"Птицы, звери и родственники" - читать интересную книгу автора (Даррел Джеральд)

Глава первая СХВАТКА С ДУХАМИ

Все началось в те дни, когда Марго вдруг стала прибавлять в весе. К ее ужасу, за короткое время она сделалась почти круглой. Мама вызвала нашего доктора Андручелли, чтобы он взглянул, в чем тут дело. Он произнес целую серию горестных "по, по, по", когда увидел ожиревшую Марго, и назначил ей множество пилюль и микстур и разные диеты, но все оказалось безрезультатно.

– Он говорит, – сообщила Марго однажды со слезами за завтраком, – что, он думает, это миндалевидная железка.

– Миндалевидная? – спросила мама с тревогой. – Что это значит миндалевидная железка?

– Не знаю, – всхлипнула Маргарет.

– Надо ли нам, – спросил Ларри, – обсуждать ваши болезни во время еды?

– Ларри, дорогой, Андручелли говорит, что это миндалевидная железка, – сказала мама.

– Ерунда, – беззаботно ответил Ларри, – это попросту щенячий жир.

– Щенячий жир! – пропищала Марго. – Да знаешь ли ты, какой у меня вес?

– Тебе надо побольше двигаться, – сказал Лесли. – Почему бы тебе не заняться парусным спортом?

– Не думаю, что удастся найти лодку подходящих размеров, – заметил Ларри.

– Скоты! – сказала Марго, разражаясь слезами. – Вы бы так не говорили, если б знали, как я себя чувствую.

– Ларри, милый, – сказала мама умиротворяюще, – не очень любезно говорить подобные вещи.

– Я бы и не говорил, если бы она не блуждала кругом, словно арбуз, покрытый пятнами, – заявил Ларри с раздражением. – Можно подумать, что это по моей вине вы все тут без конца топчетесь на одном месте.

– Что-то надо предпринять, – сказала мама. – Завтра я снова повидаюсь с Андручелли.

Но Андручелли повторил, что, по его мнению, это миндалевидная железа, и он думает, что Марго нужно ехать в Лондон для лечения. И вот после потока телеграмм и писем Марго была отправлена в Лондон на попечение двух единственно стоящих родственников, с которыми мы все еще поддерживали отношения, – маминой племянницы Пруденс и ее матери, тетушки Фэн.

После коротенького письма, где сообщалось, что она благополучно доехала и вместе с кузиной Пру и тетушкой Фэн поселилась в отеле вблизи Ноттинг-Хилл Гейт и что она познакомилась с хорошим доктором, от Марго довольно долгое время не было никаких известий.

– Хорошо бы получить от нее письмо, – сказала мама.

– Не беспокойся, мама, – сказал Ларри, – о чем ей писать, разве что о ее теперешнем объеме?

– Да нет, я хочу знать, что там происходит, – сказала мама, – как-никак она в Лондоне.

– Какое отношение имеет к этому Лондон? – спросил Ларри.

– В таком большом городе, как Лондон, все может случиться, – мрачно сказала мама. – Сколько приходится слышать всяких историй о девушках в больших городах.

– Право же, мама, ты напрасно беспокоишься, – с раздражением сказал Ларри. – Скажи, ради Бога, что, по-твоему, с ней может случиться? Ты думаешь, ее завлекут в какой-нибудь притон? Да ноги ее там никогда не будет!

– Это не шуточное дело, Ларри, – сурово сказала мама.

– Но ты совсем напрасно поддаешься панике, – ответил Ларри. – Сама подумай, какой уважающий себя мужчина дважды посмотрит на Марго? А кроме того, где взять такого здоровяка, который решился бы ее похитить?

– И все равно я беспокоюсь, – сказала мама с вызовом, – и намерена послать телеграмму по этому поводу.

Она и в самом деле послала телеграмму на имя своей племянницы Пруденс, и та ответила наконец, что Марго связалась с людьми, которых она не одобряет, и что неплохо было бы маме приехать, чтобы поговорить с Марго как следует. Что тут началось! Обезумевшая мама послала Спиро, нашего добровольного и безотказного советчика, философа и друга, купить билеты и принялась поспешно упаковываться. Затем она вдруг вспомнила обо мне. Чувствуя, что это может принести больше вреда, чем пользы, если оставить меня под присмотром двух старших братьев, она решила взять меня с собой. Спиро еще раз послали за билетами и теперь уже дополнительно упаковали мои вещи. Я смотрел на все приготовления как на дар небес – дело в том, что мне только что дали нового учителя, мистера Ричарда Кралевского, который стремился – с твердой решимостью и несмотря на мое сопротивление – обучать меня неправильным французским глаголам, и эта поездка в Англию, думал я, принесет мне желанную передышку.

Путешествие на поезде прошло без особых происшествий, если не считать постоянного маминого страха быть арестованными фашистскими карабинерами. Этот страх тысячекратно возрос, когда в Милане я нарисовал на запыленном стекле вагона карикатуру на Муссолини. Мама минут десять стирала ее носовым платком с самоотверженностью опытной прачки, пока наконец не решила, что от рисунка не осталось и следа.

