"В то давно минувшее лето..." - читать интересную книгу автора (Мартон Сандра)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Уитни переходила от лампы к лампе, включая свет, пока спальня не превратилась в сверкающий в темноте маяк.

«Невероятно, – подумала она. – Чудовищно! Представить только – отец вытащил ее в такую даль, чтобы сделать марионеткой… в своей игре!»

У нее не было иллюзий в отношении Дж. Т. Она была свидетелем того, как он разрывал дружеские отношения во имя мести, пренебрегал правилами приличия ради выгоды. Она знала, что он ставит собственные интересы и интересы «Тернер Энтерпрайзиз» превыше всего.

Но то, что он задумал теперь… Господи! Неужели у него нет к ней никаких чувств? Ведь она была его дочерью, как же он может делать из нее приманку?! Ведь Дж. Т. лучше, чем кто бы то ни было, знал, что несколько лет назад ее жизнь была почти разбита Александром Бароном.

Она горько усмехнулась, вынимая из встроенного шкафа пиджак и надевая его. А что касается Барона – пусть катится в преисподнюю со своим высокомерием! Однажды он воспользовался случаем, но неужели он думает, что она позволит этому повториться?

Уитни глубоко вздохнула. Как и почему – не важно, думала она, вытаскивая чемодан. Важно то, что они оба недооценили ее. Девять лет назад она была почти ребенком, ослепленным первым чувством, слишком юной, чтобы взвалить на себя бремя собственной жизни.

Теперь она стала женщиной. И она сможет постоять за себя без посторонней помощи.

Ее трясло, когда она складывала вещи. Если бы Кении был еще тут, пилот собственного вертолета Тернера! А теперь ей придется искать другой способ удрать из дома. Если заказать легкий самолет или вертолет по телефону, а потом ждать их, потребуется слишком много времени. Барон будет здесь значительно раньше.

Нет, гораздо проще взять джип или «рэнджровер» из беспорядочно расположенных пристроек позади главного здания усадьбы и доехать до ближайшего общественного шоссе. Ранчо было огромным – оно занимало семьдесят пять тысяч акров, – ив нем всегда можно было найти какое-нибудь транспортное средство.

Уитни повесила на плечо дорожную сумку и подняла чемодан. Она доедет до ближайшего шоссе, потом до аэропорта в Кихоле, а потом сядет на первый же самолет, следующий на материк, и пусть катятся к чертям ее отец со своим ранчо и глупые сантименты, которые охватили ее, как только она сюда приехала.

Говорили же ей, что не стоит возвращаться домой, и теперь Уитни жалела, что не послушалась. Она поморщилась, когда открывала дверь спальни и выходила в коридор. Ну почему она не выяснила, зачем отец хочет ее видеть, прежде чем согласилась вернуться сюда? Ей следовало бы знать это, вместо того чтобы давать волю воображению: ах, отец болен или находится в отчаянном положении!..

Она уже добралась до верхней ступеньки лестницы, когда послышался звонок в дверь. Сердце у нее замерло: отец сказал, через сорок пять минут. Неужели она опоздала?

Уитни перегнулась через перила, глядя, как экономка прошла к парадной двери. С того места, где она стояла, ей не было видно входа, но она услышала, как дверь распахнулась, потом – голоса: экономки и другой – несомненно, мужской голос, а затем дверь закрылась.

Послышались шаги по паркетному полу, и Уитни отпрянула в тень лестницы.

– Если вы подождете минутку, сэр, я доложу о вас мистеру Тернеру, – сказала экономка.

– Благодарю вас.

Уитни затаила дыхание. Голос был ниже и грубее, но она все равно узнала бы его – ведь он так часто ей снился.

Александр Барон прибыл.

