"Джек Лондон. "Алоха Оэ"." - читать интересную книгу автора

женщину.
В климате Гавайев все зреет быстро, а созреванию Дороти Сэмбрук к
тому же особенно благоприятствовали окружающие условия. Тоненькой бледной
девочкой с голубыми глазами, немного утомленной вечным сидением за книгами
и попытками хоть что-нибудь понять в загадках жизни, - такой приехала сюда
Дороти месяц назад. А сейчас в газах ее был жаркий свет, щеки позолочены
солнцем, в линиях тела уже чувствовалась легкая, едва намечавшаяся
округлость. За этот месяц Дороти совсем забросила книги, ибо читать книгу
жизни было куда интереснее. Она ездила верхом, взбиралась на вулканы,
училась плавать на волнах прибоя. Тропики проникли ей в кровь, она
упивалась ярким солнцем, теплом, пышными красками. И весь этот месяц она
провела в обществе Стивена Найта, настоящего мужчины, спортсмена,
отважного пловца, бронзового морского бога, который укрощал бешеные волны
и на их хребтах мчался к берегу.
Дороти Сэмбрук не замечала перемены, которая произошла в ней. Она
оставалась наивной молоденькой девушкой, и ее удивляло и смущало поведение
Стива в этот час расставания.
До сих пор она видела в нем просто доброго товарища, и весь месяц он
и был ей только товарищем, но сейчас прощаясь с ней, вел себя как-то
странно. Говорил взволнованно, бессвязно, вдруг умолкал, начинал снова. По
временам он словно не слышал, что говорит она, или отвечал не так, как
обычно. А взгляд его приводил Дороти в смятение. Она раньше и не замечала,
что у него такие горящие глаза; она не смела смотреть в них и то и дело
опускала ресницы. Но выражение их и пугало и в то же время притягивало ее,
и она снова и снова заглядывала в эти глаза, чтобы увидеть то пламенное,
властное, тоскующее, чего она еще не видела никогда ни в чьих глазах. Она
и сама испытывала какое-то странное волнение и тревогу.
На пароходе оглушительно завыл гудок, и увенчанная цветами толпа
хлынула ближе. Дороти Сэмбрук сделала недовольную гримасу и заткнула
пальцами уши, чтобы не слышать пронзительного воя, - и в этот миг она
снова перехватила жадный и требовательный взгляд Стива. Он смотрел на ее
уши, нежно розовеющие и прозрачные в косых лучах закатного солнца.
Удивленная и словно завороженная странным выражением его глаз, Дороти
смотрела на него не отрываясь. И Стив понял, что выдал себя; он густо
покраснел и что-то невнятно пробормотал. Он был явно смущен, и Дороти была
смущена не меньше его. Вокруг них суетилась пароходная прислуга, торопя
провожающих сойти на берег. Стив протянул руку. И в тот миг, когда Дороти
ощутила пожатие его пальцев, тысячу раз сжимавших ее руку, когда они
вдвоем карабкались по крутым склонам или неслись на доске по волнам, - она
услышала и по-новому поняла слова песни, которая, подобно рыданию, рвалась
из серебряного горла гавайской певицы:

Ka halia ko aloha Kai hiki mai,
Ke hone ae nei i Ku'u manawa,
O oe no Ka'u aloha
A loko e hana nei.


Этой песне учил ее Стив, она знала и мелодию и слова и до сих пор
думала, что понимает их. Но только сейчас, когда в последний раз пальцы