Глава 7

Придя в свою комнатушку, я раздеваюсь, чтобы вытереться, потом надеваю красивую пижаму и снова отправляюсь в поход.

Подойдя к комнате Мартин, я начинаю скрестись в дверь, чтобы разбудить ее. Скоро под дверью появляется полоска света. Узнав мою манеру стучать, она открывает, не спрашивая, кто пришел.

– В такое время! – восклицает она. Я ее обнимаю.

– Представь себе, нежная моя, что я увидел тебя во сне... Мне захотелось соединить сон с реальностью... Слишком часто действительность разочаровывает после сна, но в этот раз она просто бесподобна...

Такая речь смягчила бы даже бронзовую статую. Она идет прямо в сердце Мартин и, преодолев этот этап, направляется в другие, столь же чувствительные части ее тела.

Мы чудно проводим время.

Организуется большая партия «Папа, мама, бонна и я» с холодными закусками, музыкальным парадом и хоровыми песнями в исполнении школьников.

Я исполняю ей «Похищение Прозерпины», «Фантастическую скачку», «Злую фею», «Туда-обратно» и «Не раскрывая кошелек» – произведеньице моего сочинения.

Она сходит от этого с ума, кричит «бис!», и я повторяю до тех пор, пока не утоляю ее жажду.

Затем я пользуюсь ее состоянием полузабытья, чтобы задать несколько вопросов. Как вы знаете, я никогда не забываю о деле.

– Скажи, милая, после обеда ты пила кофе с ассистентами, верно?

– Да, мой любимый дурашка!

«Любимый дурашка»! Надеюсь, она больше не повторит это, иначе попробует мой кулак.

– Ты не помнишь, кто-нибудь выходил в это время?

Она поднимает брови.

– Почему ты об этом спрашиваешь? Чтобы пресечь ее сомнения и дать себе время на раздумья, я говорю:

– Я объясню тебе после... Она размышляет.

– Ну, кажется, старик ушел раньше всех, да?

Это меня раздражает...

– Да, я помню. А кроме него?

– Планшони ходил в свою комнату за сигарами.

– Он быстро вернулся... Кто-нибудь еще выходил? Она безуспешно роется в памяти.

– Кажется, больше никто.

Я тоже перебираю воспоминания и тоже ничего не могу вспомнить... Значит, он выпустил голубя не во время обеда... Может быть, утром? Да, пожалуй...

– Почему ты об этом спрашиваешь, дорогой?

– Просто так...

– Противный! Ты обещал рассказать! Нет, каково! Эта раскладушка теперь начала изображать из себя тирана! Я спрыгиваю с кровати.

– Спи, мое сокровище, и до завтра...

На следующее утро, в семь часов, ночной сторож начинает барабанить в мою дверь.

– К телефону, – кричит он. – Вас вызывает Париж. Он мне сообщает, что в поместье есть два телефона: один в кабинете профессора, другой на складе. Именно ко второму я и направляюсь.

Я с сильно бьющимся сердцем беру трубку. Несомненно, звонит Старик. И опять-таки несомненно, у него есть для меня новости.

– Алло?

– Это вы, Сан-А?

– Да.

– Приезжайте немедленно!

– Что слу...

– Нет времени! – рявкает он. – Возвращайтесь!

И кладет трубку.

Это первый раз, когда он разговаривает со мной таким тоном. Что это значит? Я стою с трубкой в руке, совершенно обалдевший.

Почему он заткнул мне рот? Боялся, что я скажу что-то лишнее? Да, наверняка именно из-за этого...

Я поднимаюсь заняться туалетом, одеваюсь и иду стучать в дверь профессора Тибодена.

Он уже готов. В его галстук воткнута золотая булавка – Можно подумать, он собирается нанести визит римскому папе. Но нет, он надевает белый халат.

– Я слышал телефон, – говорит он мне. – Звонили вам?

– Да, профессор. Это был мой шеф. Он хочет, чтобы я вернулся сегодня утром...

– О! Есть новости?

– Не знаю...

– А вы, со своей стороны, что-нибудь узнали? Я не решаюсь говорить о голубях. Зачем его снова огорчать этой фантастической историей?

– Э-э... Ничего особенного, господин профессор. Я только приехал...

– И уже уезжаете! – вздыхает он.