Тоненький голосок внутри нашептывал: «Уходи сейчас же. Спустись по черной лестнице, пройди через кухню и прямиком к выходу. Он тебя не увидит, он никогда не узнает…»

Но ноги не слушались. Она была как парализованная, как бабочка в коробке под стеклом, какие висели рядами на стенах библиотеки. Она не любила входить в эту комнату, когда была маленькой. Ей казалось неправильным, что эти создания, такие свободные и красивые, наколоты на булавки на фоне черного бархата.

– Барон! – Голос отца был сердечным, но на тон выше, чем обычно. – Как долетели? Сожалею, что не смог послать своего человека встретить вас в аэропорту, но мой вертолет в ремонте.

– Неужели?

«Одно только слою, – подумала Уитни, – всего одно слово, но столько в нем презрительной издевки».

– Ну, – заторопился отец, – что вам предложить из напитков? Ирландское виски, вероятно? Бурбон? У меня есть ящик «Дикой индейки», которая…

И снова быстрый односложный ответ:

– Водку.

– Водку? – Голос Дж. Т. стал елейным, как будто Барон попросил нечто такое банальное, как самый дешевый напиток. Уитни представила издевательскую полуулыбку, которая, вероятно, появилась у него на лице. – Конечно, если вы настаиваете. Вы уверены, что я не смогу соблазнить вас чем-нибудь еще? Друг из Глазго прислал мне исключительный солодовый скотч из собственной винокурни – он производит всего несколько сотен ящиков в год, и…

– Водку, – повторил Барон, – «Столичную», «Кристалл».

Последовала неловкая пауза.

– Да, разумеется. Я уверен, что у нас…

– Предпочитаю охлажденную.

– Охлажденную. – Последовала еще одна неловкая заминка. – Да, – сказал Дж. Т., – естественно. – Но теперь в его голосе было что-то такое, чего Уитни не слыхала раньше. – Я скажу своей экономке, чтобы…

– Неразбавленную, и кусочек лимона.

– Конечно. Я уверен, мы сможем… Голос Барона прервал отца:

– Где ваша дочь, Тернер?

– Моя дочь? Уитни – в… она скоро спустится.

– Неужели? – И снова это вызывающее высокомерие. – А я ухе подумал, что она нашла отговорку на сегодняшний вечер.

– Нет, – сказал Дж. Т. поспешно, – нет, сна с нетерпением ждет с вами встречи.

Уитни закрыла глаза: «Отец, как ты можешь!»

– Я полагаю, – продолжал отец, – пока мы ждем ее, мы могли бы заглянуть в мой кабинет. – Его голос набрал силу, тон стал задушевным. Уитни будто видела, как он подходит ближе к своему гостю, возможно, свободным жестом обнимает его за плечи, слегка одаривая улыбкой, полунасмешливой-полудружеской. – «Тайм» писала о вашем интересе к примитивной скульптуре, и раз уж мне принадлежит одна из самых лучших коллекций…

Барон перебил его:

– Та, что вы собираетесь выставите на аукцион Сотби в следующем месяце? – Он засмеялся, так что стало ясно его мнение об экспонатах этой коллекции. – Простите, Тернер, мне это неинтересно.

– Нет? То есть я не это хотел сказать, Барон. Я только подумал…

– Единственное, что меня интересует, так это бумаги, которые я затребовал.

Дж. Т. неожиданно осип.

– Конечно. Но я думал, мы подождем, пока…

– Сейчас!

Ее отец издал сквозь зубы приглушенный звук, который, как знала Уитни, должен был означать довольный смех. Неожиданно она почувствовала, что внутренне даже сочувствует ему.

– Я всегда полагал, что лучше сначала, – сказал он, – предложить человеку свое гостеприимство, прежде чем…

– То, что вы всегда полагали, – возразил Барон ледяным тоном, – не имеет никакого значения. Итак, есть у вас документы или нет?

Уитни затаила дыхание в ожидании. Ну уж теперь-то отец выставит этого наглеца вон. Несомненно.

– Да. – Голос Дж. Т. был тихим. – Конечно. Пройдите, пожалуйста, сюда…

Послышались шаги. Дверь библиотеки открылась, захлопнулась, и Уитни осела по стене.

