Фейрин Престон Колдовство любви

Глава 1

Это был черный кот. Это был очень черный кот, шею которого охватывал изящный ошейник из хрустальных бусинок голубого цвета. Прикрепленный к ошейнику серебряный колокольчик уютно устроился на гладкой шерсти его груди. И кот этот сидел на капоте машины Ноа Брэкстона.

Ноа шумно вздохнул. Огромная тыква появилась прямо перед ним, присела в полупоклоне и двинулась дальше.

«И что же дальше?» — подумал Ноа и сразу же получил ответ на свой вопрос. Дарт Вейдер[1] в своем вздымающемся темном плаще прошествовал через маленький парк, который был расположен в центре городской площади, и исчез за большой гранитной статуей, изображавшей лошадь. Какая-то мумия беззаботно прогуливалась по другой стороне дороги, мощеной старым кирпичом. Она то ли не видела, то ли не обращала внимания на то, что ее бинты развязались и теперь волочились за ней по земле. Собака с большой черно-оранжевой лентой, повязанной вокруг шеи, сидела перед витриной магазина и раскачивала головой, словно наслаждаясь своим отражением.

Нов знал, что он находится в городе Хилари, штат Вирджиния, но с таким же успехом можно было предположить, что по желтой кирпичной дороге, на которой не оказалось никаких предупредительных знаков, он попал в нереальность Изумрудного города.

По дороге сюда он записал на магнитофоне ряд деловых указаний, кассету с которыми намеревался послать срочной почтой своему секретарю. Останавливаясь у почтового отделения, он намеревался потратить на всю процедуру не более пяти минут. Вместо этого Нов проторчал там неимоверно долго и был буквально выпотрошен мастерским допросом местной почтовой служащей, на голове у которой была укреплена длинная антенна и которая была наряжена в пышный, подбитый пурпуром костюм, сделавший ее похожей на круглого жука. Он был настолько захвачен врасплох ее потрясающим видом, что сразу сдался, и она без каких-либо особых усилий со своей стороны вытягивала самые разнообразные подробности его жизни.

Ему было 38 лет. Он с отличием закончил юридический факультет Гарварда, у него имелась процветающая практика, но он был абсолютно не подготовлен к восприятию всего того, что увидел в этом городе за последние полчаса. Он повернул голову, и его взгляд снова остановился на черном существе, восседающем на капоте его машины.

Голова кота лениво, словно на шарнирах, повернулась к нему, и он увидел бледно-голубые глаза кота и блестящий сапфир запонки, которую тот держал в своих зубах.

Нов напрягся. Несколько недель назад он потерял именно такую запонку. Но не мог же… Затем до него дошло, что, уходя на почту, он не закрыл окно дверцы машины.

Кот внимательно посмотрел на него, и в его таинственных, почти мистических голубых глазах Ноа прочел спокойствие, отрешенность от мирской суеты и что-то, что напоминало презрение.

Ноа сделал несколько шагов в направлении кота.

— Ты, чертов кот, давай сюда запонку!

Кот ограничился тем, что просто мигнул, как будто хотел сказать: «Кто, я?»

Ноа рванулся вперед, и его рука, описав дугу, ухватила воздух. Теперь он лежал, распластавшись, на капоте своей машины. Ноа стал вертеть головой, пока не обнаружил, что кот с издевательским выражением во взгляде рассматривает его, спокойно восседая на тротуаре.

Ноа сполз с капота и произнес: «Кис-кис!» Он решил изменить свою тактику.

Глаза кота блеснули, и в них он увидел ответ: «Изволите шутить?» Затем под гладкой шерсткой кота плавно заиграли, перекатываясь, мускулы, он встал и грациозно пересек площадь. Запонка Нов по-прежнему виднелась в его крепко сжатых зубах.

Ноа решительно и неумолимо двинулся вслед за ним. Вечерний ветерок раскачивал ленты серпантина. Шум, который они издавали, странным образом сплетался с похожим на шепот шорохом кукурузных стеблей, пучками свисавших с уличных фонарей. Другие фонари, сделанные из тыквенных масок со вставленными в них лампочками, а также тыквенные бутылки украшали двери домов.

