"Александр Щелоков. Уничтожить Израиль (полит.роман)" - читать интересную книгу автора

голосом кадрового сифилитика задал вопрос:
- Эй ты, русский, тебе хорошо у нас?
Не дожидаясь ответа, добавил:
- Ты потерпи. Вечером я дежурить приду и тебе Афганистан устрою...
И загоготал утробным смехом, довольный собой и своим остроумием.
Дверь закрылась. Глухой раскатистый смех еще некоторое время раздавался
снаружи.

Андрей с детства осознавал себя азиатом. Русским азиатом, если говорить
точно. Родился в Чимкенте, вырос в Фергане. С детства знал казахский,
узбекский и туркменский языки, во время еды мог обходиться без ложки, брал
из казана мясо или плов не двумя пальцами, а, по меньшей мере, тремя или
даже всей пятерней. Чтобы не нарушать местного этикета, даже водку пил из
пиалушки, а после еды умел ласкающим движением ладоней огладить щеки от скул
к подбородку и благоговейно произнести мусульманское благодарственное слово
окончанию трапезы - "омин", по смыслу сходное с христианским "аминь".
После окончания института нефти и газа в Москве Андрей охотно вернулся
в Среднюю Азию и начал работать инженером на нефтяных промыслах в Туркмении.
Здесь, на каракумской жаре, прокалился до самых печенок, научился в зной
дуть чал - кислое верблюжье молоко, разбавленное водой, хорошо утолявшее
жажду. Стоически терпел заунывные мелодии местной музыки и песен, которые
нескончаемым потоком катились по всем волнам эфира.
Знание тюркских языков и дурацкая уверенность в том, что демократия не
делится на европейскую и азиатскую, стали причинами, которые с верхней
площадки буровой вышки опустили Андрея в вонючий подвал зиндана -
туркменской кутузки.
Дело, которым Андрей занимался, меньше всего было связано с бумагами и
политикой. Казалось, знай работай, зарабатывай и живи. Однако система
требовала, чтобы верноподданные начинали каждый день с подтверждения своей
любви к великому туркменбаши. Верные подкаблучники Супернияза Текеханова
хорошо знали, что темными южными ночами, когда в невыносимой каракумской
духоте плавятся мозги, в чью-то мятежную голову могут прийти черные идеи
тлетворных европейских свобод. Поэтому проверять, не появились ли они там в
темное время суток, полагалось по утрам. Клятву верности туркменбаши
ежедневно произносили школьники, военные, даже заключенные. "Пусть у меня
отпадет рука, - говорили они, - если я подниму ее на туркменбаши. Пусть у
меня отсохнет язык, если я скажу о нем плохое слово".
- Это очень разумно, - просвещал Андрея начальник промысла Атабай
Бекмурадов.
Атабай был сокурсником Андрея. Все годы учебы они считались не разлей
вода. Андрей помогал Атабаю писать курсовые, вместе они работали в
студенческом стройотряде на целине в Казахстане, а после выпуска из
института по распределению приняли решение ехать в Туркмению.
Атабай в силу родства быстро нашел поддержку в Ашхабаде и выбился в
начальство.
За годы институтской учебы Атабай приобрел пристрастие к дорогим
костюмам европейского покроя, к шляпам и галстукам. На промысле он
обязательно появлялся в темных очках и с серебристым кейсом в руке. Но
высшая школа ни в коей мере не затронула его глубинные азиатские инстинкты.
Если Андрей с первого дня работы держался одинаково со всеми, с кем работал