Из всего, что случилось сегодня, ничто так не потрясло ее, как сцена, только что разыгравшаяся этажом ниже.

«Мы должны показать ему, что ни за какие деньги он не сможет купить себе положение, которое принадлежит Тернерам от рожденья», – вспомнила она слова отца.

Она поняла, что Дж. Т. собирался сделать. Он всегда был мастером утонченной издевки. Уитни видела это сотни раз. Он был безупречным хозяином, и никому бы в голову не пришло обвинять его в намеренном унижении гостей надменной щедростью.

Но, похоже, в этот раз отец недооценил своего противника. Такому человеку, как Александр Барон, совершенно наплевать на эту утонченность. Игра, в которую он сыграл с ней несколько лет назад, вовсе не была утонченной, она была вероломной и отвратительной и тщательно продуманной – совсем как манера его обращения с отцом с момента появления в их доме этим вечером.

Она осторожно двинулась вдоль лестничной площадки в свою комнату, бесшумно открыла дверь и проскользнула внутрь. Как может ее отец быть таким глупцом? Ему следовало бы знать, с кем он имеет дело. В конце концов, Дж. Т. был здесь, когда Александр Барон сделал свой первый бессовестный шаг по этой лестнице. И даже не попытался остановить его.

Раздался стук в дверь, и она вздрогнула.

– Кто там?

Дверь отворилась, и в ней показалась экономка.

– Ваш отец просит вас спуститься к обеду, мисс. Уитни глубоко вздохнула.

– Скажите, пожалуйста, как вас зовут?

– Перл, мисс.

– Перл. – Она сглотнула. – Перл, пожалуйста, скажите моему отцу, что я… что к…

Экономка прервала ее колебания.

– Ваш отец говорит, что вы должны сделать это, мисс, – прошептала она с заговорщическим видом.

– Нет, – поспешно ответила Уитни.

Она замолчала, и насмешливый голос Александра эхом отозвался у нее в голове: «Я думал, она, вероятно, нашла отговорку на сегодняшний вечер», и неожиданно Уитни поняла, что отец прав, она должна спуститься вниз; и не потому, что он на этом настаивает, а потому, что Александр Барон так уверен, что она этого не сделает.

И не отец играл первую скрипку этим вечером, а Барон. Дж. Т. был всего-навсего второстепенным оркестрантом, он и сам сейчас сознавал это. Барон все рассчитал заранее, точно так же, как несколько лет назад он поставил на кон свою любовную связь с наивной дочерью босса за двадцать пять тысяч долларов. Сейчас он ждет, что она спрячется в своей комнате, а Дж. Т. будет играть роль гостеприимного хозяина усадьбы.

Как он, должно быть, смеется! Но нет, ему не удастся одурачить Тернеров дважды.

– Мисс?

Уитни посмотрела на экономку.

– Все в порядке, – сказала она быстро. – Скажите моему отцу… скажите ему, что я спущусь через несколько минут.

Когда она захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, ее сердце бешено билось.

«Мы покажем ему, что ни за какие деньги он не сможет купить себе положение, которое принадлежит Тернерам от рожденья».

Если бы она верила в эту чепуху, как верил ее отец!

Но ведь не обязательно во что-то верить, чтобы одержать победу, не так ли? Достаточно презрения, которое она питает к Александру Барону. И все, что ей сейчас нужно, – это подходящее платье, холодный блеск жемчугов ее матери и те утонченные уловки, к которым, по ее наблюдениям, отец годами прибегал по отношению к менее удачливым соплеменникам.

Она сможет. Она должна это сделать. По крайней мере она постарается свести сегодняшнюю игру к ничьей.

Но этого недостаточно.

Когда Уитни вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь, старинные часы на лестничной площадке, привезенные на китобойном судне из Бостона одним из предков Тернеров, пробили полчаса.

