"Путешествие с трупом" - читать интересную книгу автора (Дар Фредерик)

Глава 7

Выйдя из этой темницы, я чувствую такое сильное раздражение, что решаю пропустить стаканчик, чтобы разрядиться.

Кафе напротив – где мы завсегдатаи – прекрасно подходит для удовлетворения этой потребности.

Это заведение является как бы филиалом префектуры полиции, в которой я имею честь и несчастье работать. Его хозяин так же подвижен, как больная полиомиелитом черепаха, а официантка зовет нас по именам. В этот час ресторанчик почти пуст. Четыре парня режутся в белот за дальним столиком, потягивая винцо. Хозяин читает последний выпуск «Франс суар», помешивая свой кофе.

– Чего желаете, месье Тонио? – спрашивает меня роковая женщина буфетной стойки.

Она миленькая, возможно излишне пухленькая. Года через три-четыре она достаточно раздобреет, чтобы стать хозяйкой заведения. Она будет завлекать клиентов, питающих слабость к довоенной эстетике. Сейчас она принимает себя за Урсулу Андрес. На ней прозрачная блузка, позволяющая видеть розовую комбинацию и черный лифчик. Она выпячивает губы при разговоре и задницу при ходьбе. Если вы имели несчастье положить руку ей на круп, она начинает звать на помощь, и хозяин, который небось сам потихоньку массирует ей это место, клянется, что мусора самые худшие мерзавцы на всем белом свете.

В этот милый мирок людей, не обремененных интеллектом, я и заявился.

– Дюбонне, – отвечаю я на профессиональный вопрос официантки.

Она наливает мне щедрую порцию.

Потягивая свою микстуру, я думаю, что жизнь некоторых людей совершенно сумасшедшая.

Вот Карл Бункс. Маринуется в секретной тюрьме и не может надеяться ни на что, кроме пули в башку.

Отметьте, что он сам на это напросился. Сидел бы тихо, ничего бы с ним не случилось. Но нет, месье и его семейка служат высоким идеалам. Великая Германия и все такое... Знакомая песенка.

Так вот, эти богачи, вместо того чтобы жить не тужить, наслаждаясь своими бабками, организуют гигантскую пронацистскую шпионскую сеть, прикрываясь своей афишируемой любовью к Новой Европе.

Они путают дипломатические карты, которые, в данный момент в этом совершенно не нуждаются.

Вы, должно быть, немало размышляли над тем, что я проделывал со жмуриком. Пора вас просветить.

Строго между нами, уже некоторое время между русскими и американцами идут переговоры по поводу Германии.

Они наконец поняли, что в их общих интересах совместно зажарить яйца, а потом разделить омлет. Это не нравится фруктам вроде Бунксов, боящихся, что из-за этого все их хрусты в один прекрасный день сделают им ручкой и испарятся.

Вышеназванные фрукты финансируют всех уцелевших после прошлой войны психов, которые хотят снова поиграть в поджигателей. Карл Бункс возглавил парижскую группу. Мы уже некоторое время следили за ней. И вдруг однажды ночью эти козлы похитили атташе советского посольства, перевозившего портфель, битком набитый документами. Бумаги были второстепенной важности, а вот сам похищенный, надо думать, имеет большую ценность, раз Москва подняла такой страшный шум. Они хотят получить назад своего атташе живым или мертвым до начала следующего месяца. Не могу вам сказать, почему именно к этому сроку, поскольку и сам не понимаю. Посол СССР направил жесткую ноту в наше Министерство иностранных дел; оттуда ее переправили в министерство дел внутренних, а оттуда – большому боссу. В общем, когда бумага дошла до комиссара Сан-Антонио, то есть до меня, то была так исписана конфиденциальными и требовательными резолюциями, что разобрать текст можно было только с лупой.

Тогда босс и я серьезно рассмотрели проблему. Единственным способом вернуть русского атташе или труп оного, раз его начальство готово удовлетвориться и этим, было захватить Карла Бункса, который, как нам известно, был организатором акции. Что и было незаметно сделано моими трудами. Я доставил мальчика сами знаете куда и доверил нашим лучшим спецам по ведению допросов, но он оказался крайне неразговорчивым.

Тогда шеф рассудил следующим образом: «Мертвеца найти легче, чем живого, потому что от трупа надо избавляться. Если мы убедим Бункса-старшего, что его сын убит, он подумает, что это репрессии, и есть большая вероятность, что последствия этого шага падут на атташе, если он еще жив. А мы будем подбирать трупы...»

Как видите, сентиментальность и рядом не лежала с этим делом. Только запомните, кретины, контрразведка и сантименты – две несовместимые вещи.