Контраст между тихими, долгими, солнечными днями на Корфу и приездом в Лондон поздно вечером был для нас большим испытанием. Столько незнакомых людей на станции, сновавших взад-вперед с серыми озабоченными лицами. Язык, на котором говорят носильщики, почти непонятный, а Лондон – сияющий огнями и набитый людьми. Такси осторожно пробиралось по Пиккадилли, словно жук сквозь фейерверк. Холодный воздух делал ваше дыхание заметным, будто дым около губ, когда вы говорили, так что вы казались фигуркой из комикса.

Наконец такси остановилось возле покрытых копотью фальшивых коринфских колонн отеля "Балаклава". С помощью швейцара, пожилого кривоногого ирландца, мы внесли свой багаж в отель. Однако нас никто не встретил. Видимо, телеграмма о нашем приезде где-то еще блуждала. Молодая леди, сказал нам швейцар, ушла на свою встречу, а мисс Хыоз и старая леди отправились кормить собак.

– Что он говорит, милый? – спросила мама, когда швейцар вышел из комнаты, – его акцент был настолько сильным, что звучал как иностранный язык. Я сказал, что Марго пошла на встречу, а кузина Пру и тетушка Фэн кормят собак.

– Что бы это могло значить? – недоумевающе спрашивала мама. – На какую встречу пошла Марго и о каких собаках он говорит?

Я сказал, что не знаю, но, насколько мне удалось видеть Лондон, собак в нем маловато.

– Хорошо, – сказала мама, неумело вставляя шиллинг в счетчик и зажигая газ. – Я думаю, что нам надо устроиться поудобнее и ждать, пока они не вернутся.

Мы прождали час, когда вдруг раскрылась дверь и с криком "Лу, Лу, Лу" вбежала Пру, протягивая руки, словно удивительная болотная птица. Она обняла нас обоих, ее черные, как терновая ягода, глаза светились любовью и волнением. Красивое лицо приятно пахло и было нежное, как фиалка, когда я послушно прикоснулся к нему губами.

– Я уж думала, вы никогда не приедете, – сказала она. – Мамочка еще поднимается. Она с трудом ходит по лестнице, бедняжка. Вы оба чем-то обеспокоены, ну, расскажите-ка мне все. Тебе нравится этот отель, Лу? Он дешевый и удобный, но здесь много самого странного люда.

Сквозь открытую дверь послышалась тихая одышка.

– А, это мамочка, – крикнула Пру. – Мамочка, мамочка, Лу приехала.

В дверях показалась тетя Фэн. На первый взгляд, подумал я довольно бессердечно, она была похожа на ходячую палатку. На ней был ржаво-красный твидовый костюм невероятного стиля и размера. На голове красовалась слегка изношенная бархатная шляпка такого фасона, какие носят феи. Сквозь сверкающие очки глаза ее казались совиными.

– Лу! – закричала она, распахивая объятия и возводя глаза к небу, словно мама была божественным видением. – Лу и Джеральд! Вы прибыли!

Меня и маму сердечно обнимали и целовали. Это не было легкое, словно цветок, объятие Пру. Это было сильное, до хруста в ребрах, объятие и крепкий поцелуй, от которого, казалось, синели губы.

– Я так сожалею, Лу, дорогая, что нас не было дома, но мы не были уверены, когда вы приедете, и нам надо было кормить собак.

– Каких собак? – спросила мама.

– Ну, моих бедлингтонских щенят, конечно, – сказала Пру. – Разве вы не знаете? Мы с мамочкой завели собак. – Она залилась звонким, как колокольчик, смехом.

– Но помнится, у вас появилось еще кое-что в последнее время, – сказала мама. – Кажется, козы.

– О, мы их до сих пор держим, – сказала тетя Фэн, – да еще моих пчел и цыплят. Но Пруденс решила, что неплохо было бы завести еще и собак. Она такая деловая.

– Я и впрямь думаю, что это доходное дело, Лу, дорогая, – серьезно сказала Пру. – Я купила Тинкербелла, а потом Люсибелла...

– А затем Тайнибелла, – перебила ее тетя Фэн.

– И Тайнибелла, – сказала Пру.

– И Люсибелла, – сказала тетушка Фэн.

– Успокойся, мамочка. Я уже сказала о Люсибелле.

– Есть еще Тинкербелл, – сообщила тетя Фэн.

– Мамочка плоховато слышит, – сказала Пру, что и без того было очевидно. – И у всех есть щенята. Я привезла их в Лондон на продажу и в то же время не спускаю глаз с Марго.

– Да, где же Марго? – спросила мама. Пру на цыпочках подошла к двери и тихонько ее закрыла.

– Она на сеансе, дорогая.

– Я знаю, но что это за сеансы? – спросила мама. Пру с беспокойством огляделась.

– Спиритические сеансы, – прошептала она.

– И затем, есть еще Люсибелл, – сказала тетя Фэн.

– Успокойся, мамочка.

– Спиритические сеансы? – спросила мама. – С какой стати она ходит на эти спиритические сеансы?

– Лечится от ожирения и от прыщей, – ответила Пру, – но, помяните мое слово, добра от этого не будет. Это злая сила.

Я заметил, что мама начинает волноваться.

– Но я не понимаю, – сказала она. – Я отправила Марго в Лондон, чтобы ее посмотрел доктор, забыла, как его имя.