Ей потребовалось всего несколько минут, чтобы одеться, но хозяйке усадьбы полагается превращать свой выход в некое театральное действо, и ее появление будет соответствовать традиции.

Она глубоко вздохнула. Ладони ее стали влажными, а в желудке все сжалось, когда она неспешно спускалась по лестнице.

«Успокойся, – говорила она себе, – не показывай своих чувств Каким бы ни был Александр Барон, он не дурак».

Разглядывая себя в зеркале, она осталась довольна своим внешним видом, вполне подходящим для той роли, которую она собиралась играть. Но сколько нервов это стоило – драгоценные минуты бежали, пока она лихорадочно искала, что ей надеть. Отец был прав, все ее старые вещи сохранились в гардеробе. Но она уехала отсюда ребенком, а вернулась женщиной – возраст розового и голубого шифона или скромного хлопка с оборочками давно прошел.

В последний момент, когда уже почта потеряла надежду, она обнаружила платье, висевшее в дальнем углу платяного шкафа, – длинное прямое платье из шелка цвета слоновой кости, купленное ей в подарок на семнадцатилетние. Конечно, никакого праздника в тот день не было – Уитни к тому времени уехала в пансион на материк, – по платье так и осталось там. И из всего, что она могла надеть, оно наиболее соответствовало тому, что носят взрослые женщины.

Она решительно набросилась на платье с маникюрными ножницами. Небольшая пелерина и вышедший из моды воротник составляли одно целое и легко отпоролись, обнажив прямой лиф. Из куска шифона она сделала бледно-голубой кушак на талию, а потом расстегнула пуговицы на юбке от щиколотки до бедра так, чтобы при ходьбе ее длинная загорелая нога приковывала к себе взгляд.

Конечно, ее творению было далеко до моделей Джеймса Галаноса или Оскара де ла Рента. Но оно выглядело изысканно, что, собственно, и требовалось, и, надеялась Уитни, выдержит несколько часов.

Она зачесала волосы с висков назад и заколола их парой старинных резных гребней, распустив по плечам прямым шелковым водопадом. Обычно она не пользовалась яркой косметикой, но шелк цвета слоновой кости придавал ей бледность, и пришлось наложить слой черной туши на темные от природы ресницы. Потом она нанесла кисточкой темно-розовые румяна на скулы и покрыла губы бледно-розовым блеском. Когда она вдевала в уши жемчужные серьги своей матери, руки у нее дрожали – и продолжали дрожать, пока она застегивала замок ожерелья, усыпанного сапфирами и бриллиантами, и аккуратно поправляла его V-образяый конец в ложбинке у горла.

Наконец все закончено. Из зеркала на нее смотрела холодная таинственная незнакомка. Никогда никто не догадается, что сердце у нее в груди превратилось в льдинку.

– Будь что будет, – прошептала она с нервным смешком и вышла из спальни в коридор.

Когда она спустилась уже до середины лестницы, решительность чуть было не изменила ей. Мужские голоса послышались от дверей библиотеки, и внутри у нее все сжалось.

Еще можно взбежать по лестнице и скрыться в своей комнате…

– Уитни!

Она посмотрела вниз, где у начала ступенек в одиночестве стоял ее отец. Обычно румяное, его лицо сейчас было бледным, а на губах застыла вежливая улыбка.

– Вот и ты, моя дорогая. Мы с мистером Бароном уже начали беспокоиться, что могло так задержать тебя.

Она сглотнула.

«Ты на коне», – убеждала она себя, и из последних сил изобразила такую же вежливую улыбку.

– Прости, папа, – сказала она. Ее голос слегка дрожал, и она откашлялась. – Я надеюсь, что не заставила вас ждать слишком…

– Заставила. Но это стоит того. – Голос был низким и повелительным.

Сердце Уитни оборвалось, но ничего не отразилось на ее лице, когда она посмотрела в сторону библиотеки.