В центре небольшого парка рядом со статуей кот остановился и обернулся. У Ноа мелькнула мысль, что кот специально дает ему время приблизиться к себе. Однако, когда Ноа подбежал к статуе, кот снова оказался недосягаемым для него. Теперь он находился уже на выходе из парка. Когда же Ноа достиг и этого выхода, кот был уже на другой стороне улицы. Он снова обернулся, в последний раз посмотрел на Ноа и проскользнул в открытую дверь магазина, который находился на первом этаже старого дома, построенного в викторианском стиле.

Ноа в замешательстве остановился и стал осматривать дом. Это было большое деревянное здание, имеющее готические черты. Каждый шпиц его крутой крыши заканчивался каким-нибудь архитектурным украшением. Все окна, которые он мог видеть, были открыты и не имели защитных сеток. Сразу за окнами как первого, так и второго этажей находились ящики для цветов, в которых росли розовые, белые и желтые хризантемы разнообразных видов.

Вывеска над открытой дверью магазина гласила: «ИЛЛЮЗИИ».

Ноа пересек улицу, решительно шагнул в дверь магазина и оказался в другом мире. Причем он не понял, был ли это мир волшебных сказок или рассказов ужасов.

Боа из перьев, платья с блестками здесь соседствовали с костюмами вампиров и монстров. Вдоль трех стен магазина, в двух футах от потолка, протянулась полка, на которой располагались маски всевозможных конфигураций и видов, а также безлицые головы, с натянутыми на них париками разной длины и окраски.

Боковым зрением Ноа поймал голубоватое свечение. Черный кот возлегал на голубой атласной подушке наверху древнего шкафа с выдвижными ящиками. Он по-прежнему сжимал своими острыми белыми зубами эту злополучную запонку.

«Запонка не потерялась», — удовлетворенно отметил про себя Ноа, а затем его внимание привлекли полки, на которых были расставлены различные склянки без этикеток, заполненные листьями и кусками веток. — Все это выглядело очень таинственно.

«Гиблое место», — решил он, и почти сразу же увидел надпись, гласящую: «Дети без сопровождения взрослых будут превращены в жаб».

Он рассеянно потянулся к цилиндру и вдруг с изумлением обнаружил в нем чучело кролика. Потеряв присутствие духа, он поднял палочку и вдруг оказалось, что вместо нее держит букет цветов. Нов почувствовал, что его обволакивает запах экзотических пряностей и каких-то неведомых цветов. Этот запах завораживал его, подавляя последние попытки сохранить чувство реальности.

Из дальней стены, которая переливалась всеми цветами радуги, вышла женщина. На ней было строгое черное платье с высоким воротником, на ногах — черные ботинки на высоких каблуках.

Ее светлые волосы волнистыми прядями ниспадали на плечи в таком беспорядке, что казалось, будто их только что растрепал сильный ветер. Но ветра на улице не было.

В руках женщина держала метлу, сделанную из пука соломы. Она посмотрела на свою метлу и сказала:

— Эта дурацкая штука опять сломалась.

Он попытался сглотнуть слюну, однако у него ничего не получилось, и вместо этого он издал какой-то хрип.

Она резко повернула голову, и бледно-голубые, напоминающие по форме миндаль глаза взглянули на него. Они пронзили его насквозь. Таких глаз он никогда не видел прежде. В них было что-то таинственное, обольщающее. Их загадочная глубина гипнотизировала. И тут он понял, что они были совершенно такого же цвета и обладали такой же гипнотической силой, как глаза у кота.

— Вы что-нибудь хотите купить? Ее бархатный голос был низким, мягким, мелодичным. Он волновал и дурманил.

Нов ничего не ответил, и она слегка наклонила голову набок.

— Если вам просто хочется здесь постоять, могу предложить этот участок пола в аренду на неделю. Бесплатно. Боюсь, однако, что потом мне придется брать с вас деньги.

Необъяснимо эксцентричная атмосфера города и чувство нереальности, создаваемое магазином, подействовали на него. И еще эти растрепанные ветром волосы. Он спросил:

— Что случилось с метлой? Слишком большой пробег?

Ее брови почти незаметно приподнялись, но сама она осталась такой же холодной и спокойной. Ему снова вспомнился кот.

