьи. Датировал Бернеш письмо вчерашним днем.

Получив послание слуги раджи, конечно, испытали бы легкое удивление от того, что птица летела к ним так долго, но отреагировать на него должны были незамедлительно. И тогда отряд встретили бы, как и положено.

По прикидкам Конана встречающие должны были вот-вот подойти к воротам, ну а пока он, чтобы как-то убить время, продолжал препираться со стражниками. Все лучше, чем слушать, как на тебя орет взбешенный задержкой Шеймасаи. К стражам посол подъезжал лишь в самом начале, но когда убедился, что они его словам не внемлют, удалился, оставив киммерийца беседовать с ними.

— Что здесь происходит?

Со стороны города к воротам подъехал высокий вендиец с окладистой бородой. Одет он был в отполированную до блеска кольчугу. На поясе висела сабля с богато украшенным драгоценными камнями эфесом. Конь вендийца был черным, как ночь.

— Эти люди отказываются платить за въезд в город, — доложился незнакомцу страж.

— Они предъявляли тебе какие-либо бумаги? — высокий вендиец обращался исключительно к стражнику. Конана он предпочитал не замечать, и киммериец тоже не спешил его окликать.

— Да, предъявляли, — не стал отпираться страж.

— Тогда, почему мне не было об этом доложено?! — повысил голос прибывший человек. — На этот счет не раз давались указания!

— Их грамоты мне знакомы не были, – попытался оправдаться страж.

— Дурак, — махнул рукой обладатель вороного коня. — Уйди отсюда. Найди среди прибывших со мной того, кому велено тебя сменить на посту. Сам же вечером явишься ко мне за наказанием.

Стражник поклонился и двинулся в сторону группы солдат, отстоявших от высокопоставленного вендийца шагах в двадцати.

— Покажите мне ваши грамоты, — обратился обладатель вороного к Конану.

Киммериец достал документы из сумки у седла и протянул их вендийскому чиновнику.

Тот внимательно изучил их, проверил пальцем сургуч печатей, после чего кивнул и вернул бумаги назад сотнику.

— Прошу принять мои извинения, — говорил вендиец ровным вежливым тоном. — Уверяю, что оскорбление было нанесено вам ненамеренно, и мы сделаем все, чтобы его загладить.

— Не понимаю, о каком оскорблении идет речь…

Закончить фразу киммерийцу не позволил подъехавший к ним с вендийцем Шеймасаи.

— Извинения будут приняты, — произнес посланник Турана, — если вы, как можно более скоро организуете нам эскорт и укажите путь к дворцу раджи Нараина. Думаю, он примет нас без промедления.

— Как будет угодно высоким гостям, — вендиец на слова Шеймасаи отреагировал совершенно спокойно. — Следуйте за мной.

Чиновник развернул коня и медленно поехал за ворота.

— Созывай своих солдат, сотник, — велел Конану Шеймасаи.

Созывать никого не требовалось, команд на отмену изначального построения киммериец не давал. Отряд был готов в любой момент проследовать в Айодхью. Но доносить это знание до Шеймасаи, сотник не собирался – слишком много ему чести.

Киммериец поднял вверх правую руку и громко объявил:

— За мной!

Туранцы повиновались.

Шеймасаи ехал чуть впереди Конана и остальных солдат в окружении личных телохранителей. В иной ситуации киммериец оспорил бы это его решение: гарантировать безопасность посла в таких условиях он не мог. Но при иноземцах он ссориться с Шеймасаи не хотел.

На Конана Айодхья не произвела большого впечатления. Столица Вендии мало чем отличалась от других городов этой страны, виденных киммерийцев по пути следования туранского посольства. Айодхья была грязной, многолюдной и совершенно равнодушной к иноземным гостям. Столичных жителей заезжие туранцы не занимали совершенно.

Киммериец же, в силу своих обязанностей, внимательно изучал окружавший отряд люд, высматривая опасность. Нельзя было исключать возможность того, что на Шеймасаи нападут сразу же по прибытию отряда в город.

Сам же посол подобных опасений не испытывал или же вполне натурально делал вид, что не испытывал.

Шеймасаи двигался на одинаковом расстоянии и от посланного встретить туранцев вендийского чиновника, и от начальника сотни сопровождения. По сторонам он не оглядывался, держался в седле исключительно прямо.

