"Любовник на двоих" - читать интересную книгу автора (Дар Фредерик)Глава 4Во всяком случае, в ту ночь я спал очень хорошо. Проснулся я назавтра, заслышав легкий скрип возле моей комнаты. Вскочил с кровати и подошел к окну. Это была задняя сторона дома. Я застыл от удивления, когда увидел, что Элен делает упражнения на гимнастических кольцах, и не просто делает, а безупречно! Рядом висел канат. Одета она была в голубые шорты и сине-белую полосатую майку, которая подчеркивала великолепную грудь. Это нужно было видеть вблизи! Я наспех умылся, надел льняные брюки и белый свитер. За несколько дней я прилично загорел, несмотря на то, что часами сидел в казино, а эта белоснежная одежда должна была оттенить мой загар. В доме было тихо, как в храме. Я прокрался по лестнице неслышно, как волк. В холле уже пахло чудесным кофе. Часы пробили шесть. Вот уже долгие годы я никогда не вставал так рано. Пересекая патио, я вышел к задней стороне дома. Элен по-прежнему делала упражнения на кольцах. Их скрип напоминал мне тоскливый крик зимних птиц. Я подошел к Элен со спины. Закурил сигарету, сел на большой камень и стал рассматривать ее. Она выполняла такие упражнения, которые можно увидеть лишь на соревнованиях в залах. Наконец она стрелою вытянула ноги, подтянулась и выпрямилась, медленно раздвинула кольца и прогнулась назад. Только теперь она заметила мое присутствие. И сразу же соскочила на землю. Лицо ее раскраснелось, грудь часто приподнималась. — Браво, прекрасно работаете! — сказал я. Она хотела заговорить, но все еще не могла отдышаться. — Вы делаете это каждое утро? Она кивнула головой: — Да, ничего другого не остается, чтобы поддерживать себя в форме. Я бросил сигарету. И все никак не мог насмотреться на мою хозяйку. Длинные ноги, тонкая талия, упругая грудь — у меня холодок пробегал по спине. — А вы и встаете так рано каждое утро, чтобы позаниматься? — Да… Из-за сестры. Не хочу, чтобы она это видела. Дурак, я спросил, почему. — О, да, конечно! — сразу же поправился я, поняв, как могло это зрелище расстроить калеку. Ей нужно было идти переодеваться, а мне так не хотелось расставаться — я не мог оторвать от нее глаз! — Скажите, Элен, я могу задать вам один нескромный вопрос? — Давайте… — Сколько вам лет? Она вытерла рукою пот со лба: — Тридцать два… — Мой вопрос не обидел вас? — Совсем нет. — Тогда позвольте задать вам второй? Она улыбнулась: — Почему бы и нет! — В общем-то, Элен, в тридцать два года незамужняя девица — простите, старая дева… Не вы, конечно! Но куда это все ведет? Я тотчас понял, что зашел слишком далеко. Она побледнела. Даже взгляд как-то нехорошо засветился. — Я веду здоровый, размеренный образ жизни, — сказала она. — Делаю разные упражнения, вы сами видите… Тут я увидел, что она совсем растерялась, и мне захотелось обнять ее. — Простите меня… Совсем идиот… Вы более чем красивы, Элен, вы прекрасны! А она рассердилась: — Терпеть не могу, когда мне делают комплименты. Не в моем они вкусе. И она убежала, а я, пристыженный, остался стоять на месте. Тут я услышал взрыв смеха и увидел в окне на втором этаже лицо Евы. Она была свидетелем всей этой сцены. Я помахал ей рукой. Вместо того, чтобы ответить, она отошла от окна. В глубине холла был пристроен своеобразный лифт для поднятия коляски Евы на второй этаж. Впрочем, устройство это было больше похоже на грузоподъемник: вместо двери в нем был ремень безопасности, как в старых трамваях. В тот момент, когда я проходил в холл, Ева приземлялась. Жалея ее всей душой, я все же не мог восхититься легкостью и элегантностью ее движений. Она маневрировала коляской так же свободно и непринужденно, как мы ходим. Чувствовалось, что эта коляска стала ее прямым продолжением. В это утро на ней была шотландская сорочка, расстегнутая настолько, что был виден белый лифчик. Это взволновало меня, как взволновало вчера