"Борис Лапин. Под счастливой звездой (сборник)" - читать интересную книгу автора

- А что? Пассажир как пассажир, бывали и хуже.
- Оно верно, что бывали. Не нравится он мне. Слишком много желчи для
такого тщедушного тела. Тоску навевает.
Ларри Ларк пожал плечами, дескать, нам-то что до этого.
Он прикинул координаты и нанес маршрут. На звездной карте значилось:
метеоритный поток "Золотой петушок".
Когда-то грозные тайфуны, стиравшие с лица земли целые города, называли
ласковыми женскими именами: Алиса, Глория, Флора, - словно задобрить хотели.
Потом и метеоритным потокам стали давать имена детских сказок: только бы
проскочить, не наткнуться на небесный камушек. А теперь, когда метеоритная
мелочь кораблям не страшна, как-то странно звучит: "Золотой петушок". Не
подобострастие - полное пренебрежение! И действительно, как ни старайся, не
поймаешь в ловушку добрый осколок, одна пыль.
Он раскрыл корабельный журнал и записал:
"4 сентября. Все системы судна работают нормально. Самочувствие экипажа
и пассажиров хорошее". Глянул на записи выше: 3 сентября, 2 сентября, 1
сентября, 31 августа - одно и то же: "нормально... хорошее", "нормально...
хорошее."
Скучным становится когда-то грозный Ближний Космос.
- Пойду запущу пару "корзинок", - сказал, потягиваясь, Ларри Ларк.
Как-никак "Золотой петушок". Авось да и поймаем чего, не для науки, так для
отчета.
- Добро, капитан, - отозвался Другоевич. - Все хоть занятие.
В исследовательском отсеке Ларри Ларк не спеша опустился в кресло,
нажал педаль, отпирающую затвор катапульты, и протянул руку за автономной
метеоритной ловушкой, именуемой в быту корзинкой...
В этот самый момент его обожгло, стиснуло, оглушило грохотом. Словно
гигантских размеров скала, тяжелая и раскаленная, рухнула на капитана. Теряя
сознание, он еще успел услышать треск. Треск, от которого вмиг седеют
космонавты. Но Ларри Ларку это не грозило - он и без того давно был сед.
"Профессор Толчинский" трещал, как орех, сжатый щипцами, - если только
кто-нибудь когда-нибудь слышал этот треск изнутри ореха.
Как маятник, туда-назад, туда-назад метался Руно Гай по операционному
отсеку. Стиснув зубы, сцепив пальцы за спиной, сдерживая себя изо всех
сил, - шесть шагов туда, шесть назад, шесть туда, шесть назад. Вот уже
месяц, наверное, как начал он метаться по отсеку. Хотел успокоиться вдали от
людей, привести в порядок нервишки - и вот на тебе, совсем распустился. Мало
того, познакомился с галлюцинациями. Все чаще казалось, что стоит ему резко
перейти в одну сторону отсека - и весь бакен клонится в ту же сторону, пусть
немного, но явно клонится, а потом так же и в другую. Руно Гай знал, что это
чушь, дичь и чертовщина, что трехсоттонную громадину бакена не в состоянии
раскачать его восемьдесят килограммов, но ощущение было сильнее доводов
разума.
Так он шагал по отсеку, исподтишка наблюдая, как уходят вниз под его
тяжестью пол, стены, пульты, плафоны, и думал свою неотвязную думу. Вот уже
месяц, наверное, ни на минуту не мог от этой думы отделаться.
Нора.
Как она там, на Земле, Нора?
Эх, Нора, Нора! Молчит!
Что же все-таки произошло, Нора?