— Вошел в роль, — пробормотал себе под нос киммериец. Впрочем, без особого раздражения.

Для Конана тоже скоро должна была начаться новая жизнь. Если до этого времени он просто исполнял обязанности провожатого и достаточно достойно с ними справлялся, за исключением нелепой смерти Газила, то теперь ему предстояло заняться расследованием гибели бывшего посла Турана.

Царь Илдиз не ставил перед киммерийцем задачи найти убийц. Правитель Турана желал узнать, что твориться в Вендии, не нарождается ли здесь реальная угроза благополучию великого закатного соседа.

Но сам сотник видел лишь один способ разобраться в происходящем, если, в самом деле, в Айодхье происходило нечто интересное. Предстояло найти убийц посла, и уже тогда смотреть, какие ниточки от них тянутся и куда они приведут.

В первую очередь Конан хотел поговорить с вдовой посла. Царь Илдиз говорил, что именно она настаивала на том, что смерть ее мужа не случайна.

Во время одной из стоянок на пути из Турана в Вендию киммериец подошел к Шеймасаи и постарался завести с ним разговор о бывшем после и о его семействе. Нормальной беседы, как и следовало ожидать, не получилось. Туранец взъелся на Конана, указав тому, в какие именно дела солдатам дозволено совать свой нос, и с криками выставил сотника из шатра.

Киммериец и не рассчитывал, что Шеймасаи усадит его за стол, предложит вина и расскажет все, что ему известно о предшественнике. Конан знал, что посол сразу же перейдет на крик и оскорбления, но именно это сотнику и было нужно. Шеймасаи обычно был несдержан на язык и в ярости мог сказать что-нибудь и о фигуре бывшего посла, раз именно он послужил причиной его беспокойства.

Но в этот раз Конану не повезло. Ни про посла, ни про его жену Шеймасаи ничего не сказал.

Это означало то, что знакомство с Телидой предстояло начинать с нуля.

Но до этого еще следовало выдержать визит к радже.

По этикету начальник сотни сопровождения обязан был проследовать вместе с послом Турана к властителю Айодхьи. Но киммериец подозревал, что Шеймасаи может захотеть избавиться от присутствия варвара на церемонии представления. Конан в душе был не против такого положения вещей. Отвешивать поклоны и слушать долгие пустые речи у северянина большой охоты не было.

Но Шеймасаи, вопреки надеждам Конана, решил, что без сотника ему не обойтись.

Киммериец распорядился, чтобы с ним к радже проследовал десяток Масула. Руководить оставшимися солдатами в свое отсутствие он привычно поручил Хасану.

Старый десятник с вверенными ему людьми остался ждать возвращения Конана за пределами дворца. Без малого девяносто человек разместили в той части двора, где обычно проводили свои тренировки городские стражи.

Конан же с десятком Масула эскортировал посла. Солдаты на этот раз держались непосредственно за Шеймасаи. Вся сотня еще в Туране получила наставления о том, как следует себя вести во время дипломатических церемоний. Конан специально по дороге, когда им случалось останавливаться на ночлег у знатных персон, назначал то один, то другой десяток ответственным за препровождение Шеймасаи.

Так что сейчас он не сомневался, что солдаты ведут себя подобающим образом: смотрят вперед, держат шаг, к оружию не прикасаются, рта не открывают и прочее, прочее.

Сам киммериец также вынужден был следовать этим же правилам, а потому толком рассмотреть дворец раджи не получилось. Но то, что он был обставлен чрезвычайно богато, Конан уловил.

Вообще куда больше дворца сотника интересовали люди Нараина: как вооружены, как обучены, как держаться. Но бросать оценивающие взгляды на солдат другой державы в нынешней ситуации было бы наглостью. Потому лишь непосредственно во время церемонии представления друг другу посла и раджи, когда все внимание присутствующих было приковано к этим двум персонам, киммериец смог осуществить свое желание.

Церемония представления проходила в большой зале, в которой при желании смогло бы спокойно разместиться до тысячи человек. Сейчас народу в ней было меньше, и большей частью это были различные чиновники, но набралось и два десятка стражей раджи.