– Я знаю, дорогая, – сказала Пру. – Но после приезда в отель Марго попала во власть этой злой женщины.

– Какой злой женщины? – спросила мама, теперь уже по-настоящему обеспокоенная.

– Козы – это тоже хорошо, – сказала тетя Фэн, – но в этом году они дают чуть меньше молока.

– Ой, мамочка, да помолчи же ты, – сквозь зубы процедила Пру. – Я имею в виду эту злую женщину, миссис Хэддок.

– Хэддок, Хэддок, – растерянно повторила мама. Ее мысли всегда несколько отвлекались, стоило при ней произнести слово, связанное с кулинарией.

– Она медиум, моя дорогая, – сказала Пру, – и она расставила для Марго ловушки. Она сказала Марго, что ей нужен гид.

– Гид? – спросила мама, теряя силы. – Какой гид? По ее состоянию я мог видеть, что она теперь думает, будто Марго занялась альпинизмом или чем-то в этом роде.

– Духовный гид, – сказала Пру. – Его зовут Мауэйк. Должно быть, он индеец.

– У меня теперь десять ульев, – сказала тетя Фэн с гордостью. – Мы получаем в два раза больше меду.

– Помолчи, мамочка, – сказала Пру.

– Я не понимаю, – жалобно сказала мама, – почему она до сих пор не идет к доктору для уколов.

– Потому что Мауэйк ей не разрешает, – торжественно произнесла Пру. – Три сеанса назад сказал он – по словам Марго, и все это в передаче миссис Хэддок, так что в достоверности сказанного можно усомниться, – так вот, по словам Марго, Мауэйк сказал, что ей не нужны больше проколы.

– Проколы? – спросила мама.

– Ну, я полагаю, индеец имел в виду уколы, – сказала Пру.

– Как приятно повидаться с тобой, Лу, – сказала тетя Фэн. – Не попить ли нам чайку?

– Очень хорошая мысль, – едва слышно произнесла мама.

– Я не спущусь туда, чтобы заказать чай, – сказала Пру, взглянув на дверь, как будто за нею скрывались все демоны ада. – Во всяком случае, не теперь, когда у них там сеанс.

– Почему, что случилось? – спросила мама.

– И хорошо бы сделать тосты, – сказала тетя Фэн.

– Да помолчи же, мамочка, – сказала Пру. – Ты представления не имеешь, что происходит на этих сеансах, Лу. Миссис Хэддок входит в транс, затем начинает покрываться эктоплазмом.

– Эктоплазмом? – спросила мама. – Что такое эктоплазм?

– У меня в комнате есть горшок моего собственного меда, – сообщила тетя Фэн, – я уверена, он тебе понравится, Лу. Не сравнить со всей этой синтетикой, какую вы теперь покупаете.

– Это такое вещество, которое производят медиумы, – сказала Пру. – Оно похоже на... ну, на такое... я сама его никогда не видела, но говорят, что оно похоже на мозги. Потом они заставляют летать трубки и все такое. Скажу тебе одно, моя дорогая: я никогда не спускаюсь вниз, когда у них сеанс.

Как я ни был зачарован разговором, мне не хотелось упустить случая увидеть женщину по имени миссис Хэддок, покрытую мозгами и с парой трубок, летающих вокруг, поэтому я вызвался спуститься вниз и заказать чай.

К моему разочарованию, на нижнем этаже отеля я не увидел ничего хотя бы отдаленно напоминающего описание Пруденс. Но чай я раздобыл, его принес на подносе швейцар-ирландец. Мы попивали чай, и я пытался объяснить тете Фэн, что такое эктоплазм, когда вошла Марго с большим кочаном капусты под мышкой и в сопровождении маленькой коренастой женщины с выпуклыми голубыми глазами и редкими волосами.

– Мама! – драматическим тоном произнесла Марго. – Ты приехала!

– Да, милая, – мрачно сказала мама, – и, кажется, как раз вовремя.

– Это миссис Хэддок, – сказала Марго, – она совершенно очаровательна.

Сразу бросилось в глаза, что миссис Хэддок страдает странной болезнью. Казалось, что она не может дышать, когда говорит, поэтому ее речь получалась бессвязной, все слова сливались в одну гирлянду, и затем, когда у нее прорывалось дыхание, она останавливалась и втягивала воздух, производя шум, звучавший как "уаааха".

Теперь она обратилась к маме.

– Радавасвидетьмиссис Дррелл конечно мойдуховный гид сбщил мне вашемприезде надеюсь вы хрошо доехали... уаааха.

Мама, которая собиралась оказать миссис Хэддок весьма холодный и достойный прием, была сбита с толку этой странной дикцией.

– О да. А как вы? – сказала она, нервничая и напрягая слух, чтобы понять, о чем говорит миссис Хэддок.

– Миссис Хэддок спиритуалистка, мама, – с гордостью сказала Марго, как будто она представляла по меньшей мере Леонардо да Винчи или изобретателя аэроплана.

– В самом деле, милая? – сказала мама, холодно улыбаясь. – Это очень интересно.

– Очнь приятно узнать что те кто уехал рныпе теперь соединились... уаааха, – сказала миссис Хэддок серьезно. – Так мнго людей... уаааха... не знает о духовном мире кторый лежит так близко.