— Кто вы? — спросил он хрипло.

— Раиннон, — сказала она. — Раиннон Йорк.

— Раиннон, кажется, была валлийской ведьмой.

— Легенды и рассказы иногда очень несправедливы по отношению к тому, кого они описывают. Лично я всегда считала, что Раиннон — никем не понятая личность.

Ему показалось, что пол под его ногами слегка покачнулся.

— Что это за место?

— «Иллюзии». Магазин по продаже маскарадных костюмов и атрибутов волшебства. А вы что думали?

— Я сомневался.

— Вы хотите что-нибудь купить или взять напрокат?

Ее голос мягко ласкал его слух и оказывал чарующее воздействие.

— Нет, я хочу получить назад мою запонку.

Она изучающе посмотрела на него. У Ноа появилось странное и неприятное ощущение, что ей он кажется смешным.

— Почему вы думаете, что у меня есть ваша запонка?

— Я не думаю, я знаю. Ваш кот стащил ее. Она быстро посмотрела на кота, который по-прежнему сидел наверху шкафа. Создавалось впечатление, что она абсолютно точно знала, где в данный момент он может находиться. Ноа тоже посмотрел туда. Поразительно, но теперь мордочка кота имела совершенно невинное, прямо-таки ангельское выражение. Запонка же исчезла.

— Она у него была, — сказал Ноа. — Уверяю вас, я видел ее у него во рту.

— Хорошо, — сказала она мягко. — Опишите, пожалуйста, свою запонку.

Он раздраженно стиснул зубы, а затем сказал:

— Это квадратный сапфир в золотой оправе.

Она отодвинула цилиндр и чучело кролика, затем положила метлу на прилавок и позвала:

— Греймокин, иди ко мне.

Раздалось позвякивание серебряного колокольчика, и кот с потрясающей быстротой и гибкостью, словно у него вообще не было костей, спустился в ее руки, — Греймокин, что ты натворил, а? — спросила она с упреком в голосе, но в то же время как бы успокаивая кота.

— Ты что, напроказничал? Кот закрыл глаза и с видимым удовольствием замурлыкал.

Ноа почувствовал раздражение.

— Интересно, почему у черного кота «серое» имя[2].

— Я назвала его в честь кота в Макбете. Он сразу вспомнил, что Греймокин был помощником Первой ведьмы. Затем ему пришло в голову, что этот кот буквально привел его сюда.

— Ваш кот тоже выполняет ваши поручения?

Уголки ее рта немного приподнялись, что окончательно околдовало его.

— Только очень важные поручения, мистер Брэкстон. Он окаменел.

— Вы знаете, кто я?

— Если только вы — Нов Брэкстон, то получается, что знаю.

— Это невозможно. Я пробыл в вашем городе всего сорок пять минут. Никто здесь не знает, как меня зовут.

Вдруг у него перед глазами возник образ служащей на почте.

— То есть никто, кроме смеющегося пурпурного жука.

— А, так вы познакомились с Эдвиной. НИЧЕГО не понятно.

— Что, черт возьми, происходит в этом городе? Зачем все эти украшения на улицах и все эти костюмы?

— «Канун», мистер Брэкстон. Канун дня всех святых.

— Канун? — он нахмурился и попытался быстро вспомнить дату этого праздника. — Но сегодня же четверг, а Канун наступит только вечером в понедельник[3].

— Канун дня всех святых — это традиция в нашем городе. В нем участвуют все. И мы считаем, что этот праздник надо начинать заранее.

— Но почему именно Канун дня всех святых? Я имею в виду, почему не четвертого июля? День благодарения?

— Очень давно в этом городе все решили, что четвертого июля слишком жарко, чтобы полностью отдаваться празднованию и еще при этом получать удовольствие. День благодарения…

Она пожала плечами.

— Кроме того, есть же еще и легенда. Он уставился на нее, чувствуя себя так, словно голубая глубина ее глаз погружала его в гипнотическое состояние.

— Вы отошли от темы, — сказал он и сам удивился тому хриплому шепоту, которым он все это произнес.

— Какая у нас была тема?

— Я хочу знать, откуда вы узнали, как меня зовут.

