"Томас Манн. Речь Нобелевскому комитету по присуждению премий мира" - читать интересную книгу автора

будет возможно давать премии главам государств и членам правительств, таким,
как Бриан и Штреземан. Сама природа идеи мира, а может быть, и сама природа
правительств такова, что идеи мира обычно находятся в оппозиции, и в этих
случаях те, кому надлежит присуждать премию, должны волей-неволей выступать
за оппозицию, против правительств.
Однако правительство, о котором здесь идет речь, исповедует, как всем
известно, ясно выраженные пацифистские взгляды. Всем памятны речи, в которых
фюрер германского государства, к общей радости и облегчению, заверил всех,
что он и его помощники стремятся к миру и что германское вооружение как
материальное, так и моральное имеет сугубо мирный характер. В германском
официозе "Фолькишер беобахтер" можно прочесть статьи, которые подобны
огнеметам, извергающим пламя против мировой военной промышленности и
происков, которые могут когда-нибудь привести к тому, что молодежи Европы
еще раз придется истекать кровью на полях сражений. Каковы бы ни были
человеческие, духовные, политические разногласия между германским
рейхсканцлером и писателем, выдвинутым на премию мира, в решающем и
главном - в общем отвращении к войне - оба они придерживаются одних
взглядов. Тот факт, что, несмотря на это, Осецкий вместе со многими
пацифистами содержится в бессрочном и страшном заключении, принадлежит к тем
противоречиям и логическим несуразностям национал-социализма, с которыми мы
сталкиваемся в жизни и которые не только не смущают, но даже преисполняют
гордости его приверженцев. И что же, оскорблением для германского
правительства было бы, если бы борец за мир Осецкий - он, кстати, не
коммунист и не еврей - получил премию мира? Нет, оскорблением для
германского правительства будет, если мы усомнимся в правдивости его речей
и, считаясь лишь с тем, что нам представляется его истинными взглядами,
отвернемся от такой обоснованной кандидатуры, как кандидатура Осецкого. Это
мое мнение, и мне кажется, что иного мнения здесь быть не может. Лишить
бедного Осецкого премии из-за того, что германское правительство могло бы
выразить недовольство по поводу его награждения - вот что было бы
оскорбительным недоверием к клятвенным заверениям этого правительства, вот
что было бы нарушением дипломатического этикета.
Награждение Осецкого премией за борьбу всей его жизни я назвал
освободительным деянием. Как хотелось бы, чтобы оно было освободительным в
первую очередь для самого Осецкого. Ведь в самом деле, могло бы случиться,
что оказанная ему честь помогла бы освободить несчастного и вернула его
миру. К сожалению, этой надежде, по-видимому, не суждено сбыться по той
простой, хотя и немного страшной причине, что человека нежной и сложной
душевной организации нельзя показывать миру после того, как он три года
провел в концентрационном лагере. Сведения о состоянии этого Флорестана не
проникают во внешний мир, по, по всей вероятности, Осецкий теперь физически
и духовно сломленный человек, и его, будь он даже лауреатом премии мира, все
равно, во избежание неприятных впечатлений, не выпустят из заключения до его
уже недалекой кончины. Но разве печальное предположение, что этот луч света
не спасет самого Осецкого, должно помешать Нобелевскому комитету принять его
решение? Конечно нет. Ибо дело ведь не в одном человеке, он - одна из тысяч
жертв, он жертва той исторической динамики, излюбленным девизом которой
являются слова о щепках, которые летят, когда рубят лес; этой динамике, в
бесконечной ее жестокости, летящие щепки гораздо важнее самой рубки леса, и
она требует все новых жертв, чтобы утвердиться в своем великолепии. Нет, не