– Ты бы повидала щенят, Марго, – заметила тетя Фэн. – Маленькие шалунишки изодрали всю свою подстилку.

– Помолчи, мамочка, – сказала Пру, оглядывая миссис Хэддок так, как будто ожидала, что у той в любой момент вырастут рога или хвост.

– Вашей дчери очень повезло так как он... уаааха... сумел получить одного из лучших гидов, – сказала миссис Хэддок, как будто Марго перелистывала Дебретта, прежде чем решить, какой дух вызвать, чтобы получить совет.

– Его зовут Мауэйк, – произнесла Марго. – Он просто прелесть!

– Кажется, он пока не принес тебе много добра, – резко ответила мама.

– Нет, принес, – возмутилась Марго. – Я похудела на три унции.

– Это требует времени и терпения и полной веры в будущую жизнь... уаааха... моя дорогая миссис Дррелл, – сказала миссис Хэддок, улыбаясь маме сладенькой улыбкой.

– Да, я верю, – сказала мама, – но я бы предпочла, чтобы Марго находилась под присмотром врача.

– Я не думаю, что это они нарочно, – сказала тетушка Фэн. – У них, наверно, режутся зубы и поэтому болят десны.

– Мамочка, мы говорим не о щенках, – сказала Пру. – Мы говорим о гиде Марго.

– Это будет славно для нее, – сказала тетя Фэн, ласково улыбаясь Марго.

– Мир духов намного мудрее любых существ на земле... уаааха... ваша дочь не могла бы быть в лучших руках... Мауэйк был великим врачевателем в своем племени один из лучших во всей Северной Америке... Уаааха.

– И он дал мне такой добрый совет, мама, – сказала Марго. – Правда ведь, миссис Хэддок?

– Нет больше проколов белая девушка не должна больше делать проколов... Уаааха, – произнесла миссис Хэддок.

– Ну вот! – сказала Пру торжествующе. – Я же тебе говорила.

– Поешьте немного меду, – радушно предложила тетя Фэн. – Это не синтетическая дрянь, какую теперь продают в магазинах.

– Помолчи, мамочка.

– Я все же предпочитаю, миссис Хэддок, чтобы у моей дочери был разумный врач, а не этот Мауэйк.

– О, мама, ты такой отсталый и старомодный человек, – в сердцах сказала Марго.

– Моя дорогая миссис Дррел вы должны научиться верить огромному влиянию духовного мира который только и старается помогать и руководить... Уаааха... – Миссис Хэддок перевела дух. – Я чувствую что если бы вы пришли на один из наших сеансов вы бы убедились в огромной силе духовного мира который в конечном счете единственный старается помочь и направить нас... Уаааха... Я чувствую что если бы вы пришли на один из наших сеансов вы бы убедились в огромной силе добра которое есть у наших духовных гидов. Уаааха.

– Благодарю вас. Я предпочитаю руководствоваться своим собственным духом, – с достоинством сказала мама.

– Мед теперь не такой, как раньше, – сказала тетя Фэн, следившая за разговором.

– У тебя просто предубеждение, мама, – сказала Марго. – Ты порицаешь вещь, даже не испробовав ее.

– Я чувствую уверенность что если бы ты смогла убедить свою маму присутствовать на наших сеансах... Уаааха... она бы нашла целый новый мир открывшийся перед нею.

– Да, мама, – сказала Марго, – тебе надо прийти на сеанс. Я уверена, что ты будешь убеждена в том, что увидишь и услышишь! В конце концов, нет дыма без огня.

Я видел, что мама страдает от внутренней борьбы. Много лет она проявляла глубокий интерес к суевериям, народной магии, колдовству и подобным вещам, и теперь соблазн принять предложение миссис Хэддок был очень велик. Я ждал, затаив дыхание, надеясь, что она примет предложение. В тот момент мне больше всего хотелось увидеть миссис Хэддок, покрытую мозгами и трубками, летающими вокруг ее головы.

– Ну ладно, – сказала мама нерешительно. – Там будет видно. Мы поговорим об этом завтра.

– Я уверена как только мы прорвем барьер для вас мы сможем оказать вам большую помощь и руководство... Уаааха... – сказала миссис Хэддок.

– Да, да, – сказала Марго, – Мауэйк просто прелесть!

– У нас будет завтра вечером еще один сеанс здесь в отеле... уаааха... и я очень надеюсь что и вы и Марго будете на нем. Уаааха.

Она чуть заметно, словно бы нехотя, улыбнулась нам, прощая все наши грехи, потрепала Марго по щеке и удалилась.

– Право же, Марго, – сказала мама, когда закрылась дверь за миссис Хэддок, – ты заставляешь меня злиться.

– Ох, мама, ты такая старомодная, – ответила Марго. – Этот доктор не принес мне никакой пользы своими уколами, а Мауэйк творит чудеса.

– Чудеса, – фыркнула мама с презрением, – по мне, так ты выглядишь точно такой, как была.

– Клевер, – сказала тетя Фэн, жуя тост, – считается самым лучшим, хотя я предпочитаю вереск.

– Послушай, дорогая, – сказала Пру, – эта женщина зажала тебя в тиски. Она злая. Поостерегись, пока не поздно.

– Я только прошу, чтобы вы пришли на сеанс и посмотрели, – ответила Марго.