Вооружены они были легко. Сабли вендийцев заметно уступали в длине оружию туранцев. Плетение кольчуг также было более тонким, защиты на ногах и не было вовсе. Эти люди разительно отличались от солдат, находившихся в гарнизонах городов, которые миновала по дороге сотня Конана. Те наоборот уделяли доспехам чересчур много внимания, из-за чего казались киммерийцу излишне неповоротливыми.

Тот же человек, что командовал городским гарнизоном Айодхьи, явно отдавал себе отчет в том, что стража должна в первую очередь быть ориентирована на действия непосредственно в столице Вендии, то есть в духоте, в толчее, в путанице.

Конан решил, что ему также стоит подумать над тем, не изменить ли слегка вооружение вверенных ему людей на время пребывания в Айодхье, если позволят средства, разумеется.

Сама же церемония представления ничего особенного собой не представляла. Шеймасаи и Нараин вышли навстречу друг другу, поклонились, обменялись грамотами. После этого правитель Айодхьи и новый посол Турана обнялись и произнесли несколько негромких реплик.

Затем Нараин громко на туранском языке объявил:

— Приветствую посланца великой Туранской Империи в нашем славном городе. Слава Турану!

Те двадцать стражей, что находились в зале трижды повторили за раджой: «Слава Турану»!

Шеймасаи вновь поклонился. Посол казался Конану чрезвычайно довольным.

Улыбка же с лица раджи так и не сходила с самого начала церемонии.

Нариан был невысоким смуглым человеком. Бороду и усы он стриг довольно коротко. Их уже понемногу начала затрагивать седина, равно как и волосы правителя Айодхьи. Идеальной фигурой раджа похвастать не мог, но и чересчур полным назвать его тоже язык не поворачивался. Черты лица у Нараина были мягкими, и улыбка располагала к себе.

— Прошу вас, — произнес раджа, когда слуги внесли в зал большое блюдо, заставленное вином и фруктами, – вкусите еду моего дома.

Нараин сам наполнил вином кубок гостя и преподнес его Шеймасаи.

Посол отведал напиток, похвалил его, после чего взял с подноса персик.

Когда слуги удалились, Шеймасаи и Нараин продолжали тихо, чтобы их слова не достигали посторонних ушей, общаться между собой. Беседовали они не очень долго, и вновь, как и в предыдущий раз, по окончанию их с послом разговора раджа громко обратился к людям в зале:

— Великая честь была принять у себя в доме столь замечательного человека!

— Великая честь и для меня, — ответил Шеймасаи. — Рассчитываю увидеться с вами и завтра у повелителя.

— С превеликим удовольствием продолжу общение с вами.

Представители двух великих держав вновь поклонились другу.

Нараин, выпрямившись, остался стоять там, где и стоял. Шеймасаи же развернулся и проследовал к выходу из залы. Конан с десятком Масула направился следом за ним.

Когда туранская миссия вышла из дворца, Шеймасаи жестом подозвал к себе сотника.

— Сейчас мы идем в посольство, — сказал туранец. — После этого я направлюсь в свой дворец. Для тебя и твоих людей раджа выделил отдельное помещение.

— Понятно, — кивнул киммериец. — Вам понадобятся все мои люди для препровождения вас к новому месту жительства?

— Я как раз хотел сказать, — ответил Шеймасаи, — что для охраны мне достанет и моих телохранителей. После визита в посольство наши пути разойдутся, и надеюсь, что пересекаться будут они нечасто.

— Меня такой вариант не устраивает, — обычно Конан держался с послом более вежливо, но сейчас Шеймасаи коснулся тех полномочий киммерийца, к которым не имел прямого отношения. — У меня есть приказ от царя Илдиза. В первые три дня вас будут сопровождать не менее трех десятков моих людей. По прошествии этого времени я приму решение насчет дальнейших мер безопасности.

Шеймасаи зло посмотрел на Конана, сплюнул и, ускорив шаг, отдалился от киммерийца.

Смерть Шеймасаи действительно никак не вязалась с планами сотника, и он намеревался делать все от него зависящее, чтобы новый посол Турана не отправился на скорое свидание с Нергалом. Охранять Шеймасаи силами своей сотни он собирался до тех пор, пока не убедится, что его жизни ничто не угрожает.

Не то чтобы Конан не доверял телохранителям Шеймасаи: они были, самое меньшее, ровней воинам из сотни сопровождения, просто рядом с послом ему нужны были люди, которые будут исполнять его, Конана, приказы.