Сердце ее затрепетало. Не было больше мальчика, которого она знала, вместо него стоял красивый, зрелый мужчина, которого она никогда не узнала бы через столько лет. Его волосы медового цвета, которые раньше падали на плечи, были причесаны и подстрижены дорогам парикмахером и едва касались воротника его черного парадного пиджака. Барон еще и вырос, или по крайней мере возмужал. Мальчик, которого она помнила, был худым, а мужчина, стоявший перед ней, – широкоплечий и мускулистый.

Она интуитивно поняла, что он стал слишком взрослым, чтобы кто-то осмелился назвать его тем детским именем.

– Уитни?

Голос отца заставил ее очнуться. Она отвела взгляд от Александра Барона и заставила себя пройти последние несколько ступенек вниз. У подножья лестницы она замешкалась, ее глаза снова приковала к себе фигура в дверном проеме библиотеки.

Нет, не все в нем изменилось. Его глаза, эти холодные голубые глаза остались прежними, обрамленные густыми ресницами, такими же густыми и темными, как и у нее. И кожа осталась такой же золотистой от поцелуев солнца. И его рот, этот жестко очерченный рот…

– Ну, – промурлыкал он. – Я прошел осмотр? Она смущенно заморгала. Его губы язвительно искривились. Он смеялся над ней, и неудивительно. Она спустилась вниз с намерением сразить его своей холодной изысканностью, а сама вместо этого уставилась на него.

Краска залила ее щеки, но она опустила голову в легком поклоне, достаточно высокомерном.

– Мистер Барон, – проговорила она, идя ему навстречу. Равнодушие тона обрадовало ее. – Добро пожаловать на ранчо Тернеров! Простите, что я так разглядывала вас, – я пыталась вспомнить, где я вас видела раньше.

Она услышала, как ее отец хмыкнул, увидела, как брови Барона поднялись от удивления.

«Один – ноль в мою пользу», – подумала мрачно Уитни, протягивая ему руку.

Слабая улыбка проскользнула по его губам.

– Правда? – Его пальцы сомкнулись вокруг ее руки, сильные и холодные.

Она смешалась, но только на секунду. Он улыбался, но глаза оставались холодными. «Не так грубо, – казалось, говорил он. – Я тебя раскусил».

Нет, не раскусил. Вечер только начался. И чем дольше он продлится, тем больше она наберет очков в свою пользу – и тем слаще будет победа.

Уитни тряхнула головой так, что волосы рассыпались у нее по плечам.

– Вы мне кажетесь знакомым, – сказала она мягко, слегка нахмурив лоб. Его рука все еще сжимала ее руку, и довольно сильно, так что ей стало неудобно. – Ну, конечно, это было так давно. – Она посмотрела на отца. – Сколько, ты говоришь, прошло лет с тех пор, как мистер Барон работал у нас, папа? Девять? Десять?

Дж. Т. воззрился на нее в полном замешательстве.

– Девять, – сказал он с ударением. – Ты ведь, конечно, помнишь, Уитни?

Она пожала плечами.

– Боюсь, что нет. Барон выдавил улыбку.

– Неужели?

– За это время на ранчо сменилось так много работников… – Она ослепительно улыбнулась ему. – Прошу извинения. Но я уверена, что к концу обеда я вас обязательно вспомню.

Его улыбка изменилась, превратившись в нечто такое, от чего у нее по спине поползли мурашки.

– Вы обязательно вспомните, мисс Тернер. Обязательно.

Она пристально посмотрела на него, пытаясь прочесть его мысли под холодной маской, но глаза Барона были непроницаемым стеклом, темным и ничего не выражающим. «Изобрази раскаянье, хотя бы немножко», – сказала она себе, но что-то в том, как он смотрел на нее, заставило ее напрячься.

– Увидим, – сказала она, и ее голос был таким же тихим и холодным, как его.

– Уитни! – В голосе отца звенела ярость. Он шагнул к ней, его лицо горело, а в глазах было гневное предупреждение.

Она улыбнулась.

– Да, папа?