– Никогда, – сказала Пру, содрогаясь. – Мои нервы этого не вынесли бы.

– Интересно, – сказала тетя Фэн, – что для опыления клевера нужны шмели.

– Ох, я слишком устала, – сказала мама, – чтобы обсуждать это теперь. Мы поговорим об этом утром.

– Не поможете ли вы мне с капустой? – спросила Марго.

– Что сделать? – спросила мама.

– Помочь мне с капустой, – ответила Марго.

– Я всегда интересовалась, – в раздумье сказала тетя Фэн, – можно ли разводить шмелей.

– Что ты делаешь с капустой? – спросила мама.

– Она кладет ее на лицо, – презрительно сказала Пру. – Просто смех.

– Ничего смешного, – рассердилась Марго. – Это приносит моим прыщам мир добра.

– Что? Ты варишь ее или как? – спросила мама.

– Нет, – ответила Марго, – я положу листья на лицо, а ты завяжешь их на мне. Так посоветовал Мауэйк, и это делает чудеса.

– Один смех, Лу, дорогая. Ты должна остановить ее, – сказала Пру, ощетинившись, как котенок. – Это не что иное, как колдовство.

– Я очень устала, чтобы спорить об этом, – сказала мама. – Не думаю, чтобы это могло принести тебе какой-нибудь вред.

Марго села на стул и приложила большие морщинистые листья капусты к лицу, а мама торжественно привязала их красной ленточкой к голове. Я подумал, что в таком виде Марго похожа на странную зеленую мумию.

– Это же язычество, вот что это такое, – сказала Пру.

– Ерунда, Пру, напрасно ты волнуешься, – ответила Марго заглушенным капустными листьями голосом.

– Я иногда думаю, – сказала мама, завязав последний узел, – вся ли моя семья в своем уме.

– Марго собирается на маскарад? – спросила тетя Фэн, с интересом следившая за происходящим.

– Нет, мамочка, – захохотала Пру. – Это для ее прыщей.

Марго встала и ощупью направилась к двери.

– Пойду прилягу.

– Если тебе встретится кто-нибудь на лестничной площадке, он испугается до смерти, – сказала Пру.

– Повеселись хорошенько, – сказала тетя Фэн. – Не возвращайся слишком поздно. Знаю я вас, молодых. Когда Марго ушла, Пру повернулась к маме.

– Вот видишь, дорогая Лу? Я не преувеличивала. Эта женщина имеет злое влияние. Марго ведет себя как ненормальная.

– Да ладно, – сказала мама, чей жизненный принцип был всегда защищать молодых, как бы неправы они ни были. – Просто она несколько неблагоразумна.

– Неблагоразумна! – воскликнула Пру. – Капустные листья на все лицо! Никогда ничего не делает, если Мауэйк ей не скажет. Это вредно для здоровья.

– Я нисколько не удивлюсь, если она возьмет первый приз, – засмеялась тетушка Фэн. – Вряд ли там найдутся другие, изображающие капусту.

Спор продолжался с перевесом то в одну, то в другую сторону, перемежаясь с воспоминаниями тети Фэн о балах-маскарадах, на каких она бывала в Индии. Наконец Пру и тетушка Фэн ушли, и мы с мамой приготовились ко сну.

– Мне иногда кажется, – сказала мама, снимая одежду и выключая свет, – мне иногда кажется, что я единственный нормальный человек в семье.

На следующее утро мы решили походить по магазинам, так как на Корфу не было многого, что маме хотелось бы купить и взять с собой. Пру сказала, что это отличный план и она может занести по дороге бедлингтонских щенят к их новым владельцам.

И вот в девять часов мы все собрались на тротуаре у отеля "Балаклава" и, должно быть, представляли занятную картину для прохожих. Тетушка Фэн, наверное в честь нашего приезда, надела шляпку феи с большим пером. Она стояла на тротуаре, обвитая, словно майское дерево, поводками восьми бедлингтонских щенков, которые дрались, играли и мочились вокруг нее.

– Я думаю, нам лучше взять такси, – сказала мама, с беспокойством глядя на прыгавших щенят.

– Ой нет, Лу, – сказала Пру, – подумай о расходах! Мы можем поехать на метро.

– Со всеми щенками? – с сомнением спросила мама.

– Да, дорогая, мамочка привыкла справляться с ними. Тетя Фэн, связанная теперь почти до неподвижности поводками щенят, вынуждена была выпутаться, прежде чем мы могли спуститься к станции метро.

– Сироп из дрожжей и клена, – сказала Марго. – Ты не должна, мама, позволить мне забыть о сиропе из дрожжей и клена. Мауэйк говорит, что это отличное средство от прыщей.

– Если ты еще раз упомянешь имя этого человека, я рассержусь всерьез, – ответила мама.

Наше продвижение к станции метро было медленным, так как щенки обходили каждый предмет на нашем пути в обратном направлении и мы без конца останавливались, чтобы размотать поводок и освободить тетю Фэн от фонарного столба или почтового ящика, а иногда и от прохожих.

– Маленькие проказники! – восклицала она, теряя дыхание после каждой встречи. – Это они не нарочно.

Когда мы наконец прибыли к билетной кассе, Пру долго и язвительно спорила о цене для провоза бедлингтонов.

