Андрэ Нортон Филлис Миллер ДОМ ТЕНЕЙ

Глава 1

— Дигби здесь тесно! Ты нарочно его пнула! — Такер ткнул костлявым локтем в рёбра Сьюзан. Он знает, как это больно.

Но отодвинуться было некуда. Голова у Сьюзан болела, а в животе не проходило неприятное ощущение с тех пор, как она съела гамбургер «со всем», то есть с комками майонеза, кольцами лука, маринованым укропом и... Нет! Она пыталась забыть об этом, избавиться от противного вкуса во рту.

—  Заткнись! — приказал Майк негромким, но решительным шёпотом. — Не глупи, Так. Ты знаешь, что Сьюзан не может пнуть воображаемую собаку.

— Дигби не воображаемый! — голос Такера прозвучал громче. — Вы говорили — все говорили, — что я получу Дигби на день рождения. А мой день рождения был в среду, вот! Дигби здесь, и Сьюзан должна об этом помнить, — он повернул голову и сердито посмотрел на старшую сестру.

Сьюзан тоже сердито смотрела на него. С воображением Такера никто, даже папа и мама, не может справиться. Ему обещали щенка — никто ведь не знал, что придётся переселяться, — и поэтому для Такера щенок здесь, и так может продолжаться неделями. Сьюзан сдержала вздох и постаралась не думать о том, каково будет жить с невидимым Дигби.

Сейчас ей хотелось только одного: выйти из машины — подальше от Такера и всей семьи. И от несчастья, которое упорно двигалось вместе с ними долгие, бесконечные мили, спало с ними по ночам в мотелях и застревало в горле, так что трудно становилось глотать пищу.

—  Эй, там сзади — потише. У мамы голова болит! — в голосе отца сквозила резкость, как все последние дни. Иногда это заставляло слушаться даже Такера. От этого голоса начинали болеть уши. Сьюзан обеими руками сжала живот и закрыла глаза. Она... её больше не вырвет!

Это хуже всего!

—  Сьюзан тошнит! — Такер заметил первые признаки и выдал её. — Лучше остановитесь, она плохо выглядит. Её вырвет прямо на Дигби.

Мама медленно повернула голову. Между глазами у неё залегла болезненная складка, и Сьюзан, испепелявшая Такера взглядом, увидела её. Опять у мамы голова болит! Если бы они были дома, мама могла бы лечь, и от пакета со льдом ей стало бы легче. Сьюзан глотнула.

Это её вина — пусть хоть отчасти. Её уже дважды вырвало в машине и... Она торопливо зажала руками рот, а машина тем временем тормозила, подъезжая к обочине шоссе.

Мама рывком открыла дверцу, и Сьюзан кое-как выбралась. Почти упала, больно ударившись коленями о гравий. Выбросила из себя гамбургер и всё остальное, и телесная боль ненадолго заставила забыть о других несчастьях. На этот раз мама не держала её за голову. Папа, что-то бормоча про себя, подошёл с рулоном туалетной бумаги.

Как-то сразу ослабевшая Сьюзан взяла бумагу и стала вытирать вспотевшее лицо.

— Лучше теперь? — спросил папа. В голосе его больше не было резкости.

Сьюзан глубоко вдохнула и кивнула.

— Теперь всё хорошо, — сказала она, держа отца за руку; он помог ей встать, и она цеплялась за него, пока не удостоверилась, что ноги её выдержат.

—  А ты как, Пэт? — подсаживая Сьюзан в фургон, папа посмотрел на маму, которая прижимала руки к лицу, закрывая глаза. Голова у неё была откинута на высокую спинку сидения.

—   Выдержу, — ответила мама. Голос её доносился словно издалека.

Папа сел в машину, достал из-за щитка карту и расправил её.

—  Какой был последний знак, Майк?

—  Странное слово. Что-то вроде Онадилла...

 — Гм... — папа провёл пальцем по карте. — Ну, мы почти на месте. Держись, Пэт.

Складывая карту, он внимательно смотрел на маму. Сьюзан, ослабевшая и дрожащая, видела, что он встревожен. И думала, наладится ли у них снова когда-нибудь жизнь. Сейчас она себе этого не представляла.