Вот почему я проделал пантомиму с трупом в Германии. Все потому, что, не имея других возможностей, мы решили атаковать своим способом...

– Повтори, девочка...

Она преданно улыбается мне.

Славная малышка. Надо будет предложить ей в один из ближайших дней прогуляться со мной за город... Такую телку надо обрабатывать на берегу реки, на травке, как в фильмах про любовь.

Когда она проходит мимо, неся новую порцию выпивки игрокам в белот, я обнимаю ее за талию и сюсюкаю:

– Ты девушка моей мечты! В самое ближайшее время Я объясню тебе это во всю длину!

– Эй! Эй! – кричит патрон из-за своей брехаловки. – Не заигрывайте с моим персоналом, господин комиссар!

– Толстяк, – отвечаю я, – смотри свои объявления о продаже недвижимости и ищи домик, куда сможешь увезти свои жиры. Мы на тебя достаточно насмотрелись, Пухлый!

Он швыряет «Франс суар» в бачок с водой и начинает орать. Он объясняет, что в тот день, когда купил тошниловку в двух шагах от мусорки, ему надо было уйти в монастырь; что такие невоспитанные люди, как я, позор столицы и, пока у Франции будут подобные представители, в стране будут царить хаос и анархия!

– Ну ты, патриот! Вставай, тебе сыграют «Марсельезу»! Он смотрит на меня и, как и всякий раз после криков, разражается хохотом.

– Выпьем беленького? – предлагает он.

Беленькое – это его любимое лекарство в любой час и от всех болезней.

– Выпьем, – соглашаюсь, – но быстро, а то меня заждалась одна киска...

Он протягивает руку через стойку и шлепает меня по плечу.

– Старый потаскун! – говорит он. Но тут же жутко кривится.

Он смотрит на свою толстую ладонь, на которой выступает капля крови.

– Твою мать! – воет он. – Теперь у легавых торчат иголки, как у дикобразов?

– Чего ты несешь?

Он обсасывает свою ладонь.

– У вас из плеча торчит иголка, и я напоролся на нее рукой! Не полицейские, а бордельное дерьмо!

– Иголка?!

Я ощупываю левое плечо пиджака и в свою очередь натыкаюсь на острую точку.

– Что это за шутка! – восклицаю я.

Снимаю пиджак, осматриваю выпуклость и действительно нахожу воткнутую в прокладку золотую булавку Это не просто булавка, не просто выглядящая золотой, ее головка не просто больше обычной, но еще и представляет насекомое... похоже, пчела. Настоящий шедевр ювелирного дела...

Я в недоумении.

– Какая прелесть! – восклицает официантка. – Это золото?

Я смотрю внимательнее.

– Похоже на то... но я не уверен.

Один из игроков в белот, заинтересовавшись, встает. Он представляется: владелец ювелирного магазина с соседней улицы.

Он берет булавку.

– Да, это золото, – говорит он. – Тонкая работа!

Взяв булавку, я аккуратно прикалываю ее к лацкану пиджака.

Я погружаюсь в такие глубокие размышления, что от них у меня начинает кружиться голова.

Где я мог подцепить эту золотую булавку?

Прежде всего, и это бесспорно, я ее не подцепил, а в пиджак мне ее воткнули.

Кто? Зачем?

Я заново прокручиваю мои жесты и действия, мои контакты за последние дни...

Я должен узнать. Я чувствую, что это важно, очень важно. Просто ради удовольствия булавку в одежду человека не втыкают... Ради шутки не расстаются с таким ценным предметом...

Может, это бедняжка Фрида решила сделать мне подарок на память? Может быть... только она бы дала мне ее открыто, даже привлекла бы мое внимание, как в случае со своей бутылкой вишневой водки... вернее, с бутылкой своего патрона.

Тогда кто? Девушка, подобранная на дороге? Но мы с Рашель еще не перемахнулись, и у нее еще не было случая остаться наедине с моим пиджаком. – Ваше здоровье! – говорит хозяин бистро.

Я обнаруживаю на стойке перед собой стаканчик белого, беру его, как робот, и подношу к губам.

– Это анжуйское, – замечает хозяин.

Догадка вспыхивает в моем мозгу в тот момент, когда я собираюсь выпить... Я знаю, кто воткнул эту булавку в мой клифт. Карл Бункс!

Да, это он. Конвульсивное движение, которым он вцепился в мои плечи, не имело другой цели, кроме этой. А я, тупица, думал, что это взрыв возмущения!

Как же, жди! Люди склада Бункса не ведут себя, как истеричные барышни.

Я осушаю стакан.

– Спасибо, – говорю хозяину. – Завтра угощаю я.