– Но ведь им всего восемь недель, – протестовала она, – а вы не берете платы с детей до трех лет.

Но вот наконец билеты были куплены, и мы направились к эскалаторам, навстречу потоку теплого воздуха, идущего от отверстий в земле. Щенят это, по-видимому, подбадривало. Рыча и тявкая, в путанице поводков, они рвались вперед и тянули за собой тетушку Фэн, как тяжелый галион. И только увидев эскалаторы, они стали опасаться того, что до сих пор казалось им чудесным приключением. Судя по всему, им не нравилось стоять на чем-то, что двигалось, и в своем решении они были единодушны. Вскоре все мы образовали тугой узел на верху эскалатора, сражаясь с истерически визжавшими щенками.

Позади нас образовался хвост.

– Это следовало бы запретить, – сказал строгого вида мужчина в котелке. – Собак нельзя пускать в метро.

– Я за них заплатила, – задохнулась Пру. – У них столько же прав ехать в метро, как и у вас.

– Черти проклятые! – сказал другой мужчина на ярко выраженном кокни. – Я очень спешу. Пропустите меня.

– Маленькие мои проказники! – заметила тетя Фэн, смеясь. – Они такие веселые в этом возрасте.

– Может быть, каждый из нас возьмет по щенку? – предложила мама. Ее все больше смущал ропот толпы.

В этот момент тетя Фэн оступилась на первой ступеньке эскалатора, поскользнулась и упала в водопад твида, потащив за собой тявкающих щенят.

– Слава Богу, – сказал мужчина в котелке, – теперь мы, может быть, пройдем.

Пру стояла на верху эскалатора и смотрела вниз. К этому времени тетя Фэн достигла половины эскалатора, но не могла подняться из-за облепивших ее щенков.

– Мамочка, мамочка, у тебя все в порядке? – кричала Пру.

– Я уверена, дорогая, что все в порядке, – успокаивала ее мама.

– Маленькие мои шалунишки! – с трудом говорила тетя Фэн, когда ее несло по эскалатору.

– Теперь, когда ваши собаки убрались, мадам, – сказал мужчина в котелке, – быть может, и мы наконец воспользуемся удобствами этой станции?

Пру повернулась к нему, исполненная решимости вступить в битву, но Марго и мама утихомирили ее и поехали вниз по лестнице, к груде твида и бедлингтонов, представлявшей собой тетю Фэн.

Мы подняли ее, отряхнули и распутали щенят, после чего направились к платформе. Теперь щенки являли собой подходящий сюжет для афиши. В обычное время бедлингтоны – весьма воспитанные собаки, но в критические моменты мне не приходилось видеть более жалкого зрелища. Дрожащие от страха щенки стояли на платформе, издавая высокие жалобные звуки, словно миниатюрные морские чайки, и то и дело приседали на кривых ножках, чтобы украсить платформу результатом своего страха.

– Бедняжки, – посочувствовала проходившая мимо толстая женщина, – стыдно так обращаться с животными.

– Нет, вы слышали, что она говорит? – воинственно сказала Пру. – Хотелось бы мне пойти за ней и сказать ей пару теплых слов.

К счастью, в этот момент с шумом, изрыгая потоки теплого воздуха, подошел поезд и отвлек всеобщее внимание. На щенят его приход оказал немедленное действие. С минуту они продолжали стоять дрожа и воя, словно стадо полумертвых от голода серых ягнят, затем бросились вдоль платформы не хуже упряжки лаек и потянули за собой тетю Фэн.

– Мамочка, мамочка, иди назад! – закричала Пру, когда мы бросились им вслед.

Пру совсем упустила из виду метод тети Фэн вести собак на поводке, который та мне подробно объяснила: никогда не тянуть за поводок, это может повредить им шею. Следуя новому методу, тетушка бежала по платформе, а бедлингтоны бежали впереди. Наконец мы догнали ее и сдержали щенков как раз в тот момент, когда двери поезда закрылись с самоуспокоенным шипением и он с грохотом умчался От станции, так что нам вместе с бедлингтонами пришлось ждать следующего поезда. Когда мы наконец затащили их в вагон, щенки оживились. Они весело боролись друг с другом, рычали и визжали, обматывая поводками ноги пассажиров, а один из них так разошелся, что подпрыгнул и вырвал газету "Тайме" из рук пассажира, который сидел с видом управляющего Английским банком.

Когда мы прибыли на место, голова у нас шла кругом, только тетя Фэн чувствовала себя отлично и была в восторге от живости щенят. Следуя совету мамы, мы переждали, пока схлынул людской поток, и только тогда рискнули воспользоваться эскалатором. К нашему удивлению, подъем щенков вверх не доставил особых хлопот. Судя по всему, они стали закаленными путешественниками.

– Слава Богу, все позади, – сказала мама, когда мы наконец оказались наверху.

– Боюсь, что щенята были несколько надоедливы, – волновалась Пру, – но ведь они привыкли жить за городом, а в городе им все не по нраву.

– А? – спросила тетя Фэн.

– Не по нраву, – крикнула Пру. – Щенкам. Им кажется, что все не так.

– Какая жалость, – сказала тетя Фэн и, прежде чем мы успели ее остановить, повела собак к другому эскалатору, и они исчезли в недрах земли.