– Вне всяких сомнений, это поездка туда-обратно... Я буду вам признателен, если за завтраком вы при остальных поручите мне сделать в Париже важные покупки, чтобы объяснить мой отъезд.

– Отлично...

Все происходит согласно предусмотренному плану. Два часа спустя я являюсь в Службу и спрашиваю Старика, но мне отвечают, что он на совещании у министра внутренних дел, а мне велел передать, чтобы я его подождал. Значит, мне придется убивать время в своем кабинете.

Я рад встретить там Берюрье. Толстяк лопает огромную порцию солянки, одновременно читая «Ле Паризьен».

– Привет, – говорит он мне. – Ты где пропадал?

– Отдыхал в провинции.

Я с ужасом показываю на его солянку.

– Что это за куча дерьма?

– Мой завтрак... Я заказал ее в бистро за углом. Там готовят самую лучшую солянку во всем районе.

– Ты что, не можешь есть это дома или в туалете? Это же неприлично!

Он пожимает плечами и яростно подцепляет вилкой большую порцию, которую собирается донести до рта. Франкфуртская сосиска делает ноги и сваливается ему на ширинку. Он хватает ее двумя пальцами и заглатывает одним махом, чем доказывает мне, что она осталась совершенно съедобной.

Я смотрю на него, смущенный и втайне восхищенный такой прожорливостью.

– Ты уверен, что у тебя нет солитера, Берю? – спрашиваю я наконец.

Он благовоспитанно рыгает в сложенную зонтиком ладонь.

– Ну и что? – спрашивает он. – Жить-то всем надо... Что с того, если у меня в брюхе сидит солитер? Мои доходы позволяют мне его прокормить!

После такого убийственного аргумента мне остается только отступить, что я делаю в темпе, потому что мне сообщают о возвращении Старика.

Он сидит за рабочим столом. Его руки с кожей, как у ящерицы, положены, словно драгоценные предметы, на кожаную папку.

– Ну слава богу! – вздыхает он, увидев меня. Я закрываю дверь и направляюсь к креслу для посетителей.

– У вас есть новости, патрон?

– Еще какие!

Он берет футляр для лапки голубя, как две капли воды похожий на первый, и достает из него сообщение, написанное на такой же, как в прошлый раз, кальке.

– Без комментариев, – говорит он, протягивая мне текст.

Я читаю, и по мере чтения моя рука начинает дрожать.

Первый голубь перехвачен. Послал вам формулу по запасному каналу. Просьба не входить со мной в контакт до нового сообщения, в поместье агент Секретной службы.

Тибоден.

Бумагу Старику возвращает совершенно бледный человек.

– Вы были правы, что подозревали Тибодена, – шепчет Старик. – Это лишний раз доказывает, что полностью достойных доверия людей не существует... Профессор предатель, пусть так... Я склоняюсь перед очевидностью. Но я не понимаю, как этот человек, посвятивший свою жизнь и карьеру Франции, мог перейти на другую сторону...

Какие высокопарные слова он подбирает!

– Вы недолго будете мучиться этим вопросом, шеф. Надо заставить этого подонка расколоться...

Старик качает головой со смущенным видом, совершенно для него не характерным. У него в голове явно есть какая-то идея...

– Нет, Сан-Антонио, он ничего не скажет...

– Я сам его расколю! Ах, я должен был догадаться... Он один выходил вчера во время обеда...

Старик меня даже не слушает. Он прилежно хрустит суставами.

– Устанавливается густая, как детская молочная смесь, тишина. Я предчувствую гадости на ближайшее время и ерзаю в кресле...

– Сан-Антонио, я только что от господина министра... Как босс официален... Господин министр! Ни больше ни меньше. Это тем более смешно, что в Службе этого министра все зовут Балда...

– Правда?

– Да.

– Дело приказано замять во что бы то ни стало. Скандал такого размера стал бы катастрофой для престижа нашей страны!

Я не могу не засмеяться:

– Престиж нашей страны! Да разве он у нее, бедняжки, есть?

– Что вы говорите, Сан-Антонио!

