"Колин Маккалоу. Символ веры третьего тысячелетия " - читать интересную книгу автора

Ну вот, уже лучше: теперь он поравнялся с домом, явно обитаемым. И этот
дом был отмечен тем же клеймом упадка, что и остальные: отвалившиеся карнизы
и притолоки, ни огонька в окнах. Но крыльцо выметено, выполоты сорняки и
содран мох, стены обшиты алюминием.

Дома доктора Кристиана стояли сразу за поворотом с Элм-стрит, за ее
пересечением с 78-й улицей, милях в двух от центрального почтового
отделения, и доктор сам наведывался туда отправить письма и заглянуть в свой
абонентский ящик: почтальоны больше не приходили. Дойдя до номеров 1045 и
1047 по Оук-стрит, доктор остановился под ветвями великолепных восьмилетних
дубов. Прекрасно: света в окнах нет. Если свет виден с улицы - значит, в дом
ворвался холодный ветер.
Его дома не выделялись ничем: серые, стандартные - с отдельным входом
со двора. Только они были соединены галереей на уровне второго этажа: в
одном жила семья доктора, в другом он принимал больных.
Дорогу он перешел, не глядя по сторонам - зачем, если в Холломане нет
машин, и на мостовой намело высокие сугробы.
На сегодня к нему не записался ни один пациент. Можно не рисковать,
открывая 1045-й номер. Доктор пошел к 1047-му.
Маленький начес над последней ступенькой, крепкая дверь, открывающаяся
наружу. Ключ в замке - и вот он уже в небольшой прихожей, которая служит
дополнительной защитой от враждебного внешнего мира. Еще ключ, еще дверь,
вестибюль, где он снял и повесил на вешалку свою шотландскую шапочку,
отороченную мехом, шарф и пальто, разулся, обул тапочки. Третья дверь - уже
не запертая.
Наконец он дома!
Кухня. Мама у плиты - а где же ей еще быть?!
Никто не ожидал, что к шестидесяти годам она превратится в маленькую
коренастую тетушку, морщинистую, с толстыми лодыжками. Она и сама громче
всех смеялась над этим своим преображением.
- Что такой веселый, Джошуа?
- Я только что сыграл в игру.
Сразу несколько ее детей сделались психологами, и общение с ними не
прошло даром. Она умела казаться более проницательной, чем была, умела не
выказывать удивления. Вот и сейчас не переспросила: "Игру? Какую игру?" А
только справилась:
- Ну, и выиграл?
Он присел на угол стола и, покачивая ногой, взял из вазы, которую она
постоянно здесь держала, крепкое золотистое яблоко.
- Это была игра воображения, - тем не менее объяснил он, похрустывая
яблоком. - Я попробовал представить себе: а что, если форма в вас не
соответствует содержанию? - он улыбнулся. - Что, если за ней кроется старое,
некрасивое и утомленное многими годами каторжного труда?
Она поняла и рассмеялась. На щеках появились милые ямочки - как раз на
границе между бледноватой кожей и тонким слоем румян на скулах. Из-под
ярких, хотя и не знавших никогда помады, губ показались великолепные зубы,
синие глаза, чуть туманные от близорукости, засияли из-под длинных ресниц.
Ни одной серебряной нити не было в ее прекрасных волосах - длинных,
волнистых, густых, цвета зрелой пшеницы, - собранных на затылке в узел.
Он глубоко вздохнул, поражаясь - это поражало его постоянно - что его