"Джек Шэфер. Пятый (вестерн)" - читать интересную книгу автора

Бесформенного вида четырехугольное лоскутное сооружение, крытое старыми
досками разной длины, прилепленными так и сяк, а кое-где одна поверх
другой чтобы скрыть трещины. Я подумал, что это была хижина смотрителя
станции, когда-то неплохо выстроенная; потом от непогод она стала
распадаться, а позже была вновь залатана. Я приблизился. Дверь была
отворена, и я заглянул внутрь. Стены и крыша были не менее нелепы, чем
забор, но все же достаточно прочные. Внутри все было так же прибрано и
практично, как в саду. Два окна - одно - с целым стеклом, другое затянуто
проволокой, с навесным деревянным ставнем, который захлопывался поверх.
Самодельная деревянная койка, покрытая несколькими старыми одеялами, стол,
стул, скамья вдоль одной стены, парад длинных полок. На одной - припасы,
стопка книг и старой посуды, да керосиновая лампа - на другой. В дальнем
углу - небольшая старинная дровяная печка, два ящика рядом, один с сухими
кизяками, другой - с сухими поленьями можжевельника.
Я сошел с порога и оглянулся. За хижиной располагались два маленьких
сарая, низкие, надежные, с дверьми, закрытыми и припертыми на ржавые
крючки-захваты. Мастерская и склад, решил я. Углом с тыла, чуть позади,
примыкало еще одно маленькое квадратное строение. Туалет. Я огляделся.
Нигде ни души. В тени одной из стен, у сарая, на манер скамейки стоял
большой перевернутый ящик. Я уселся на него, изучая все вокруг.
Послышалось звяканье, сначала отдаленное, затем ближе. Худющая старая
корова с потускневшим, глухо позвякивающим колокольцем на кожаном шнурке
вокруг шеи, медленно ступая на негнущихся ногах, спускалась оттуда, где
выход красных скал переходил в песчаный склон. Следом шли еще две.
Подросший телок, запаздывая, тащился по пятам, передвигаясь мелкой
побежкой; и замедлил бег, приблизившись, к своему месту в жалкой
процессии. Они направлялись к старой поилке.
Помню, я сидел на этом перевернутом ящике, дивясь, как это вообще ему
удалось завести и держать корову в такой безлюдной засушливой пустыне. И
тут вдруг понял, что гляжу на него самого. Он стоял внизу, под деревом,
возник внезапно, как из ничего, стоя тихо и неподвижно, словно всегда был
там и глядел на мою машину. Выглядел он человеком на вид самым что ни на
есть заурядным из всех, кого я видел. Кроме того разве, что заурядные
люди, быть может, нечасто доживают до такого возраста. Годы сказывались во
всех очертаниях его обвислой фигуры - даже с этого расстояния; и вместе с
тем сказывалась в нем какая-то неистребимая, неподвластная старости,
бодрая крепость. На нем были те самые мокасины, о которых я был наслышан,
линялые, севшие джинсы с куском веревки вместо пояса, выцветшая латаная
рубаха грубой бумажной ткани, протертая с краев, потрепанная соломенная
шляпа по-мексикански. Я знал - люди десятками одеваются примерно так же,
по всем глубинкам и уголкам юго-запада. В известном смысле он выглядел
просто естественной принадлежностью края.
И все же, помнится, я подумал, что какая-то самая. малость не на месте -
не совсем на месте. Он был гладко выбрит. В подобных случаях обычно носят
баки - быть может, некий жест, знак независимости; быть может, просто
человек, живущий один в глуши, не видит особого смысла в бритье, снисходя
лишь до легкого подравнивания. Он же был гладко выбрит.
Вот он повернулся и стал подниматься по склону к хижине. Он был еще
достаточно проворен в своих мокасинах, не спешил, но продвигался вперед
так, словно хорошо отдавал себе отчет в том, что делает в каждый миг ив