Он испытал некоторое чувство облегчения, поняв, что сумел вновь вернуть естественное звучание своему голосу.

— Ваши тетушки Эзми и Лавиния Девитт очень хорошие друзья моей бабушки и мои тоже. Они сказали мне, что вы приезжаете навестить их в эти выходные.

У него все-таки оставалось небольшое сомнение.

— Но почему вы решили, что именно я их племянник?

Она очаровательно улыбнулась ему, и он почувствовал, что сейчас «поплывет». Однако последовавшие затем слова Раиннон снова заставили его, напрячься.

— Они описали вас мне. Они говорили, что вы очень милый, но, к сожалению, слишком прямолинейный.

Он снова сжал зубы.

— Еще одна тема нашего разговора, от которой вы заставили меня отвлечься — это моя запонка. Где она?

— Не имею ни малейшего представления, но с удовольствием помогу вам ее поискать.

Она слегка подтолкнула Греймокина, и тот прыгнул на пол, а затем исчез, пройдя сквозь дальнюю стену.

Ноа стал внимательно вглядываться в ту стену и вдруг понял, что подсобная комната в дальнем углу отгораживалась от помещения магазина не стеной, а блестящей тканью. Такое нормальное, логическое объяснение понравилось Ноа и успокоило его. И все же он решил, что чем скорее уберется из этого странного места, тем лучше для него будет.

Ему казалось, будто у него не все в порядке с головой. Поэтому он видел вещи, которых на самом деле там не было, и воображал события, которые просто не могли происходить.

Он снова взглянул на метлу на прилавке. Теперь он сумел рассмотреть, что ручка метлы отошла от сломанного основания. Получилось, что и здесь был смысл.

Но оставалось еще объяснить ее. Эту не обычную особу с глубокими загадочными голубыми глазами.

— Я поищу возле подушки Греймокина, — сказала она, — а вы ищите где-нибудь еще, где сочтете нужным.

Он остался стоять, уставившись на нее. Она же повернулась и проследовала мимо висящих карнавальных костюмов и полок к шкафу.

Еще никто ни среди мужчин, ни среди женщин не заставлял его чувствовать себя таким растерянным.

— Как все-таки Греймокин добрался до вашей запонки? — спросила она. Говоря это, она стояла на цыпочках на приставном табурете и шарила рукой под голубой атласной подушкой, на которой некоторое время назад сидел кот.

Сейчас, когда ее руки были подняты, ему открылся соблазнительный вид ее высокой полной груди.

Она повернула голову и взглянула на него. Ее вопросительный взгляд заставил Ноа поспешить с ответом.

— Он, должно быть, залез в открытое окно машины, пока я был на почте.

— Вы храните свои запонки в машине?

— Я потерял эту запонку неделю или две назад, но не знал где. К счастью, у меня есть запасные на работе.

— На случай любой непредвиденной ситуации, — сказала она без особого выражения, слезая с табурета.

— Но вот к этой ситуации я был явно не готов, — пробормотал он тихо.

Каким-то образом она услышала его.

— Я знаю, что это очень неприятно, когда теряешь то, что ты очень ценишь. Но ведь надо беречь дорогие тебе вещи.

Он вдруг осознал, что она говорит с ним точно таким же тоном, как только что говорила с Греймокиным, — бранящим и в то же время успокаивающим. Так с ним еще не говорили, — Прежде всего не моя вина, что я потерял запонку. Наверное, в манжете была слишком широкая петля. И запонка выпала без моего участия и без моего осознания этого факта. Во-вторых, у меня нет никакой особой сентиментальной привязанности к этой чертовой штуке. Просто очень дорогая запонка, которую я иногда надевал.

— Разумеется. Очень вас понимаю. Она заглянула за шкаф, а затем нагнулась, чтобы продолжить поиски на полу.

— Здесь нет. А как дела у вас? Она выпрямилась и посмотрела на него, ожидая ответа.

Он и не начинал искать. Ноа подумал, что она явно знала это.

Ее кошачьи глаза были не только загадочными, но и опасными. Надо стараться не смотреть в них. Но цветочный пряный запах, который все время преследовал его с тех пор, как Ноа вошел в магазин, уже ударил ему в голову, и думать становилось все труднее.

