"Михаил Юрьевич Лермонтов. Я хочу рассказать вам " - читать интересную книгу автора

производят одинакие действия: лошадь равно падает на ноги от застоя и от
излишней езды.
Вот какова была молодость Арбенина!
Начнем сначала.
Он родился в Москве. Скоро после появления его на этот свет его мать
разъехалась с его отцом по неизвестным причинам. Сообразив все городские
толки, можно было сделать только одно верное заключение, а именно, что
Сергей Васильевич разъехался с своей супругой.
Саша остался на руках отца. Когда ему минуло год, его посадили с
кормилицей и няней в карету и отвезли в симбирскую деревню. Сергей
Васильевич вскоре сам туда приехал и поселился на житье. Деревня эта
находилась на берегу Волги. От барского дома по скату горы до самой реки
расстилался фруктовый сад. С балкона видны были дымящиеся села луговой
стороны, синеющие степи и желтые нивы. Весной, во время разлива, река
превращалась в море, усеянное лесистыми островами; по ней мелькали белые
паруса барок, и вечером раздавались песни бурлаков. Барский дом был похож на
все барские дома: деревянный, с мезонином, выкрашенный желтой краской, а
двор обстроен был одноэтажными, длинными флигелями, сараями, конюшнями и
обведен валом, на котором качались и сохли жидкие ветлы; среди двора
красовались качели; по воскресеньям дворня толпилась вокруг них, и, порой,
две горничные садились на полусгнившую доску, висящую меж двух сомнительных
веревок, и двое из самых любезных лакеев, взявшись каждый за конец толстого
каната, взбрасывали скромную чету под облака; мальчишки били в ладони, когда
пугливые девы начинали визжать, - и всем было очень весело. Надо заметить,
что качели среди барского двора - признак отечески-доброго правления, а
между тем вот как хорошо судят о нас иностранцы: в путевых записках одного
француза я недавно читал, что у нас против господского дома обыкновенно
торчит виселица. Француз замечал остроумно, что это, должно быть,
злоупотребление, ибо смертная казнь в России уничтожена. Бедные качели!..
Мужики Арбенина большею частью занимались рыбной ловлей. Во время бури,
жены и дочери рыбаков выбегали с плачем на берег; в жаркие летние дни толпы
крестьянских девок купались в студеных струях Волги; их русые косы мелькали
над пенистой влагой; их громкий смех раздавался далеко. Зимой горничные
девушки приходили шить и вязать в детскую, во-первых, потому что няне Саши
было поручено женское хозяйство, а во-вторых, чтоб потешать маленького
барчонка. Саше было с ними очень весело. Они его ласкали и целовали
наперерыв, рассказывали ему сказки про волжских разбойников, и его
воображение наполнялось чудесами дикой храбрости и картинами мрачными и
понятиями противуобщественными. Он разлюбил игрушки и начал мечтать. Шести
лет уже он заглядывался на закат, усеянный румяными облаками, и
непонятно-сладостное чувство уж волновало его душу, когда полный месяц
светил в окно на его детскую кроватку. Ему хотелось, чтоб кто-нибудь его
приласкал, поцеловал, приголубил, но у старой няньки руки были такие
жесткие! Отец им вовсе не занимался, хозяйничал и ездил на охоту. Саша был
преизбалованный, пресвоевольный ребенок. Он семи лет умел уже прикрикнуть на
непослушного лакея. Приняв гордый вид, он умел с презреньем улыбнуться на
низкую лесть толстой ключницы. Между тем природная всем склонность к
разрушению развивалась в нем необыкновенно. В саду он то и дело ломал кусты
и срывал лучшие "цветы·, усыпая ими дорожки. Он с истинным удовольствием
давил несчастную муху и радовался, когда брошенный им камень сбивал с ног