Тем не менее, известие о том, что сотня будет жить отдельно от Шеймасаи, киммериец воспринял с воодушевлением. Посол плохо влиял на солдат, отличался ужасным нравом, и вообще без него было лучше.

Оставалось только надеяться, что отделенным от посла солдатам, выделят для жизни нормальный дом.

Но до знакомства с новым обиталищем было еще много времени. Сначала предстояло посетить посольство, затем разобраться с безопасным размещением Шеймасаи.

Провожатый за время пребывания отряда во дворце у Нараина успел поменяться. Теперь эскортом руководил не бородатый вендиец, что встретил туранцев у ворот Айодхьи, а один из помощников раджи. Киммериец помнил, что тот находился на церемонии в первых рядах принимающей стороны – место, по мнению Конана, вполне почетное.

Когда отряд построился перед воротами дворца, этот вендиец поочередно подъехал сначала к Шеймасаи, потом к Конану и попросил следовать за ним и его людьми.

Люди на улицах перед новым провожатым расступались чуть более споро, чем перед прежним, хотя этот доспехов не носил, да и конь у него был не боевой, а самый обыкновенный.

Шеймасаи, как и в прошлый раз, предпочел держаться далеко впереди отряда.

Конан вновь не стал вступать с ним в дискуссию. Вместо этого он подозвал к себе трех десятников: Талата, Ясира и Бернеша. Им он собирался поручить охрану посла в первый день.

Выбор этот объяснялся достаточно просто: Талат раньше трудился в сыскной службе и отлично мог разобраться в том, насколько хорошо или плохо охраняется тот или иной дом, Ясир сопровождал караванщиков и имел репутацию непревзойденного мастера своего дела, Бернеш же просто казался киммерийцу самым сообразительным и сметливым из десятников, и его обязательное присутствие у Конана даже вопросов не вызывало.

Вкратце киммериец обрисовал им ситуацию, в которой им предстоит действовать, и особенно настаивал на том, чтобы все три десятника подробно, до мелочей запоминали все, что происходит вокруг, и доносили до сведения своего сотника. Незнакомая страна, незнакомые люди: опасность могла крыться где угодно.

Получив указания, десятники вернулись к своим людям, доносить до них приказы командира.

Больше до того момента, как отряд добрался до ворот туранского посольства, киммериец ни с кем не общался.

Дворец, в котором располагалось посольство, по размерам значительно уступал тому, в котором жил раджа Нараин, но все равно был огромен. В Аграпуре ни одна страна не могла похвастаться таким представительством.

На ступенях дворца в окружении слуг Шеймасаи встречала высокая и очень худая туранка с лицом хищной птицы, на котором улыбка, пребывавшая там в настоящее время, смотрелась несколько неуместно.

Киммериец решил, что это и есть Телида.

— Мое имя Телида, — подтвердила женщина догадку сотника, – рада принять вас во дворце моего покойного мужа.

—– Это дворец посла Турана, — Шеймасаи на своем коне находился впереди всех прибывших: солдаты во главе с Конаном держались по-прежнему позади посла, вендийцы же из провожатых сразу за воротами расступились по сторонам. — А значит мой. Я представляю здесь власть Турана, и мне не нравится, женщина, когда мне не оказывают должного почтения.

— Приношу свои извинения, — в голосе Телиды проступали ядовитые нотки, – если вы, конечно, и в самом деле представитель власти царя Илдиза. Уж простите, но по внешнему виду, вы скорее напоминаете отъевшегося сверх меры купца, которого Эрлик не наградил ни манерами…, ни ростом.

— Да как ты…

Шеймасаи уже начал было гневную отповедь, но Телида его перебила.

— А грамот ваших я пока не видела, — сказала она. — Так что власть Турана – здесь я. Предъявите мне ваши бумаги, иначе я попрошу своих людей выставить вас отсюда немедля.

Вдову нисколько не смущала сотня туранских воинов, находившаяся за спинами Шеймасаи.

— Сумасшедшая женщина, — пробормотал Шеймасаи, но так, чтобы его слышали все окружающие.

Однако вслед за этими словами он подъехал к Телиде и вручил ей бумаги.

Конан про себя ухмыльнулся: именно с этой женщиной волею царя Илдиза ему было назначено распутывать клубок вендийских интриг.