Это сильное обольстительное благоухание содержало в себе надежду и обещание.

— Что же это за запах?

Она пересекла комнату и подошла к маленькому столику рядом с ним, на котором лежали свечи самых разных размеров и форм.

— Должно быть, ароматизированные свечи. Звук чиркнувшей спички резко отозвался в его ушах, а маленькое пламя спички, которую она поднесла к фитилю свечи и держала там, пока тот не загорелся, показалось ему ужасно ярким. «Разве ведьмы не боятся огня?»

Она погасила спичку, слегка дунув на нее.

— Должно быть, вам вспомнились времена, когда ведьм сжигали на кострах.

Он вздрогнул, не понимая, как он мог задать такой глупый вопрос. Он никогда не задавал глупых вопросов. В последний раз он думал о ведьмах, когда ему было четыре года и мать читала страшную сказку.

В ее улыбке содержался намек, который он не мог понять.

— Огонь — это одна из стихий, — сказала она, — а одна из предполагаемых способностей каждой ведьмы — это способность управлять стихиями.

«Черт возьми, почему она так волнует его?»

Он поднял руку и слегка притянул ее к себе.

— Это запах не от свечей, — сказал он угрюмо. — Это ваш запах.

— Но я не пользуюсь никакими духами.

— Это все и объясняет.

Он крепко держал ее руку и вдруг почувствовал, что какая-то сила потащила его к ней. Ему страшно захотелось поцеловать ее. Потрясающе! Он ведь даже не знаком с ней.

— Он вам показался неприятным?

— Он мне показался притягивающим.

А вы — ослепительно красивой. Вы ведьма, не так ли?

Она подняла свободную руку и погладила его острый подбородок.

— Вы, должно быть, устали. Вы сегодня долго ехали.

— Да. Долго.

Каким-то простым движением она освободилась от его руки.

— Вам надо ехать дальше к Эзми и Лавинии. Они вас ждут. Они приготовили вам вкусный ужин и мягкую постель.

— Мягкую постель, — повторил он в каком-то трансе, не сводя с нее глаз. Она и мягкая постель. Он желал ее. Когда он понял это, по его телу прокатилась горячая волна. — Я поищу вашу запонку, а вы идите. С трудом заставляя себя делать каждый очередной шаг, он медленно вышел из магазина, стараясь не упускать ее из вида. Постепенно расстояние между ними увеличилось, и сумрак магазина сделал ее почти неразличимой. Он видел теперь только стройный силуэт и светло-золотой нимб вокруг ее волос, который возникал из-за пламени горящей свечи.

Когда он был уже на тротуаре, что-то вверху привлекло его внимание. Греймокин сидел на верхнем окне и пристально смотрел на Ноа своими мистическими, загадочными глазами.

Ноа снова посмотрел на магазин, но Раиннон там уже не было.

Лавандовые волосы Лавинии Девитт напоминали гнездо экзотически раскрашенной птицы. Ноа подумал об этом с нежностью, когда она стала поправлять свою прическу.

— Мы так рады, что ты приехал к нам, Ноа, — сказала она. — Мы так давно не видели тебя.

Ее сестра Эзми согласно закивала головой и подала ему тарелку с ветчиной.

— Конечно же, когда садишься в поезд и едешь к тебе в гости в Нью-Йорк — то все это здорово. Как бывало все эти годы… Но теперь нам стало так трудно…

Он сумел подхватить тарелку из рук Эзми буквально в последнюю долю секунду, предотвратив падение ветчины на ярко-оранжевую скатерть стола, над которой висел густой белый туман. Он снова всмотрелся в этот туман, образующийся от сухого льда, помещенного в декоративное блюдо в форме тыквенного фонаря. Его хозяйки, кажется, были совершенно очарованы производимым эффектом, и Ноа решил не говорить, что еда из-за этого тумана совершенно остыла. Он съел большую порцию деревенской ветчины, а затем отставил тарелку в сторону.

…ездить в поезде, — продолжала Лавиния с того самого места, где остановилась Эзми.

— Мой артрит, знаешь ли. Но, Боже мой, как мы соскучились по тебе! Теперь, когда Ребекки больше нет с нами, ты ведь единственный, кто у нас есть.