Всё началось дома во Флориде, на Мысе, примерно два месяца назад. Казалось, так давно это было: папа вернулся домой с дурными новостями. Космическую программу сокращали, потому что у правительства не нашлось денег на проведение новых экспериментов. Как выразился Майк, всем в папином отделе выдали «розовые билеты», хотя ничего подобного Сьюзан у папы не видела. А значило это, что им придётся изменить образ жизни, и жить теперь будет гораздо труднее. Сьюзан быстро научилась не задавать вопросов. Мама просто говорила ей в ответ, что ничего ещё не решено.

Вся последняя часть лета оказалась испорченной. Никаких поездок в «Морской мир» или к Диснею. Потом Фрэнси и Карин отправились в гости к тётке в Каролину, и Сьюзан не с кем было даже поиграть. Майк почти не разговаривал. Закрывался в своей комнате и читал... или говорил, что читает. Майк хотел стать пилотом-космонавтом и ни о чём больше не думал. Но если не будет больше экспедиций, кем же он станет?

Единственным, кто ни о чём не беспокоился, был Такер. Целыми неделями он только и думал (и говорил непрерывно, сводя всех с ума, о щенке, которого ему пообещали на шестой день рождения. Он по-настоящему взорвался, когда папа сказал ему, что никакого щенка не будет, потому что они переезжают — на север, где нет места для собаки.

Они будут жить у двоюродной бабушки Хендрики. До сих пор для Сьюзан она была только подписью на рождественской открытке. Конечно, в письме, которое она получала, всегда лежал чек на пять долларов, а на Рождество приходила большая нарядная посылка с конфетами и печеньем. Но для трёх юных Виланов она не была реальным человеком. И вот теперь они все: она, Майк и Такер — будут жить с бабушкой Хендрикой в каком-то старинном доме в штате Нью-Йорк, и никто не знает, сколько времени им там придётся провести.

Папа и мама (и это самое странное) снова начнут учиться. По крайней мере мама. А папа будет преподавать и писать книгу. Мама захотела получить диплом, чтобы иметь специальность. Они не останутся с бабушкой Хендрикой, а отправятся в колледж и останутся там, пока, как сказала мама, «всё не образуется».

Сьюзан знала о бабушке Хендрике — кроме того, что она разрешила им жить у себя, — только одно: у неё есть кошки. Она написала об этом в письме, добавив, что кошки не любят собак. Поэтому никаких щенков. Конечно, Такер не согласился, и поэтому появился Дигби. Но невидимый щенок кошкам не помешает, поэтому всё должно быть в порядке.

Сьюзан закрыла глаза и постаралась забыть неприятное ощущение в желудке. Поскорее бы добраться. Там можно будет остаться одной и не слышать Такера, не думать и не тревожиться — хоть ненадолго. Это всё, чего она хочет.

Майк почти не разговаривал. В первый день, когда они начали собираться, он сложил в большую коробку все свои космические модели, куда-то ушёл и вернулся с пустыми руками. Майка не очень-то порасспрашиваешь, и поэтому Сьюзан гадала, что стало с его коллекцией, которую он так старательно собирал и развешивал в своей комнате. Может, отдал кому-то. Захватил он с собой только свои книги.

Сьюзан думала, в какую школу они пойдут осенью. Бабушка Хендрика живёт в маленьком городке, так сказал папа. Какие школы в штате Нью-Йорк? Будут там девочки, как Фрэнси и Карин? Но нет — пока она ни с кем не хотела знакомиться. Сьюзан всегда трудно сходилась с новыми людьми. Может, космическая программа начнётся снова, и они смогут вернуться домой. Иногда такое случается — новости бывают не только дурные. Они свернули с автострады на боковую ветвь, дорога вильнула, и они с нею тоже. У старой полуобрушившейся каменной стены росли кусты, и Сьюзан еле успела заметить тёмную металлическуто плиту со странно вытянутыми буквами, прочно прикреплённую к стене. Плита была размером почти с их фургон. Но они проехали так быстро, что девочка не смогла прочесть ни слова.

— Кандиага, — папа заговорил впервые с тех пор, как они свернули с шоссе.

Начался спуск, и наконец появились дома. Большинство стояло в стороне от дороги, за изгородями и стенами. Теперь машина шла по длинной, вымощенной кирпичом улице. Дома скрывались за кустами и деревьями. Во дворах работали люди, поглядывая на проезжающий фургон. Все в свитерах. Здесь гораздо холоднее.