созерцание ее безупречных форм. Я приблизился к ней, стараясь улыбаться: — Хорошо выспались, Ева? Она усмехнулась: — Вы шутите, я полагаю? Вот уже несколько лет я сплю плохо. — В вашем возрасте! — Мой возраст тут ни при чем, вы все должны понимать… — Вы ночью сочиняете? — Да. — Так вот почему ваши поэмы такие.., черные? Нет ничего хуже горизонтальных идей. Она рассматривала меня в упор. Сейчас она была еще светлее, чем вчера. — Я хотела бы, чтобы у меня были.., вертикальные идеи, Виктор. К сожалению, это невозможно. Что мог сказать я ей в утешение? — Вы не спрашиваете у меня о моем возрасте, — почти прошептала она. Я покраснел. — Ваш возраст виден по вашему личику: двадцать. — Угадали. А вам сколько? — Столько же — двадцать восемь. Она рассматривала меня с восхитительным бесстыдством, дошла до того, что объехала вокруг меня на своей коляске. — А вы красивы, — сказала она мне наконец, пародируя мое недавнее обращение к Элен: — Вы почти красивы. — Вы что, — разозлился я, — предложили мне остаться здесь, чтобы смеяться над моей внешностью? — Ну что вы! Скорее, чтобы рассматривать вас. А то я уже начала спрашивать у себя, существуют ли на свете мужчины. Появилась Амелия. Она терпеть меня не могла, и ее глазки-пуговки выдавали ее отношение ко мне. — Завтрак подан. Я шел рядом с коляской Евы до гостиной. Элен уже ждала нас там. Теперь на ней были крестьянская юбка и белая блузка. Она прямо на глазах молодела. Выпив чашку крепкого кофе, я отодвинул свой стул от стола. — Теперь уже решено твердо: я вас покидаю. Сестры одновременно напряглись, с одним и тем же выражением ошеломленности на лице. — Вот, опять начинается, — вздохнула Ева. Я встал и начал нервно ходить по комнате. — Нет смысла подчеркивать нелепость моего пребывания здесь, — продолжил я. — У меня характер не помойного кота, и я никогда не позволю, чтобы надо мной зубоскалили женщины. — Вы употребляете слова, которые портят все, — прошептала Элен. — Я употребляю те слова, которые подходят к данной ситуации — вот и все! Боже, ну подумайте хоть немного! Вот я у вас, ем за вашим столом, сплю на вашей кровати, не имея ни гроша в кармане и ни малейшей идеи в голове, как мне хоть бы этот самый грош раздобыть… Вы считаете, это нормально? Ева рассматривала меня, как рассматривают странную картину, разве что не приложила руку к глазам. — Люблю, когда он сердится, — вздохнула она. — Он просто прекрасен, ты не находишь? — Да замолчи ты! — закричала Элен. Никогда еще я не видел ее такой возбужденной. Щеки ее стали совсем красные. — Послушайте, Виктор, я сожалею, что вы не поняли, с кем имеете дело. Несмотря на все наши деньги, мы — всего лишь две бедные девушки. Мы ведь в этом доме как узницы… — А чья в этом вина? — возразил я. — Кто запирает вас здесь? — Все, кроме нас… Если бы вы знали… Есть определенные обстоятельства… Наш папа был затворник. У него было, я должна признать, не так уж мало горестей… Мама, рожая меня, умерла,.. Он оплакивал ее десять лет, прежде чем снова женился… Его вторая жена почти годилась ему в дочери. Она оставалась с ним, пока не родила Еву.., а потом убежала с одним мужчиной. Вот тогда он и обосновался здесь вместе с нами… Он был похож на больного зверя. И вырыл эту огромную яму между нами и.., внешним миром… Элен замолчала. Слезы текли по ее пылающим щекам. А она и не чувствовала их… В одно мгновение я все понял… Они никогда не знали настоящей, шумной и теплой жизни внешнего мира… Вот почему так привязались они вдруг ко мне… Ко мне — человеку, представлявшему в их глазах весь остальной мир… — А потом заболела Ева, — добавила Элен. — Без меня ты бы имела свой шанс, — тихо сказала Ева. — Я об этом часто думаю, ты ведь знаешь… Моя каталка у тебя на шее, жертвовать собой… Я сел — не выдерживал больше горечи их признаний. Устал. — Хорошо, слушайте… Они замолчали. — Хорошо, я останусь здесь