Выйдя на улицу, замечаю, что небо затянулось тучами Жара, сильная, как перед грозой, действует мне на нервы. Я смотрю на серый фасад Большого дома напротив и механическим шагом направлюсь к нему.

Поднявшись на наш этаж, велю дежурному доложить Старику о моем приходе.

– Пусть войдет! – отвечает голос босса из динамика. Я открываю двойную дверь в его царство. Он сидит перед листком белой бумаги. Под рукой у него стоит коробка с мятными пастилками.

Он вытягивает манжеты и спрашивает:

– Есть новости?

– Не знаю, – отвечаю я, садясь на подлокотник клубного кресла. – Не знаете? – удивляется шеф.

– Увы!

– Он заговорил?

– Нет.Впрочем, я ни о чем его не спрашивал. Я предпочел устроить ему сеанс бесплатной деморализации. Не знаю, правильно ли поступил...

Босс колеблется, взвешивая ситуацию.

– Несомненно, – произносит он наконец Видя мой озабоченный вид, он спрашивает:

– Вас что-то беспокоит?

Я вынимаю булавку из лацкана.

– Вот это.

Он берет булавку, осматривает ее,

– Что это такое?

– До доказательства противного – булавка... золотая. Скажите, патрон, когда вы велели отобрать у Карла Бункса шмотки, вы велели взять абсолютно все, что при нем было?

– Да, я даже подчеркнул этот момент,

– Я так и думал... Кто собирал урожай одежды?

– Равье.

– Можно с ним переговорить?

– Да, если он все еще здесь.

Он нажимает эбонитовый рычажок.

– Слушаю, – произносит голос.

– Равье! Немедленно!

– Ясно, шеф.

Через четыре минуты Равье, добродушный толстяк, не страдающий избытком интеллекта, входит в кабинет.

Он кланяется.

– Вы меня вызывали, патрон?

– Сан-Антонио хочет вам задать один-два вопроса.

Я обращаюсь к Равье:

– Это ты раздевал жильца из подвала?

– Да, господин комиссар.

– Как это происходило? Он широко раскрывает глаза.

– Ну... очень просто. Я велел ему полностью раздеть и передать мне всю одежду, что была на нем...

– Ты присутствовал при операции?

– Ну да.

– Ты был в камере?

– Это... ну... почти.

Я начинаю злиться.

– Не изображай из себя деревенского дурачка, Равье! Я тебе скажу, как ты это сделал. Ты велел ему раздеться, а пока он снимал с себя шмотки, ты вместе с дежурным охранником курил в сторонке и рассказывал ему о своем геморрое и об опущении матки у твоей жены, но не смотрел!

Равье краснеет.

– Патрон мне не приказывал глазеть, как он стриптизит, – бурчит он. – Правда, шеф? Вы мне приказали забрать одежду и все, что при нем было, и больше ничего.

Я смягчаюсь.

– Я тебя не ругаю. Вспомни, как все было точно.

– Я ему приказал раздеться догола. Перед этим я сам вытащил у него из карманов все их содержимое... Когда он оголился, я забрал его тряпки, оставил его охране и ушел.

Я беру его за руку.

– Ладно, хорошо. Ты все вытащил из его карманов, а швы ощупал?

– Еще бы! – восклицает Равье, пожимая плечами.

– Слушай меня внимательно, Равье. Ты посмотрел под лацканы пиджака перед тем, как оставить его одного? Подумай и ответь откровенно.

Он хмурит брови. Его добрая толстая физия из красной становится белой.

– Нет, – честно отвечает он, – об этом я не подумал. Я вздыхаю.

– Прекрасно. Значит, эта булавка должна была находиться под лацканом. Это практически единственное место, куда мужчина может ее приколоть... Так, Равье, а после того как он отдал тебе свою одежду, ты обыскал камеру?

– Я быстро посмотрел по сторонам и под нары, проверяя, не забыл ли чего.

– Рукой по нарам ты не водил?

– Нет.

– Так что, если бы он воткнул вот эту булавку в дерево, ты мог ее не заметить?

Шеф не перестает молча теребить свои манжеты.

– Верно...

Ладно, – говорю я Равье, – ты нам больше не нужен. В следующий раз ничего не оставляй на авось. Он снова краснеет и выходит пятясь.

– Значит, булавка от Карла Бункса.

– Да, и он хотел, чтобы я вынес ее из камеры...

– Как это? Я рассказываю об инциденте в бистро.

– Вы уверены, что именно он воткнул ее в ваш пиджак?

– Теперь – да.

– И предполагаете мотив этого на первый взгляд абсурдного поступка?

Я в нерешительности. Встаю и иду к двери.

– Да, – отвечаю я и выхожу.