Его мать, Ребекка, была их младшей сестрой и умерла два года назад. Упоминание ее имени вызвало у Ноа приступ грусти. Его мать, наиболее здравомыслящая и рассудительная из трех сестер, была любима и обожаема своим мужем, брокером с Уолл Стрит, и сыном.

— Ты наш единственный живой родственник, — добавила Эзми.

Цвет волос Эзми находился где-то в диапазоне цветового спектра между розовым и клубничным. Ноа с удивлением отметил, что его тетушки совершенно не изменились. Прошедшие годы добавили им лишь несколько морщинок.

— Мне следовало бы приехать раньше, — чистосердечно признался он. — Я тоже соскучился по вас, но моя юридическая практика требует, чтобы я работал восемнадцать часов в день.

Эзми понимающе улыбнулась ему, и от этого он почувствовал себя даже хуже, чем когда объяснял, почему так долго откладывал свою поездку к ним.

— Молодые люди так много работают теперь, — сказала она. — Налей себе еще чая со льдом, дорогой.

— С удовольствием, — ответил он и быстро потянулся за массивным чайником.

— А ты знаешь, что твоя мать родилась в этом доме?

— Да, тетя Лавиния.

Он бросил взгляд на выцветшие обои, которые в некоторых местах отклеивались от стены, и подумал, что, наверное, его мама сидела за этим же самым столом, будучи еще совсем маленькой девочкой, и смотрела на тот же самый рисунок тех же самых обоев. Он совершенно точно знал, что его тетушки были материально хорошо обеспечены, но, судя по всему, они не придавали большого значения тому, как все выглядит, за исключением Кануна дня всех святых.

— Как хорошо, что сейчас ты с нами, — сказала Лавиния. — Этот дом и весь город были родными для твоей мамы. Тебе надо получше узнать их.

— И сейчас как раз такое подходящее время, — сказала Эзми, и морщины на ее щеках исчезли в лучезарной улыбке, которую она послала Ноа.

— Сейчас все празднуют Канун и все надеются, что в этом году легенда опять претворится…

Он вздрогнул. Раиннон тоже упомянула легенду.

— Раиннон говорит, что лучше, чем сейчас, роз никогда не было, — сказала Лавиния.

При упоминании об этой женщине, которую он никак не мог выбросить из головы, его пульс участился. Он отложил свою вилку и оперся о край стола.

— Я уже познакомился с Раиннон сегодня в городе.

Лавиния радостно всплеснула руками.

— Как это замечательно! Она такая чудная девушка. Мы очень…

— ..ее ценим, — закончила Эзми вместо нее.

— Она… маленькая чародейка, — сказал он и сразу же пожалел об этом. И это говорит он, умный, интеллигентный, логично мыслящий человек, получивший прекрасное образование и хорошую работу, известный среди коллег своим красноречием. Как бы там ни было, сейчас он почему-то не мог ясно выразить свои чувства. Все и правда выглядело так, будто Раиннон околдовала его.

Эзми замахала руками, непосредственным результатом чего явилось то, что туман над столом рассеялся, и стало видно блюдо со сладким картофелем, который она и положила себе в тарелку.

— Чародейка, дорогой? Она что, надела какой-нибудь колдовской костюм?

— Нет, она была вся в черном, как ее кот. Кстати, вы когда-нибудь замечали, что цвет глаз у ее кота совершенно такой же, как у нее?

Лавиния радостно закивала в ответ в знак согласия.

— Замечательный оттенок голубого, правда же? Я просто обожаю цвет ее глаз.

— Да, но для кота… Довольно странно, не так ли?

— Ты просто плохо разбираешься в них, дорогой, — ответила Лавиния.

— Потому что у твоей матери на них была аллергия, — добавила Эзми. Он непроизвольно сжал кулаки.

— Я знаю, что мало общался с котами, но все-таки разбираюсь в них немного, и я уверен, что в ее коте что-то нечистое. Вы знаете, что она назвала своего кота именем кота в Макбете?

— Теперь, когда ты сказал об этом, я начинаю считать, что он и вправду выглядит по-шекспировски. У него такая заостренная мордочка, такие восхитительные усы.

Лавиния улыбнулась.

— В нем что-то королевское.