еще на какое-то время… Но лишь при условии, что найду себе место… — Спасибо, — прошептала Элен. — Место, — чуть ли не проворчала Ева, — это нетрудно, я предлагаю вам… — Место садовника? — перебил я. — Нет, секретаря… Мы будем вместе писать книгу… Сколько вы хотите?.. На лице у Элен была невыносимая мука. Она не могла не соглашаться часто с сестрой и поэтому просто отворачивала глаза со смиренным видом. — Несмотря, на все ваше состояние, Ева, я слишком дорог. Не по вашим средствам… Хорошо, я выйду. До вечера. Я ушел, не сказав больше ни слова. Мне стало лучше оттого, что я почувствовал снова дыхание улиц, моря, пестрой толпы купальщиков. Обстановка в доме скверно действовала на меня. Излишне расслабляла. Даже деморализовала. Я почувствовал, что не смогу оставаться в нем долго, — нервы не выдержат. У меня в кармане и су завалящего не было, но это не слишком пугало. В отличие от однообразной жизни сестер Лекэн, моя казалась мне богатой надеждами, и я уже совершенно не понимал, отчего же хотел покончить с собой позавчера. Я шел маленькими улочками. Раскаленный асфальт, раскаленные стены и крыши домов. Воздух был совершенно неподвижен, и небо казалось белым. По дороге ротозейничал. Наконец нашел затерявшееся в скалах уединенное местечко. Лег, вытянулся, подложив руки под затылок, и слушал, как постепенно убаюкивает меня шумное море… В полдень я почувствовал голод. Захотелось вернуться в мое новое прибежище, но сдержала элементарная мужская гордость. Я стал думать о своем положении. Когда я говорил о том, что должен «найти здесь место», то это больше означало благие пожелания. Я не представлял, какое место меня устроит. Не могу же я, конечно, забыть о самолюбии и сдавать напрокат велосипеды или подсоблять в ресторане?! У меня было какое-никакое образование, и я сносно говорил по-английски. Точнее, кое-как говорил. Теперь я понимал, как опрометчиво поступил, покинув столицу. В Париже любой человек может «найти свою дыру». Нужно ожесточиться и вступить в схватку. Но вот в этой стране каникул… Внезапно я услышал, что на дороге остановилась машина и сигналит. Это был американский автомобиль. Я сложил руку козырьком — солнце слепило глаза, — я увидел за рулем Элен. Я встал, обрадовавшись возможности снова увидеть ее, — тем более одну. На ней был голубой костюм — этот цвет так шел ей… Взгляд у нее был очень довольный. — Я так и думала, что вы здесь, — тихо сказала она. — Но почему? — А куда может пойти человек без денег, если не на берег моря? — Логично, мисс Шерлок Холмс! Мне было очень приятно, что она застала меня на месте преступления — в полном ничегонеделании. Теперь меня всегда можно будет пощипать за хвост по поводу моих так называемых поисков работы… — Видите ли, — буркнул я, — я теперь на песке, то бишь, оглянитесь вокруг, почти на мели — в полном смысле этого слова! Я вдруг посмотрел на нее с неприязнью, думая, не она ли была той самой ночной психопаткой. У меня даже холодок пробежал по спине. — Почему вы смотрите на меня такими злыми глазами? — удивилось она. — Я.., я думаю Элен. — Интересно, о чем? Я смотрел ей прямо в глаза, можно сказать, «вставился в ее рассудок». — Я думаю, не вы ли это были той самой ночной женщиной… — Которая сбила вас? — Да, той, которая.., сбила меня, Элен! Она даже не моргнула. Ни один мускул на лице не дрогнул. Глаза ее оставались чистыми и грустными. — А вы упрямы… Я ведь уже сказала вам, что никогда не выезжаю ночью. И потом, вы что, серьезно, можете себе представить, что я, сбив человека, могу убежать? Ну и мнение у вас обо мне, Виктор! — Простите меня… Воображение… Где вы были все это время сегодня, Элен? — Искала вас… — Искали меня?! — Да, искала вас! — Нет, я не могу понять, что происходит. Объясните, Элен, пожалуйста. Ничего не ответив, она вышла из автомобиля. На ней были туфли без каблука, из голубой кожи. Она сделала