– Мне бы хотелось поговорить с тобой минутку. – Улыбка, которую он подарил своему гостю, была натянутой. – Мне пришло в голову, что я никогда прежде не спрашивал свою дочь, какие вина она предпочитает. Извините, мы на минутку.

Рука Александра Барона снова сжала ее руку и наконец отпустила.

– Конечно, – сказал он. – Мне бы хотелось помыть руки, с вашего позволения.

– Да, пожалуйста. Прямо по коридору, направо. – Улыбка Дж. Т. ^испарилась, как только Барон исчез в коридоре. – Черт побери, Уитни, – прошипел он, – что ты пытаешься сделать?

– Только то, о чем ты просил меня, папа, – сказала она спокойно. – Я просто напомнила нашему гостю, что он тут – лишний.

– Но он – не лишний, – сурово возразил отец. – Я думал, что ты поняла, Уитни. Он – единственная моя надежда. Мне нужно…

– …его деньги. Да, ты говорил. Но ты также намерен был показать ему, что никакие деньги в мире не смогут сделать его равным Тернерам.

Дж. Т. недовольно скривился.

– Я хотел, чтобы это был лишь тонкий намек, ей Богу. Если ты и дальше будешь тыкать его носом, он может встать и уйти – а что прикажешь мне тогда делать?

Уитни подняла подбородок.

– Если ты ожидая, что я паду ниц, папа…

– Я ожидал, что ты будешь думать головой, – отрезал отец. – Я ожидал, что ты будешь обходиться с ним вежливо, даже если это тебе нелегко.

– Нелегко? – Уитни пошевелила плечом, чтобы освободиться от руки отца. – Это, черт побери, почти невозможно. Ты меня не уговоришь. Этот человек не имеет никакого права находиться здесь.

– Надеюсь, что не заставил себя долго ждать?

Уитни резко повернулась. Александр Барон бесшумно подошел сзади. Его губы растянулись в притворной улыбке. На секунду она подумала, что он просто смеется.

– Простите, – сказал он вежливо, переводя взгляд с отца на дочь, – Я прервал вас? – Его улыбка стала еще шире, как у кота.

– В чем дело, Уитни? В чем вашему отцу трудно уговорить вас?

Она уставилась на него.

– Уговорить меня?..

– Относительно вин. – Их глаза встретились, и ни один не отводил взгляда. – На вашем месте я прислушался бы к вашему отцу, Уитни, – если БЫ не хотите, чтобы все кончилось, даже не начавшись.

Ее отец прокашлялся.

– Барон, она не имела в виду… Александр Барон тихо рассмеялся.

– Конечно, имела. Ни одна хозяйка не согласится, чтобы тщательно распланированный обед начался неудачно. Разве не так, Уитни?

Уитни глубоко вздохнула. Дюжина резких ответов вертелась у нее в голове. Он играет с ними обоими, играет на их нервах, вкладывая в слова двойной смысл, и она хотела показать ему, что в этой игре ему не победить.

Но язык, казалось, прилип к небу. Ей нужно было как-то прервать молчание, сделать что-то со страхом, который она прочла в глазах отца, и с холодностью в глазах Барона; и еще ей нужно было что-то сделать, что-то такое, чему она не осмелилась дать определение.

– Мистер Барон, – сказала она наконец, и он покачал головой.

– Алекс. – Его тон не оставлял места для компромиссов.

– Алекс, – повторила она, но оказалось, что сказать ей больше нечего. Через мгновенье он улыбнулся и взял ее под руку.

– Не пойти ли нам к столу? – предложил он. И не успела Уитни ничего предпринять, как ее уже вели к ее собственному столу.

– Как сегодня дела на рынке? – услышала она вопрос отца и вежливый ответ Барона.

И все время, пока длился обед, потом за кофе и ликерами единственное, о чем думала Уитни, так это о том, что Александр Барон не играл в ту игру, которую ему предложили.

Игра, в которую он играл, была его собственной.

И ее правила знал только он сам.