Стараясь сохранять выдержку, он сказал:

— Кот в Макбете не был королем. Там он был одним из сообщников ведьмы, а этот кот буквально привел меня к Раиннон.

— В высшей степени благоразумно с его стороны и чрезвычайно удобно для нас. Мы собирались познакомить тебя с Раиннон, а теперь в этом нет необходимости.

Лавиния посмотрела на свою сестру, как бы ища ее поддержки и желая удостовериться, что она также очень довольна действиями кота.

Улыбка Эзми подтверждала это.

— Греймокин — просто прелесть. Мы ему носим вкусненькое время от времени.

— Надо будет обязательно к нему съездить, — сказала Лавиния. — К нам сюда так далеко от города он не приходит.

Нов вздохнул. Его тетушки были очень милыми, но, к сожалению, немного не в своем уме. Нет, надо будет обязательно выбросить Раиннон со своим котом из головы и помнить, ради чего он приехал сюда, в Вирджинию. Он почувствовал себя увереннее. Нов привык заниматься проблемами своих клиентов, а у его тетушек, судя по всему, были сложности, — Теперь о том письме, которое вы мне послали, тетя Эзми и тетя Лавиния. Вы написали мне, что получили предложение продать свой участок земли по очень хорошей цене. Из письма, хоть вы и не писали об этом, я почувствовал, что вы встревожены.

Женщины обменялись взглядами. Эзми опустила глаза и стала разглядывать салфетку на своих коленях.

— Мы не хотим продавать землю, Ноа. Она принадлежит нашей семье вот уже в течение нескольких поколений. Когда мы умрем, ты унаследуешь ее.

Он с нетерпением покачал головой.

— Мои наследственные права никоим образом не должны мешать вам принимать любые решения, но, как я понимаю, вы просто не хотите продавать землю. Чего я не могу понять, так это то, почему вы так встревожены по этому поводу. В чем дело?

Эзми и Лавиния снова обменялись взглядами. На этот раз заговорила Лавиния.

— Дело в том, что предлагаемая цена слишком высока, если учитывать реальную стоимость нашего имущества.

Он улыбнулся.

— Не понимаю, о чем здесь можно беспокоиться. Многие как раз предпочли бы иметь такие сложности.

— Да, но видишь ли, тут кое-что произошло, что нас…

— ..удивило.

Ноа откинулся на спинку стула.

— О'кей. Говорите.

— Еще три владельца участков земли в этой части пригорода получили точно такие же письма с такими же завышенными ценами на продажу своей недвижимости, — сказала Эзми. — Они все не хотели продавать, но в конце концов продали.

Он пожал плечами.

— Ну, так значит, изменили свое решение.

Лавиния фыркнула, что совсем не походило на нее.

— Совершенно ясно, что они изменили свое решение, но это не все. Джастин Макмерфи, один из владельцев, поклялся, что бросит пить, когда однажды ночью увидел солдата-северянина в форме времен гражданской войны, который ехал по полю и размахивал окровавленной саблей. Ноа нахмурился.

— Что, он много пил?

— Да, очень много.

— Джастин пил, как рыба, — добавила Эзми, — и много лет подряд. — Но суть в том, что у нас раньше никогда солдат-северянин не ездил где-нибудь еще, кроме центральной улицы города, да и то только по особому случаю.

— Эзми права. Конечно, этот юноша никогда не был особенно пунктуальным, но приехать сейчас — это уж чересчур даже для Джона Миллера. Слишком рано.

— О ком вы говорите? — спросил Ноа, совсем сбитый с толку.

— О Джоне Миллере, дорогой. А потом еще, Элизабет Дейли. Она никогда не была особо пугливой, и вдруг подхватилась и уехала жить к своей дочке в Ричмонд. Сказала, что слышит всякие странные вещи в доме.

— Или вот Фред Виллингем, — обратилась Лавиния к своей сестре. — Недавно к нему приехал представитель санитарной службы округа и сказал, что проводит плановые проверки воды в нашей местности. Так вот, он сделал проверку и вдруг сообщает Фреду, что у того высокая концентрация свинца в воде, и пить воду никак нельзя. Фред и вся его семья были буквально потрясены новостью. Двумя часами позже к ним приезжает грузовик и выгружает разлитую по бутылкам воду для питья. Страшно любезно, конечно, но это их доконало. Фред запаниковал. У него даже не хватило ума разобраться в этом деле.

