"Вадим Пак. Феи с алмазных гор (Корейские народные сказки) " - читать интересную книгу автора

несут в себе отпечаток духа народа".[1] Как и фольклор других народов,
корейские сказки органически связаны с реальной жизнью. В большей мере
сказки воплощают в себе реалии последующих этапов развития феодального мира
с характерными для него социальными атрибутами и коллизиями. Таким образом,
в художественной форме в сказках нашли отражение характерные черты
корейского народа на разных этапах его истории.
На протяжении столетий происходил естественный отбор фольклорного
материала: шлифовались сюжеты и стиль. Память народа сохраняла только то,
чем жила душа народа, его чаяния. Вот как о самоценности корейских сказок
писал русский писатель и первый собиратель корейского фольклора Н.
Гарин-Михайловский: сказочны, по мнению Н. Гарина-Михайловского, не только
природа, но и сами жизнелюбивые корейцы. Поэзия сказки настолько слилась с
самой жизнью, что и сказка, и жизнь корейца неразлучны.
"Заражаешься их настроением: жизнь для них та же сказка, и все здесь
сказочно, и поэтично, и ужасно сказочно. И природа такая же".[2] Потрясенный
впечатлением, которое произвел на него один корейский сказитель, писатель
отмечает: "Кажется... каким-то сном, очарованием, в котором мы все вдруг
перенеслись в неведомую глубь промчавшихся тысячелетий".[3]
В предлагаемом вниманию читателей сборнике представлены основные жанры
корейской устной прозы. Они расположены в традиционном порядке мифы и
легенды, волшебные сказки, бытовые сказки, сказки о животных, народные
анекдоты о хитроумном и ловком Ким Сон Дале,
Включенные в книгу предания, легенды и мифы распространены в Корее как
в устном исполнении рассказчиков, так и в записях исторических сочинений
"Самгук саги" ("Исторические записи трех государств", 1145) Ким Бусика,
поздних хрониках "Коре са" ("История Коре", 1454).
У корейских легенд и мифов существует тесная связь с волшебными
сказками, порой даже трудно бывает определить, где кончается легенда и
начинается сказка. А сказочный сюжет трудно отделить от реальной истории
страны. Вот почему в корейском фольклоре немало сюжетов о первопредках,
основателях древних корейских государств Чосон, Когуре, Силла ("Династия
Ли", "Вторая легенда о царствующей в Корее династии", "Легенда о Тан Гуне",
который выступает основателем Древнего Чосона). Мифические персонажи
представляются как полуисторические-полулегендарные правители или герои
Кореи.
Традиционным героем корейских волшебных сказок нередко выступает
волшебник-мудрец хенин в образе седобородого старца. Образ этот, вероятно,
навеян патриархально-конфуцианским почитанием старости.
Существует немало сказок, где действующее лицо - монах. Корейский монах
мало похож на его русского собрата. Он не привязан к храму, а ходит по
деревням, собирая подаяние, творит добро, наказывает зло ("Храм на горе
Пэкчжоксан", "Как Сеул столицей стал").
Вековая мечта корейского народа воплотилась в образе богатыря - чжансу,
способного творить чудеса, делать людей счастливыми ("Кровавые слезы
богатыря", "Озеро богатыря").
У корейцев, как и других народов мира, весьма популярны сказки о
падчерице и злой мачехе ("Как Енни от мачехи спаслась", "Роза и лотос").
"История о добродетельной Кхончхи и злой мачехе и ее дочери Пхатчхи"
отличается реалистичностью: героиня, Кхончхи, теряет не золотую, а
матерчатую туфельку, переходя вброд реку, а замуж выходит не за принца, а за