несколько шагов по песку и уселась на скале. — У моей сестры бывает глубокая депрессия. Это часто у нее происходит, но чтобы так сильно, как сейчас, — никогда. Мне кажется, это ваше появление так на нее повлияло. — Мое появление? Элен кивнула головой. — Ну вот, вы сами видите, — развел я руками, — мне нужно исчезнуть. Но все-таки, что ей мое присутствие?! — Неужели вы еще не понимаете, Виктор, что она влюбилась в вас с первого взгляда? Я вдруг почувствовал, как что-то мерзкое подступило к горлу. Мысль о такой близости показалась мне подобной мысли о кровосмешении… — В таком случае мне нечего колебаться. Я исчезну на четвертой скорости. Элен посмотрела на меня презрительно: — А вы не очень сострадательны, господин Менда! — Но есть сострадание невозможное, мадемуазель Лекэн! Какое-то время она оставалась задумчивой, потом вдруг улыбнулась. — Какая удивительная у нас встреча, — прошептала она. — С тех пор, как вы переступили порог нашего дома, мы не можем и десяти слов произнести, чтобы не бросить друг другу в лицо что-нибудь обидное. — Правда, наши отношения сразу не очень заладились… Мы замолчали. Но Элен оставалась сидеть на месте. Постепенно я стал с восхищением смотреть на то, как благородно прямо, с каким аристократизмом держит она голову. Ото всего в ней исходило впечатление легкости и элегантности. У нее было то, чего так не хватает многим и многим женщинам: класс или, если хотите, порода. — Так, значит, вы исчезаете? — спросила она. — Мне нужно исчезнуть. Несмотря на свои двадцать лет, ваша сестра совсем еще девочка… Было бы опасно развивать в ней, тому не препятствуя, подобное чувство… Пока еще эта так называемая любовь с первого взгляда, о которой вы сказали, всего лишь девичья химера. Ева заинтересовалась мной, как интересуются понравившейся книгой… — Вы ее не знаете. Уже слишком поздно, Виктор! Я сжал в кулаке песок. — Вот на что похожа ее любовь, Элен… — Я разжал кулак. Несколько песчинок впечатались в мою ладонь. И вдруг Элен положила свою ладонь на мою — песчинки слегка царапнули ее и мою кожу. Сердце мое вдруг так переполнилось, что я не мог уже больше молчать. То, что я теперь чувствовал, охватило всего меня. Я осторожно взглянул на нее. Ее светло-голубые глаза смотрели далеко в море. — Элен! — окликнул я ее. — Да? — Это не из-за Евы мне нужно исчезнуть… — А? — Это из-за вас… Только не думайте, что она вздохнула или бросила на меня какой-нибудь там особенный взгляд. Она подождала мгновение, потом высвободила свою руку из моей — будто птица слетела с ветки. — Вы меня понимаете, Элен? — Я не знаю. — Вы это прекрасно знаете… — Хорошо, допустим, что знаю, и что тогда? Она что, думал я, усложняла, играя, мое и без того затруднительное положение? Или же хотела провести меня дорогами правды к глубинам своего сердца?.. — Что тогда? — ответил я. — Тогда ничего, Элен… Если бы я был авантюристом, тогда бы я смог вести игру… Но увы, я всего лишь честный малый… Слишком много совестливости и слишком мало наглости, чтобы приспосабливаться к нашей эпохе. Вы понимаете, что я хочу сказать? — Вывод? — Вывод прост: не в наших интересах, ни в моих, ни в ваших, продолжать то, что начато. Во всяком случае, я не чувствую себя на это способным. Она встала: — Все будет, как вы того захотите, Виктор… Я только прошу у вас два или три дня отсрочки — время, которое потребуется вам, чтобы разочаровать Еву.., по возможности, половчее. Нужно непременно посеять разочарование в ее мечтательной душе.., как сеют ядовитые вещества.., чтобы убить.., сорняки… Вы идете? Я пошел за ней. Когда мы сели в машину, я сразу же вспомнил свою схватку с ночной искательницей приключений, вспомнил так ярко, как если бы это было сейчас. Нет, женщина, снявшая меня на улице, как матрос в борделе снимает шлюху, не могла быть Элен… Или скорее наоборот: Элен не могла быть этой женщиной! |
||
|