Избавившись от щенков, мы благополучно справились с покупками, хотя и были несколько утомлены. Мама купила все, что ей было нужно. Марго достала свой сироп из дрожжей и клена, а я, пока они занимались приобретением всех этих ненужных мне предметов, сумел обзавестись красивым красным кардиналом, пятнистой саламандрой, толстой и лоснящейся, как атласное стеганое одеяло, и чучелом крокодила.

Удовлетворенные каждый своими покупками, мы вернулись в отель "Балаклава".

По настоянию Марго мама решила вечером побывать на сеансе.

– Не делай этого, дорогая Лу, – сказала Пруденс, – это связано с неведомым.

Но мама оправдывала свои действия весьма логично.

– Я чувствую, что должна встретиться с этим Мауэй-ком, он все же лечит Марго.

– Ну вот что, дорогая, – сказала Пру, видя мамину непреклонность, – я считаю это сумасшествием. Но я считаю своим долгом пойти с тобой. Нельзя же позволить, чтобы ты одна присутствовала на подобных вещах.

Я попросил взять и меня с собой, ссылаясь на то, что недавно в мои руки попала книга об искусстве разоблачения псевдомедиумов, так что мои знания могли пригодиться.

– Мне кажется, не следует брать мамочку, – сказала Пру. – Это на нее может плохо подействовать.

И вот в шесть часов вечера в сопровождении Пру, трепещущей, словно только что пойманный птенец, мы отправились на нижний этаж, где жила миссис Хэддок. Там уже собралось довольно много народу. В числе других были миссис Глат, управительница отеля, высокий мрачный русский, говоривший с таким сильным акцентом, точно его рот был набит сыром, молодая, очень серьезная блондинка и вялый молодой человек, который, по слухам, собирался стать актером, но единственным занятием которого было дремать безмятежно в пальмовом шезлонге. К моей досаде, до начала сеанса мама не позволила мне обыскать комнату, чтобы обнаружить спрятанные веревки или фальшивый эктоплазм. Но мне все же удалось сказать миссис Хэддок, какую книгу я читал: если она не шарлатанка, думал я, это ее заинтересует. Однако взгляд, который она бросила на меня, был далеко не доброжелательный.

Мы сели в кружок, держась за руки. Начало сеанса было довольно неблагоприятным, потому что, едва погасили свет, Пру с пронзительным криком вскочила со стула, на котором сидела. Как оказалось, кожаная сумочка, которую она прислонила к ножке стула, соскользнула и коснулась ее ноги. После того как мы успокоили Пру и убедили ее, что это не козни злого духа, все вернулись на свои места и снова взялись за руки. Комната освещалась свечой на блюдце, она оплывала, мигала и посылала волнистые тени, поэтому лица у всех выглядели так, будто они только что восстали из мертвых.

– Теперь никто не должен разговаривать и я должна просить всех держать руки крепко сжатыми так чтобы мы не теряли ни единой сущности... Уаааха, – сказала миссис Хэддок на одном дыхании. – Я знаю что среди нас есть неверующие тем не менее я прошу вас держать свой рассудок спокойным и восприимчивым.

– Что она имеет в виду? – шепотом спросила Пру у мамы. – Я не могу считать себя неверующей. Наоборот, я верю слишком сильно.

Проинструктировав нас, миссис Хэддок уселась в кресло и с напускным спокойствием погрузилась в транс. Я пристально следил за ней, решив не пропустить эктоплазм. Вначале она просто сидела с закрытыми глазами и все было тихо, за исключением шороха и поскрипывания стула, на котором вертелась возбужденная Пру. Но вот миссис Хэддок начала глубоко дышать, потом раздался храп с громким резонансом. Казалось, на чердаке кто-то рассыпает по полу мешок картошки. На меня это не произвело впечатления, ведь храп легче всего подделать. Рука Пру, сжимавшая мою руку, стала влажной от пота, и я почувствовал, как по ней пробегает дрожь.

– Ааааа, – произнесла вдруг миссис Хэддок, а Пру подпрыгнула на своем стуле и отчаянно вскрикнула, словно ее ударили кинжалом.

– Аааааааа, – повторила миссис Хэддок, извлекая полные драматизма возможности из этого простого звука.

– Мне это не нравится, – прошептала дрожавшая всем телом Пруденс. – Лу, дорогая, мне это не нравится.

– Успокойся, не то ты все испортишь, – прошипела Марго. – Расслабься и постарайся сделать свой ум восприимчивым.

– Я вижу среди нас новичков, – сказала вдруг миссис Хэддок с таким сильным индийским акцентом, что я чуть не рассмеялся. – Новичков, которые пришли в наш кружок. Я говорю им: добро пожаловать.

Мне показалось странным, что миссис Хэддок больше не соединяла свои слова вместе и не производила удивительных вдохов. Она побормотала и поворчала с минуту что-то непонятное, а потом сказала ясно:

– Это Мауэйк.

– Ооо! – воскликнула Марго с восторгом. – Он пришел! Вот и он, мама! Это Мауэйк!

– Кажется, мне сейчас будет плохо, – сказала Пру. Я внимательно смотрел на миссис Хэддок в тусклом мерцающем свете, но, как ни старался, не заметил ни единого следа эктоплазма или летающих трубок.