Папа затормозил и свернул у нескольких магазинов и заправки. Улица стала ещё уже. Потом девочке показалось, что они выехали из города. Они проехали мимо стен кладбища. Ещё один поворот — на этот раз через проход в изгороди, выкрашенной белой краской. Шины заскрипели, и папа остановил машину у дома.

Сьюзан никогда ещё не видела такого странного дома. Он выглядел сверхъестественно. Только так можно описать его, любимым словечком Фрэнси — сверхъестественно.

К каменному, в два этажа дому с длинным портиком, который проходил вдоль всего здания, справа примыкала башня, словно из старинного замка. Впечатление было такое, будто кто-то по рассеянности приткнул её здесь, потому что она совсем не казалась частью дома.

Края крыши портика украшало что-то вроде деревянной резьбы, а стены прикрывала решётка, заросшая вьющимися растениями. Окна обрамляли заострённые рамы, тоже с отделкой.

Все окна были плотно закрыты занавесями, так что в дом заглянуть невозможно. Дому не нужны люди — такая странная мысль возникла у Сьюзан. Как будто дом закрыл окна и двери, чтобы никто не мог войти. Такер перегнулся через Майка и выглянул. Потом твёрдо заявил:

—  Я хочу домой. Дигби не нравится этот дом. Мы хотим домой!

Майк рукой зажал брату рот. Наклонившись, старший мальчик повторил свой приказ:

—  Заткнись!

Сьюзан дважды глотнула. На этот раз она была полностью согласна с Такером, что случалось чрезвычайно редко. Ей тоже не понравился этот дом. И ничего больше она не хочет, как вернуться — в свой настоящий дом.

Открылась широкая дверь в тени портика, и вышла женщина. Ростом с папу, в тёмных брюках и свитере того же цвета, из-под свитера выступал воротник зелёной рубашки.

Не такой представляла себе Сьюзан бабушку. Может, это просто кто-то живёт в доме с двоюродной бабушкой Хендрикой. У этой женщины даже волосы не седые. Чёрные. И лицо у неё вовсе не старческое. Никакой мягкости в этом лице, нет даже морщинок. И двигалась она быстро и уверенно, словно прекрасно знала, куда идёт и зачем. Папа выбрался из машины ей навстречу, и они пожали друг другу руки.

Никаких поцелуев, хотя, как выяснилось, это на самом деле оказалась бабушка Хендрика. Вместо поцелуев она со всеми поздоровалась за руку, даже с Такером, которого так поразила её резкость, что он сам протянул липкую руку. Говорила она быстро и энергично, на ходу. Виланов выстроили, ввели в дом и распределили по комнатам, прежде чем Сьюзан поняла, что происходит.

—  Она похожа на капитана Харриса, — подвёл итог Майк, таща вверх по лестнице две коробки с багажом. Сьюзан несла за ним ещё одну коробку и пластиковый мешок с грязной одеждой — для стирки.

Конечно, Майк был прав: бабушка Хендрика вела себя точно как командир, а они — солдаты, исполняющие приказы. Несколько секунд спустя Сьюзан растерянно стояла посредине отведённой для неё комнаты и осматривалась, ошеломлённая, несчастная, чувствуя, как на неё снова обрушивается горе.

Это было совсем не похоже на её комнату дома. Деревянная кровать с очень высокими спинками, тёмными и резными. На кровати, вместо её весёлого покрывала «Холли Хобби», какое-то тускло-голубое, выцветшее. На голом полу только две полоски красных дорожек, одна у постели, другая у бюро с мраморной крышкой и зеркалом, высоким, почти под потолок. Может, бабушка Хендрика бедна, хотя и живёт в таком большом доме. Ужасная старая мебель и эти две полоски на полу — Сьюзан это показалось настоящей бедностью.

Стены комнаты были оклеены обоями с большими синими цветами, перевитыми лианами. Обои тоже выцвели. Точно в центре каждой стены висели четыре картины. На одной — корзина с большим синим бантом на ручке, в корзине лежит толстая белая кошка с длинной шерстью. На другой маленькие девочки в длинных платьях, танцующие кружком. Остальные две картины между окнами и у бюро были такие выцветшие, что со своего места Сьюзан ничего не смогла разобрать на них.

