"А.А.Осипов. Откровенный разговор с верующими и неверующими" - читать интересную книгу автора

и соблюдения привычных обрядов.
В 1928 году в Таллине открылось отделение Парижского Русского
студенческого христианского движения (РСХД) - религиозно-философской
организации эмигрантов, захватившей не только студенческие круги. Туда и
привлекли меня вступившие в кружок изучения истории России и русской церкви
соученики по гимназии. Пошел с недоверием, потом увлекся. Начал изучать
вопросы религии, показалось интересным.
Руководители наши внимательно направляли всю работу так, что любой
вопрос связывался с религией, и получалось, что религия, бог и вера в него
есть альфа и омега бытия, пронизывающая самую жизнь и все ее проявления. Все
это постепенно воздействовало на меня и вырабатывало во мне идеалистические
взгляды. Париж снабжал нас, с американской помощью, соответствующей
литературой. В ней много писалось и говорилось о России, но о России якобы
мученической, отсталой, отброшенной коммунизмом с путей прогресса и знания
чуть ли не в эпоху первобытной дикости... Профессора-эмигранты Бердяев,
Зеньковский, Вышеславцев, Ильин и другие учили в том же духе. Вскоре я стал
в местном движении популярным лектором для молодежи. Затем протоиерей И. Я.
Богоявленский предложил мне подумать: не пойти ли мне учиться на священника,
причем обещал стипендию.
Мать сказала мне: "Я не хочу, чтобы ты потом упрекал меня в том, что я
тебя на что-то подтолкнула. Жить и работать тебе, ты и решай". Спасибо ей за
это! В своем выборе, в своей сложной судьбе я не виню никого. Сам пошел.
Почему я решился? Ведь до этого я мечтал о пути геолога или писателя...
У меня были свои "за" и "против". Я больше всего на свете мечтал прожить
жизнь с пользой. А нам говорили, что пастырь - это раздатель добра,
утешитель несчастных и горюющих, учитель добрых нравов и честной жизни.
Что было "против"? Первое, о чем я подумал со смущением... была ряса! Я
поделился простодушно этим с духовником и услышал рассуждения об уважении к
традициям, о том, что не следует отгонять от церкви простецов, живущих более
привычными обрядами, чем сознанием.
Вторым "но" для меня явились... богослужение и молитвенное словоблудие
православия. Серьезно уверовав в философию бытия божия, реальность иного,
духовного мира, с интересом читая рассуждения богословов и историков церкви,
я не мог не чувствовать глубокого противоречия между философией и практикой
церкви. На самом деле: если бог всеблаг, вездесущ, свят, добр, отдал сына
своего для спасения мира, то зачем же надо сотнями раз творить так
называемую "молитву иисусову"? Зачем надо сотни раз повторять "господи,
помилуй!", вычитывать, словно магические заклинания, "каноны" и "правила"?
Часы и часы требовала церковь на молитвы. Их читали по привычке, не вникая в
слова, на них старались нарочно "настроить", "воспламенить душу". И все это
считалось спасительным и нужным. Но кому?! Богу? Бессмыслица! Или - он
недалекий честолюбец, забавляющийся преклонением и ублажениями со стороны
низших его? Людям? Но жизнь убеждала на каждом шагу, что после часового
молитвенного бормотания в храме или дома люди, выходя за порог, снова
бранятся, клевещут, словно бы оставив за этим порогом всю шелуху красивых
слов. И тот, кто добр сам по себе, остается добрым и без "молитвенных
подвигов", а дурной остается дурным.
А само богослужение? Кому нужны эти заученные повороты, поклоны, жесты,
воздымания рук, дешевые эффекты? Богу? Но тогда он просто любитель дешевого
балагана, в котором устраивались представления акробатов и фокусников. Или