– Правду! Если бы вы ездили за границу, как я, шеф, то видели бы, что там испытывают к нам только жалость из-за наших проблем в колониях, из-за наших политиков и нашего франка, худеющего с удивительной скоростью... Водородной бомбы у нас и то нет! Все, что у нас осталось, это канкан, вино и Лазурный берег... Плюс Париж, к счастью!.. Вы мне скажете, что лучше производить шампанское и иметь женщин, умеющих заниматься любовью, чем готовить людей-торпед, и будете правы... Но все-таки мы живем в эпоху, когда царствует материализм, а благородство измеряется деньгами... Когда мы принимаем главу иностранного государства, то в один день показываем ему Версальский дворец и заводы Рено, как будто это единственные достижения за всю нашу историю! Мы хотим спасти лицо, но лучше спасать мебель, вам так не кажется?

Он с интересом смотрит на меня, потом начинает выстукивать ножом для резки бумаги «Марш гренадеров императорской гвардии».

– Сан-Антонио, я думаю, что нам платят не за то, чтобы думать, а за то, чтобы действовать...

Успокоившись, я издаю вздох переключателя скоростей.

– Вернемся к интересующему нас делу. Повторяю: никакого скандала. Тибоден слишком значительный человек. Сообщение о его измене создало бы панику... А кроме того, официально его нельзя обвинить в государственной измене. Он работал над созданием не оружия, алхимического препарата. Никто не может запретить продавать такой продукт кому заблагорассудится!

– В таком случае, зачем он привлек к разработке свою страну?

– Тибоден был беден, и правительство финансировало его исследования.

– В таком случае его открытие принадлежит правительству...

– Это не нам решать, Сан-Антонио. Профессор стар, болен, устал... Возможно, он не совсем в своем уме или с опозданием принял идеологию, в которой надеется найти душевный покой?

– Может быть...

– А мы должны ему обеспечить вечный покой... Я пристально смотрю на Старика. Я чувствовал, что он готовит мне подлянку такого масштаба.

– Вы хотите сказать?..

– Да, Сан-Антонио.

– Ликвидировать профессора!

– Другого выхода нет!

Прекрасно! И разумеется, «мокрое» дело он поручает мне. Сразу видно, что работать придется не ему! Хотел бы я посмотреть на босса в деле с его наманикюренными руками, черепушкой, волосатой, как задница, и безупречно белыми манжетами с золотыми запонками!

– Это надо сделать очень быстро, Сан-Антонио!

– Понятно.

– И... э-э... совершенно естественным образом!

– Понимаю. Это позволит устроить этой падле государственные похороны! Парни с той стороны обхохочутся!

– Не имеет значения. Тибоден должен умереть в нормальных условиях...

– Вы уже что-нибудь подготовили?

Мой вопрос излишен! Старик всегда все подготавливает и предусматривает. У него не мозги, а компьютер.

Он открывает ящик стола. Просто невероятно, сколько там может находиться разных предметов! Он вынимает флакон, на этикетке которого написано название известного продукта. Я умышленно не называю его. Так что вам не удастся избавиться от тещи или дамы ваших задних мыслей!

Я хмурю брови.

– И что я должен с этим делать?

– Дать ему выпить...

– Но я думал, что это лекарство...

– В маленьких дозах да, но в больших количествах первоклассный яд. При вскрытии не остается никаких следов!

– От вас всегда узнаешь что-нибудь интересное!

– Постарайтесь дать ему проглотить это. Жидкость практически не имеет запаха...

– А результат?

– Через несколько часов выпивший это умирает от остановки сердца.

– Отлично.

Я кладу пузырек в карман. Жидкость не только не имеет запаха, она еще и бесцветная... Я спрашиваю себя, как сумею заставить эту старую сволочь Тибодена проглотить ее. Он непьющий, как верблюд... За обедом выпивает не больше пол-литра красного. Надо будет попросить повара подать нам селедку!

Старик встает, показывая мне, что разговор окончен

Я следую его примеру.

– Ладно... До свиданья, шеф! Но скажу вам честно, вы подсунули мне грязную работенку. Мне больше нравится играть д'Артаньяна, чем миледи... Яд – не мужское оружие!

– Это правильно, мой дорогой друг, но это оружие секретного агента.

Хорошенькая формула. Я готов шлепнуть кого надо, но чтобы это происходило в движении.

Но раз уж я выбрал себе эту чертову профессию, тем хуже для меня!

– Сан-Антонио!

– Шеф?

– Я позволю себе настаивать, чтобы все было закончено завтра!

– Ясно, шеф!

Хороши запросы! Ну, в путь к славе!

Угораздило же Пинюша кокнуть того бедного голубя!