Рядом с кроватью стоял ещё один предмет мебели — столик с мраморной крышкой и лампой на ней. И ещё кое с чем. Два отполированных камня не давали упасть четырём книгам.

В другом углу находился четвёртый предмет мебели — большой шкаф, не встроенный, как положено шкафам, а стоящий отдельно. Сьюзан с несчастным видом разглядывала его дверцы — очень похоже на место, в котором кто-то может спрятаться.

Девочка оттолкнула в сторону мешок с грязной одеждой и заставила себя подойти и открыть дверцы шкафа. Конечно, он оказался пуст. Только палка с вешалками на ней. Сьюзан открыла другую дверцу и увидела полки и ящики. Она сморщила нос.

Странный запах. Средство от насекомых, которым они пользовались дома? Нет, скорее похоже на мамин стиральный  порошок  —  запах  был  резкий,   но  скорее приятный. Сьюзан провела рукой по полке и наткнулась на высохшую ветку с пурпурными цветами. Запах исходил от неё. Но зачем нужны сухие цветы в шкафу?

—  Сью...

Из коридора в комнату заглянул Такер. Лицо у него было грязное. Липкие руки он вытирал о тенниску, пока она не стала, как говорит мама, «позорной». Он подошёл и схватил Сьюзан за руку.

— Сью, нам обязательно здесь оставаться? — голос его звучал так тревожно, что Сьюзан удивилась. Обычно реакция Такера на то, что ему не нравится, бывает очень громкой и ясной. Но теперь он говорил чуть ли не шёпотом и всё время оглядывался, как будто кто-то его мог подслушать. А он не хотел, чтобы его заметили.

—  Да — ненадолго.

Такер провёл языком по губам. Он не выпускал руку Сьюзан.

—  Мне здесь не нравится. Здесь... страшно!

—  Просто старый дом. Я думаю, бабушка Хендрика слишком бедна, чтобы всё поправить, — тут Сьюзан споткнулась о держатель ковра.

— Я... — впервые, сколько помнила Сьюзан, Такер не знал, что сказать. Он просто дёрнул её за руку. — Идём. Пожалуйста, Сью!

Такер определённо изменился. Что с ним случилось? Сьюзан так удивилась, что позволила протащить себя по коридору — в комнату, отведённую Такеру.

Такая же, как у неё, но нашлись и отличия. Кровать была ниже и без высоких спинок, вместо них по углам торчали четыре столбика. Также как у неё здесь стояли бюро и ещё один тёмный шкаф. Но у окна расположился маленький столик и стул, по размеру подходящие для Такера. Обои на стенах были видны лишь местами, потому что все стены почти сплошь покрывали картинки. Их было очень много, всех цветов, размеров и форм, и все очень старые. Некоторые пожелтели и выцвели, так что и не разберёшь, что на них нарисовано.

А прямо посреди стола стоял поезд: старый, сделанный не из металла, а из дерева. Вагоны — всего лишь деревянные бруски на маленьких колёсах; паровоз — как часть дымовой трубы. Такие поезда Сьюзан видела в книге по истории.

Такер стоял в центре комнаты, не глядя на Сьюзан; он медленно поворачивал голову, разглядывая картинки на стенах.

— Ну и ну! — оба даже подпрыгнули при звуках голоса Майка, которые донеслись словно из воздуха. Мгновение спустя появился сам Майк.

—  Комиксы! — он махнул рукой в сторону картинок. — Кто-то здесь немало времени провёл.

—  Но всё здесь такое старое. Не может быть, чтобы здесь жила бабушка Хендрика, — на мгновение у Сьюзан появилась нелепая мысль, что всё это было специально приготовлено для Такера. Но это невозможно: картинки такие старые.

—   Конечно, нет, — ответил Майк. — Настоящий старый дом, семья владеет им очень давно.

—  Как давно? — Такер снова вытер руками рот, теперь он казался более нормальным.

—  Около двухсот лет, — сказал Майк.

—  Такого старого не бывает! — несомненно, Такер пришёл в себя.

— Здесь, на севере, бывает. Дом был построен ещё до революции, в дикой местности, полной индейцев...

—  Тогда почему кому-то понадобилось строить здесь дом? — спросила Сьюзан.

—  Не знаю. Папа как-то говорил об этом, когда ему нужно было подписать какие-то документы.

