"Анатолий Кузин "Малый срок" (Воспоминания в форме эссе со свободным сюжетом)" - читать интересную книгу автора

И вот перед нами искренний, горький и теплый человеческий документ.


Спасск-Рязанский - город старинный. Через реку Оку расположена Старая
Рязань, которую разорили монголы. На месте Спасска были леса, где и
спасались от татар русские люди. Поэтому он и называется теперь так. Вот
здесь, на моей родине, меня и арестовали 12 сентября 1957г. Отец, на
счастье, только что уехал в дом отдыха. Мама была на работе. После обеда,
только лег подремать, постучали в дверь. На пороге стояла девушка и
попросила меня сейчас же зайти в военкомат с военным билетом. Военком
покрутил в руках билет, посмотрел на фотографию и сказал: "Можете идти". Я
спросил на счет билета. "Мы вас вызовем" - был ответ. Я пошел по
маленькому городскому саду, по осенним листьям на песке дорожки. Меня
догнал мужчина и пристроился рядом. -- Как настроение? Обмен общими
фразами. - Сейчас домой? - Да.
Вышли из ворот сада, и он предложил подъехать на газике, стоящем
тут же. Я согласился, подумав, что он с отцовской работы. Отца знал весь
город, да и район тоже. Он был зоотехником исполкома райсовета и часто
ездил на газике. На номера я не обратил внимания, да и могли ли они мне
что-нибудь сказать? Незадолго перед этим у отца повесился его шофер с
газика. Замечательный парень, отец малых детей. Он был безотказный и
надежный работник. Этим и воспользовалось начальство. Оно эксплуатировало
его и в выходные дни. Райкомовские работники с дружками гуляли по
деревням и однажды, набравшись самогона, набедокурили в лесу. Захотелось
им девки. Дело завершилось скандалом. Отец , подвергшейся нападению
девушки, собиравшей в лесу грибы, не шел на мировую и требовал наказания
виновных. А начальство все валило на шофера, сказавшись ничего не
помнившими пьяницами, а заодно клеветали и на моего отца, будто он был с
ними. Отец в тот выходной весь день писал доклад на работе и все его
видели. Оставался в их компании трезвый шофер. Зная нравы власти, после
ряда вызовов в милицию, послал жену в магазин, написал все как было и
повесился, не дожидаясь позора и напраслины, которую предвидел. Отец не
мог смотреть на осиротевшую машину, стоящую на приколе, и тяжело переживал
этот случай. Произвол и пьянство он ненавидел. Мы подъехали к нашему дому.
Возле него стояли еще двое. Зашли. Мой сопровождающий ничего особенного не
спрашивал, а я был занят своими мыслями. Зайдя в дом он сразу кинулся к
столу, который был заложен раскрытыми книгами и словарями. Конспектов
никаких. Появились понятые и милиционер. Тут только я понял, что это -
обыск. Начали перебирать книги и материалы, оставшиеся от фестиваля.
Тексты выступлений и другие бумаги. На каждом изъятом листке я должен был
писать: "Изъято у меня при обыске" - и расписываться. Пришла встревоженная
мама. Ее вызвали с работы. Мои рукописи - а я занимался литературным
творчеством для себя - лежали в темной спальне на полке в изголовье. Мама
незаметно столкнула папки под кровать, за обувь и голоши, а после нашего
отъезда сожгла. Книги отца по животноводству и те, на которых была пыль,
они не трогали. Мама все добивалась, что я натворил. Когда начали
собираться в дорогу был уже вечер. Один из офицеров буркнул: "В Барнаул
поедет". Мама принесла шапку, фуфайку, в которой кормила раньше поросенка,
и собрала отцовский солдатский вещмешок. Забрались в машину. Сидящий
спереди спросил, что мне купить в магазине. Принес 20 пачек сигарет