– Мауэйк говорит, – объявила миссис Хэддок, – что белой девушке не нужны больше проколы.

– Вот! – сказала Марго торжествующе.

– Белая девушка должна слушаться Мауэйка. Ей не нужно влияние неверующих.

Я услышал, как мама воинственно фыркнула в темноте.

– Мауэйк говорит, что, если белая девушка доверится ему до наступления двух лун, она будет здорова. Мауэйк говорит...

Но, что собирался сказать Мауэйк, мы так и не узнали, потому что в эту минуту кошка, которая разгуливала незамеченная по комнате, прыгнула на колени Пру. Раздался оглушительный крик. Пруденс вскочила на ноги и с отчаянным призывом "Лу, Лу, Лу!", как ослепленный светом мотылек, ощупью заблуждала по комнате вокруг сидящих людей, вскрикивая всякий раз, когда касалась чего-нибудь.

Кто-то догадался включить свет, прежде чем Пру в своей цыплячьей панике не причинила бы какого-нибудь вреда.

– Послушайте, не слишком ли это, а? – заметил вялый молодой человек.

– Вы могли нанести ей большой вред, – сказала девушка, глядя на Пру сверкающими глазами и обмахивая миссис Хэддок носовым платком.

– Меня что-то задело. Что-то коснулось, оказавшись у меня на коленях, – со слезами сказала Пру. – Эктоплазм.

– Ты все испортила, – рассердилась Марго, – как раз тогда, когда проходил Мауэйк.

– Мне кажется, мы достаточно слышали Мауэйка, – сказала мама. – Теперь самое время кончить валять дурака с этой чепухой.

Миссис Хэддок, которая невозмутимо похрапывала в течение всей сцены, вдруг проснулась.

– Чепухой? – повторила она, уставившись на маму своими выпуклыми глазами. – Вы смеете называть это чепухой?.. Уаааха.

Это был один из крайне редких случаев, когда я видел маму по-настоящему рассерженной. Она выпрямилась во весь свой рост и рассвирепела.

– Шарлатанка! – бросила она в лицо миссис Хэддок. – Я сказала, что это чепуха, и повторяю: чепуха. Я не позволю, чтобы моя семья имела какое-нибудь отношение ко всякому вздору. Пойдем, Марго, пойдем, Джерри, пойдем, Пру. Мы уходим.

Нас так удивило проявление решительности обычно спокойной мамы, что мы кротко последовали за ней и вышли из комнаты, оставив разгневанную Хэддок в окружении нескольких ее учеников.

Едва мы очутились в безопасности своих комнат, Марго разразилась потоком слез.

– Ты все испортила, испортила, – говорила она, ломая руки. – Миссис Хэддок больше никогда не станет разговаривать с нами.

– И правильно сделает, – сказала мама непреклонно, наливая бренди дрожавшей и все еще не пришедшей в себя Пруденс.

– Хорошо ли вы провели время? – спросила проснувшаяся вдруг тетя Фэн, глядя на нас совиными глазами.

– Нет, – ответила мама резко. – Плохо.

– Я не могу отделаться от мысли об эктоплазме, – сказала Пру, судорожно глотая бренди. – Это похоже на... похоже... ну знаете, на что-то влажное.

– Как раз когда появился Мауэйк, – стонала Марго. – Когда он собирался сказать что-то важное.

– Хорошо, что рано вернулись, – продолжала тетя Фэн, – потому что даже в это время года вечерами холодно.

– Я уверена, что это искало мое горло, – сказала Пру, – хотело наброситься на горло. Это было похоже на... нечто вроде влажной руки.

– Только Мауэйк мог принести мне пользу.

– Мой отец всегда говорил, что в это время года погода неустойчивая, – сказала тетя Фэн.

– Марго, прекрати болтать глупости! – сердито сказала мама.

– Лу, дорогая, я просто чувствовала, как ужасные влажные пальцы нащупывали мое горло, – сказала Пру, не обращая внимания на стенания Марго, поглощенной расцвечиванием своих переживаний.

– Отец всегда брал с собой зонтик и зимой и летом, – говорила тетя Фэн. – Все смеялись над ним, но он считал, что даже в самые жаркие дни должен иметь зонтик при себе.

– Ты вечно все портишь, – хныкала Марго, – вечно вмешиваешься.

– Беда в том, что я недостаточно вмешиваюсь, – ответила мама. – Еще раз говорю, чтобы ты прекратила все эти глупости, перестань плакать, и мы сию же минуту едем обратно на Корфу.

– Если бы я не вскочила, – сказала Пру, – это впилось бы мне в вену.

– Отец всегда говорил, что нет ничего лучше, чем пара калош, – сказала тетя Фэн.

– Не поеду я на Корфу. Не поеду. Не поеду.

– Ты поступишь так, как тебе сказано.

– Это обвилось вокруг моего горла так ужасно.

– Он никогда не одобрял резиновых сапог, считал, что от них кровь приливает к голове.

Я перестал слушать. Все мое существо ликовало. Мы едем обратно на Корфу. Покидаем каменный, бездушный Лондон. Едем назад к чудесным оливковым рощам и синему морю, к теплу и смеху наших друзей, к долгим, золотистым, ласковым дням.