—  Но он так странно выглядит. Может, эту башню использовали как сторожевую, когда вокруг ещё жили индейцы? — впервые Сьюзан увидела хоть какое-то разумное объяснение странному сооружению.

—  Нет. Башня и все остальные части были добавлены позже. Те, кто здесь жил, время от времени пристраивали что-нибудь к старому дому.

—  Как плавательный бассейн Фрэнси, — Сьюзан подумала, что это единственное добавление к уже построенному дому, которое она видела.

—  Здесь нет плавательных бассейнов, — сказал Майк. — Но могут быть семьи, у которых много детей. И тогда достраивают комнаты. Эта комната долго была детской. Моя другая.

Такер уже был в дверях.

—   Мы с Дигби хотим посмотреть. Пошли, Майк, покажи нам.

Они прошли по коридору и остановились, не доходя до двери, которую Майк оставил открытой. И остановились не без причины. Коридор оказался занят. Зелёные глаза без интереса разглядывали их. Глаза находились на широкой чёрной пушистой голове; голова широко зевнула, обнажив внушительный ряд острых белых зубов.

Такого большого кота Сьюзан никогда не видела. Он весит фунты и фунты. Кот встал, потянулся, повернул голову в сторону комнаты, которую охранял, и испустил очень странный звук, скорее крик, чем мяуканье.

Из комнаты вышел второй кот. Длинный и стройный, поменьше чёрного, с удивительно голубыми глазами на тёмно-коричневой сиамской морде. Кот холодным взглядом рассматривал детей.

—   Возьми их, Дигби! — Такер протиснулся мимо Сьюзан. — Возьми их, парень!

Вероятно, невидимость сделала Дигби осторожным. Он' явно не желал обнаруживать своего присутствия. Коты долго разглядывали Виланов, смотрели не мигая, потом повернулись и с достоинством удалились по лестнице.

Такер фыркнул.

—  Они испугались, — вызывающе заявил он. — Старые коты. Они знают, что Дигби загрызёт их. И он так и сделает, если они вернутся. Что этот кот делал в твоей комнате, Майк? Разве тебе тут нужны старые коты?

Майк шире раскрыл дверь, и они гурьбой ввалились в его комнату, довольно похожую на комнату Сьюзан. Только на картинах были нарисованы отнюдь не корзинаи не танцующие девочки. Над кроватью художник изобразил реку с колёсным пароходом. На двух других картинах — война. На одной офицер на белой лошади вёл за собой отряд солдат в прямоугольных шляпах. На другой — крепость с толстыми стенами, ощетинившимися пушками; часть картины густой пеленой укутывал дым. К крепости подходили ряды солдат с длинноствольными ружьями под командой нескольких офицеров, размахивающих шпагами.

—  Опять история, — Майк указал на картины. — Тут от неё никуда не деться.

—   А это что такое? — Такер указал на предмет, висевший на стене — явно не картину. Что-то вроде изогнутого рога, подвешенного на тоненьком ремне цвета пыли.

—  Пороховой рог.

—  Пороховой рог? — Такер явно не понял. — А что такое порох и зачем его держат в роге? И почему он здесь?

—  Порохом заряжали старые ружья, — пояснил Майк. — Тогда не было патронов, как сейчас. Надо было насыпать порох в ружьё, чтобы выстрелить. Такими пользовались, когда воевали с индейцами. Наверное, стреляли прямо отсюда.

К удивлению Сьюзан, Такер медленно попятился, не отрывая взгляда от мирно висевшего рога. На лице его появилось странное выражение. Такер... не может быть!.. Такер казался испуганным.

—  Я хочу домой... это... я хочу домой! — голос его повысился. Сьюзан напряглась. У Такера сейчас начнётся один из приступов крика.

—  Такер!

В комнату вошел папа и обнял Такера за плечи.

— Тебе нужно умыться. А потом поужинаем. И чтобы тихо. Мама уснула, её нельзя будить.

Иногда даже Такера можно остановить. Сьюзан облегчённо вздохнула. Сейчас как раз один из таких случаев. Такер закрыл рот и не сопротивлялся, когда папа уводил его.

Майк пожал плечами, снова взглянув на пороховой рог.

— Интересно, как тогда жилось.

Сьюзан опять удивилась. Майк живёт преимущественно будущим. Впервые, насколько она помнила, его заинтересовало прошлое.