— Им хотя бы проверить этого санитарного инспектора из округа. А Фред просто взял да и согласился продать свой дом с землей. Получил деньги и сразу уехал.

Ноа переводил свой взгляд с одной женщины на другую.

— Значит, получается, что три собственника оставили свою недвижимость и согласились продать ее из-за странных событий.

Он сделал паузу.

— Случалось ли что-нибудь странное или необычное здесь?

— Нет, — ответила Эзми. — И может быть, мы напрасно беспокоимся и просто фантазируем. Наша подруга Глэдис Йорк тоже иметь здесь землю, и с ней тоже пока еще ничего не случилось.

— Правда, ее здесь не было всю эту неделю, так что и случиться ничего не могло. Раиннон отослала Глэдис…

— ..на месяц к своей сестре в Уэлльс.

— У Глэдис в следующем месяце будет день рождения, но Раиннон решила послать свою бабушку пораньше. В качестве своеобразного подарка. Правда, мило с ее стороны?

Он усомнился, можно ли к Раиннон применять такие же категории добра, как к обычным нормальным людям. Его жизнь основывалась на реальностях, а полдня, проведенные в этом городе, ясно свидетельствовали, что живущие здесь люди о реальности не имели никакого понятия. Это относилось и к его тетушкам. Все, что они рассказали ему, могло быть лишь простым совпадением, а то и просто их фантазией. Если бы он мог найти разумное объяснение этим событиям, то с каким удовольствием уехал бы в Нью-Йорк, оставив своих тетушек здесь, в их любимом городе, на их любимой ферме.

— Кто сделал предложение о продаже?

— Это неизвестно. Все письма посланы местным юристом в нашем городе…

— ..по имени Клиффорд Монтгомери.

— Но он говорит, что действует по заданию клиента, который просил пока не разглашать информацию о себе.

Казалось, что Лавиния крайне возмущена.

— Представляешь, он даже не сказал этого нам!

— Даже когда мы пообещали, что никому не скажем.

Нов принял решение.

— Я останусь здесь до воскресного утра. Это даст мне возможность поработать здесь два дня. Попробую разобраться.

— Два дня? — сказала Лавиния. — Мы очень надеялись, что ты погостишь здесь дольше.

Эзми повернулась к своей сестре, на лице у нее появилось решительное выражение.

Лавиния кивнула своей сестре, и Ноа показалось, что они безмолвно обменялись какими-то мыслями.

— Да, я думаю, ты права.

Они обе очаровательно улыбнулись Ноа.

— Ну, а сейчас попробуй яблочного пирога, дорогой.

Ноа лежал в кровати, на которой в детстве спала еще его мать, и смотрел в потолок. Ночной осенний ветер проникал сквозь кружевные занавески открытых окон и приятно овевал его уставшее тело.

Память сохраняла образ обольстительной, загадочной Раиннон, и думая о ней, он не мог уснуть. Она обволокла его ум своей колдовской силой и сплела паутину чувственности вокруг него. И снова у него мелькнула мысль, не ведьма ли она в самом деле.

Все было ясно. Он слишком много работал в последнее время.

Он хорошо выспится, погостит у тетушек, выяснит, было ли что-нибудь за этими предложениями о продаже земли, и через два дня уедет. Тогда у него не будет никаких причин снова встречаться с Раиннон. Довольный своими планами, он повернулся в постели.

Снова подул ветер, и Ноа услышал тихое позвякивание. Занавеска задрожала и отошла в сторону. Он посмотрел на окно.

Там на подоконнике в своем ошейнике из голубых хрустальных бусинок и с серебряным колокольчиком в наступивших сумерках сидел черный кот и внимательно смотрел на Нов. Кот сидел совершенно неподвижно и казался неживым. Затем он вдруг повернул свою голову. Лунный свет отразился в его глазах, и они засияли, как голубые неоновые огоньки.

А в это время в городе, уютно свернувшись в своем кресле у окна, сидела Раиннон. Она смотрела в ночную темноту и улыбалась.