"Михаил Пришвин. Кощеева цепь" - читать интересную книгу автора

ло самое пустяковое.
Конечно, вся молотьба идет только хлопотами старосты Ивана Михалыча,
вот он нырнул в темноту риги к погоняльщикам, кричит ребятишкам: - "эй,
вы, черти, живей, погоняй!", выйдет оттуда к подавальщику, сам схватит
сноп и, пропуская, учит: - "ровней, ровней, подавай, чтобы не было -
бах-бах! а шипело; не забивай барабан, - неровен час - камень попадет,
зуб вышибет в машине, девок перебьешь". Долго возится у конной веялки с
ситами, выходит оттуда весь в мякине и распорядится "халуй" - какой-то
мякинный сорт - перекидать живо от веялки в угол. У сортировки, где гро-
мадный чистый ворох зерна все растет и растет, Иван Михалыч непременно
возьмет метло и так ловко сметет два-три полуколосика, будто артист-па-
рикмахер причешет красивую голову. Но еще лучше, когда зерно захватят
мерой для ссыпки в мешки и в мере - верх, так вот этот верх зерна сре-
зать лопатой в чистоту, ж-жик! и мерка с зерном стоит раскрасавицей. От
полыни, от пота людского и конского во рту горько и даже солоно, ворота
риги дышат этим на жаркое солнце. Иван Михалыч выходит из ворот погля-
деть на свет Божий, но и тут нет ему покоя; сразу глазом схватил: Илья
напустил вязанки и повел омет влево.
- Подай, подай вправо, - кричит, - не напущай!
И вот тут-то случилось: привязанный к столбу жеребенок, на которого
все время под жарким солнцем дышала потно-полынная рига, одурелый под-
нялся на дыбы, обхватил шею Ивана Михалыча передними ногами и при всем
народе пожелал обойтись со старостой, как с молодой кобылицей. От этого
все и пошло. Первый сигнал подал тот Нептун с трезубцем на вершине золо-
той горы, Илюха: га-га-га! и грохнулся с вилами на солому; поднялся, -
опять: га-га-га! и опять грохнулся. Те бабы, что взбирались на омет с
носилками, так и осели на месте, и что они, барахтаясь в соломе, выкри-
кивали и причитывали: - "ой, бабочки, ой, милые!" - было похоже скорее
на рыдание, чем на смех; на скирдах тоже враз полегли мужики и бабы;
все, кто в риге был, выбежали; один парень шесть баб повалил, лег на них
поперек мостом, сам гогочет, а все шесть визжат, как поросята, в далекий
слух; другой парень пустился за девкой по черному пару, догнал, - и там
на горячей земле большой взвился над ними столб пыли и закрыл их, как
дым. И, кажется, даже само горячее летнее солнце на синем небе запрыга-
ло. Под тяжестью жеребенка Иван Михалыч сначала осел на колени, потом
приподнялся, крикнул: - "леший тебя разобрал, поди прочь, поди прочь!",
а жеребенок все пуще и пуще, порядочно времени прошло, пока Иван Михалыч
освободился: успели уже остановиться и молотилка, и веялка, и сортиров-
ка. И тут бы старосте самому засмеяться, а он рассердился и раз! жере-
бенка в морду кулаком. Тогда не выдержал Илюха наверху, схватил бабу,
задрал ей рубашку, хлопнул ладонью и, схватившись с ней, как воробьи на
крыше, покатился с высоты, а с Илюхой зараз потащилась чуть не половина
соломы и, рухнув, закрыла всех - и шесть баб с поперек лежащим на них
парнем, и Илюху с бабой, и самого Ивана Михалыча, и жеребенка.
- Мала куча, мала куча! - крикнули мальчишки-погонщики, вскинувшись
мигом на солому, похоронившую старосту.
Сбежались девки подметальщицы, с ними первая Катерина Жируха.
- Мала куча, мала куча! - кричала Жируха, взбираясь наверх, и только
взобралась, вдруг под соломой, ударил жеребенок передом, задом, взвился
на дыбы, и вся куча рассыпалась.