"Михаил Шолохов. Тихий Дон. Книга третья (ПСС том 4)" - читать интересную книгу автора

чинами боевых групп, сражавшихся на юге, было предложено созвать Круг. На 28
апреля в Новочеркасске назначен был сбор членов Временного донского
правительства и делегатов от станиц и войсковых частей.
На хуторе Татарском была получена от вешенского станичного атамана
бумага, извещавшая о том, что в станице Вешенской 22-го сего месяца
состоится станичный сбор для выборов делегатов на Войсковой круг.
Мирон Григорьевич Коршунов прочитал на сходе бумагу. Хутор послал в
Вешенскую его, деда Богатырева и Пантелея Прокофьевича.
На станичном сборе в числе остальных делегатов на Круг избрали и
Пантелея Прокофьевича. Из Вешенской возвратился он в тот же день, а на
другой решил вместе со сватом ехать в Миллерово, чтобы загодя попасть в
Новочеркасск (Мирону Григорьевичу нужно было приобрести в Миллерове
керосину, мыла и еще кое-чего по хозяйству, да кстати хотел и подработать,
закупив Мохову для мельницы сит и баббиту).
Выехали на зорьке. Бричку легко несли вороные Мирона Григорьевича.
Сваты рядком сидели в расписной цветастой люльке. Выбрались на бугор,
разговорились; в Миллерове стояли немцы, поэтому-то Мирон Григорьевич и
спросил не без опаски:
- А что, сваток, не забастуют нас германцы? Лихой народ, в рот им
дышлину!
- Нет, - уверил Пантелей Прокофьевич. - Матвей Кашулин надысь был там,
гутарил - робеют немцы... Опасаются казаков трогать.
- Ишь ты! - Мирон Григорьевич усмехнулся в лисью рыжевень бороды и
поиграл вишневым кнутовищем; он, видно успокоившись, перевел разговор: -
Какую же власть установить, как думаешь?
- Атамана посодим. Своего! Казака!
- Давай бог! Выбирайте лучше! Шшупайте генералов, как цыган лошадей.
Чтоб без браку был.
- Выберем. Умными головами ишо не обеднел Дон.
- Так, так, сваток... Их и дураков не сеют - сами родятся. - Мирон
Григорьевич сощурился, грусть легла на его веснушчатое лицо. - Я своего
Митьку думал в люди вывесть, хотел, чтоб на офицера учился, а он и
приходской не кончил, убег на вторую зиму.
На минуту умолкли, думая о сыновьях, ушедших куда-то вслед большевикам.
Бричку лихорадило по кочковатой дороге; правый вороной засекался, щелкая
нестертой подковой; качалась люлька, и, как рыбы на нересте, терлись бок о
бок тесно сидевшие сваты.
- Гдей-то наши казаки? - вздохнул Пантелей Прокофьевич.
- Пошли по Хопру. Федотка-Калмык вернулся из Кумылженской, конь у него
загубился. Гутарил, кубыть держут шлях на Тишанскую станицу.
Опять замолчали. Спины холодил ветерок. Позади, за Доном, на розовом
костре зари величаво и безмолвно сгорали леса, луговины, озера, плешины
полян. Краюхой желтого сотового меда лежало песчаное взгорье, верблюжьи
горбы бурунов скупо отсвечивали бронзой.
Весна шла недружно. Аквамариновая прозелень лесов уже сменилась богатым
густозеленым опереньем, зацветала степь, сошла полая вода, оставив в займище
бесчисленное множество озер-блесток, а в ярах под крутыми склонами еще жался
к суглинку изъеденный ростепелью снег, белел вызывающе-ярко.
На вторые сутки к вечеру приехали в Миллерово, заночевали у знакомого
украинца, жившего под бурым боком элеватора. Утром, позавтракав, Мирон