"Татьяна Тарасова. Богиня судеб (роман-фэнтези) " - читать интересную книгу автора

вымощенные желтым плоским камнем улочки Лидии, приземистые домишки,
выстроенные как по одному рисунку - все квадратные, одноэтажные, с
полукруглыми крышами, - а также редких прохожих с одинаковым выражением
усталости на смугло-серых лицах. Все это тоже было залито тем же розовым
мертвым светом, но не трогало нежную душу Пеппо тоскою - так часто бывает в
предзакатное время, и он не раз наблюдал подобную картину из окна
собственного дома в Иссантии.
Философ с небрежной щедростью кинул в растопыренные пальцы стражника
несколько монет, и тот услужливо распахнул перед братьями городские ворота.
- Ах, до чего люблю я маленькую Лидию! - так воскликнул Бенино,
поворачивая свою лошадку (тоже, кстати, буланую, но помоложе) направо от
ворот. - Посмотри, Пеппо, посмотри, мой мальчик, какова геометрия! Кажется,
и твой учитель Климеро не начертил бы так ровно! Дом - словно целиком
выточен мастером из огромного валуна, а рядом - точь-в-точь такой же, и вот
еще, и еще...
На восторги брата Пеппо лишь смурно усмехнулся, а головы так и не
поднял.
- Но сейчас ты увидишь истинное искусство. Правду сказать, сплетники
не так уж и лгут, описывая красоты дома Сервуса. Мрамор необычайной
белизны, в солнечный день прямо слепит. Витражи в окнах первого этажа
составляют настоящие картины с сюжетом; цветные стекла для них, между
прочим, везли из нашей с тобой Иссантии. Ну, светильники, ясно, не из
чистого золота, а всего-то из бронзы, да и павлин - существо гнусное,
гордиться им, право, смешно... Зато крыша!.. О-о-о... Сплошь стеклянная!
Как чудесно взирать сквозь неё на небеса - ночные ли, дневные ли...
Бенино вдруг замолчал, споткнувшись на последнем слове, и Пеппо сразу
насторожился. Он понял, что брата посетила некая интересная мысль, кою
следовало немедленно записать, иначе потом Бенино её забудет и впадет в
уныние, а хуже уныния философа - уж он-то знал наверняка - ничего быть не
могло.
- Вот, - со вздохом пробурчал он, вытягивая из притороченной к седлу
сумки помятый лист папируса, а из кармана камзола перо и склянку чернил.
Старший брат важно кивнул, придержал лошадь, и, удобно устроившись на
её холке, начал строчить, то и дело фыркая от удовольствия - по всей
видимости, мысль была действительно интересная. Завершив сей труд огромной
кляксой, он промакнул папирус рукавом бархатной куртки и вернул все
письменные принадлежности Пеппо.
- Я бывал в этом доме трижды, - посылая буланую шагом, продолжил
Бенино, - и всякий раз восхищению моему не было предела - чему, между
прочим, Сервус радовался как ребенок...
Они повернули в каштановую аллею, вспугнув своим появлением стайки
жирных ленивых голубей, меж которых важно разгуливали огромные, черные с
лиловым отливом вороны. Багровый краешек солнца ещё виднелся сквозь листву,
но тьма быстро наползала со всех сторон на землю, окрашивая её в черный и
серый - вечные цвета ночи; с нею пришла и тишина, поглотившая звуки, и
принцесса Луна, что блеснула раз и снова скрылась за большой тяжелой тучей;
с нею звезды усыпали небо, только готовясь пока засветить во всю мощь, ярко
и - бессмысленно...
С аллеи братья выехали на длинную прямую улицу, потом пересекли
круглую площадь, и наконец увидели вдали белые стены дома Сервуса Нарота,