"Рубиновый сюрприз" - читать интересную книгу автора (Максвелл Энн)

Глава 6

– Сэм, ты уверен? – спросила Лорел.

– Я не был бы более уверенным, если бы ты спросила меня, смогу ли я летать без наркотиков, – ответил Сэмюэль Арчер.

– Но… – начала снова Лорел.

– Мой дорогой малыш, – нетерпеливо прервал ее Арчер, – суровой, неприкрашенной правдой является то, что ты не смогла бы купить принадлежащее русскому императору яйцо Фаберже ни за один, ни за десять миллионов долларов. Его просто нельзя найти, если бы ты даже и захотела приобрести его.

– Я понимаю, – сказала Лорел и взглянула на красное с золотом лакированное чудо, лежащее перед ней на скамье. Благодаря полуденному солнцу, проникавшему сквозь стеклянную стену ее мастерской, инкрустация на яйце излучала ослепительное, неземное сияние.

Сэмюэль Арчер был главным хранителем отделения восточноевропейского и центрально-азиатского искусства при музее Метрополитен в Нью-Йорке. Он также был и давним другом семьи, протеже ее матери, решившей однажды, что ему лучше приобретать произведения искусства, нежели их создавать.

– Как ты можешь быть настолько уверенным? – спросила Лорел.

– Моя милая крошка, – вздохнув, произнес Арчер, – неужели тебе никто и никогда не рассказывал о закулисной артистической жизни?

– Ты рассказывал, и много раз.

– Значит, ты невнимательно слушала меня, твои работы начинают привлекать внимание коллекционеров. Тебе следует по-настоящему научиться игре в приобретение.

Лорел вздохнула. Арчер прав. Но хуже всего то, что ему самому это было хорошо известно.

– Частные коллекционеры и хранители словно пауки, – заметил он. – Они очень осторожно ткут паутину, стараясь схватить что-нибудь оригинальное. Так уж случилось, что моя паутина считается лучшей в мире. Поверь, если бы было найдено какое-нибудь творение Фаберже, тем более яйцо, то я бы уже был в курсе.

– Да, но…

Арчер снова перебил Лорел:

– Сейчас увлекаются Восточной Европой. Кстати, скоро в Штатах открывается просто потрясающая выставка русского искусства.

– Правда? А где?

– В этом отвратительном новом музейчике Дэмона Хадсона. Все, кто имеет хотя бы какое-то заметное положение, хотели, чтобы выставка «Драгоценности России» проходила именно у них. Мы предложили за это кучу денег, но Дэмон обошел нас.

– Каким образом?

– Нам следовало предложить в три раза больше, вот каким образом. После той скучной революции люди не видели нестоящих произведений искусств из России и не пожалели бы двадцати баксов за входной билет.

Лорел пыталась что-то возразить, но Арчер вновь перебил ее.

– Девочка моя, – язвительно произнес он, – тебе на самом деле нужно оторваться от своего верстака и взглянуть на музеи и искусство с точки зрения бизнеса. Драгоценности Англии не представляют особого интереса, однако люди выстраиваются в длинные очереди только за тем, чтобы взглянуть на них. То же самое можно сказать и о «Моне Лизе». Все заключается только в овладении воображением толпы, а не в истинности искусства как такового.

– Это относится и к работам Фаберже? – спросила Лорел.

– Безусловно! Можешь даже поспорить со мной на свое усовершенствованное приспособление для резки алмазов.

В телефонной трубке воцарилось молчание, пока Лорел пыталась привести в соответствие неприукрашенную правду Арчер с тем, что видела сейчас перед собой.

– Эй! – наконец крикнул Арчер. – Ты слышишь меня?

– Да…

Невнимательность Лорел заставила Арчера сменить свой высокомерный тон. В его голосе уже не было ноток надменности.

– Лорел, дорогая, ты что-то скрываешь от своего дяди Сэмми? – стал выпытывать Арчер.

На лице Лорел вспыхнул слабый румянец. Она всегда чувствовала себя отвратительно, когда приходилось врать, особенно родным и друзьям. Хотя Арчер и не был ей родственником, в детстве она почти все время находилась рядом с ним. Они оба тоже любили Ариэль Свэнн.

Однако Арчер ненавидел Джемми Свэнна. Вот почему Лорел не решалась рассказать ему о яйце. Сэм с удовольствием отомстил бы человеку, сделавшему Ариэль несчастной. Для Лорел это было неразрешимой проблемой. Она сама не понимала своего отношения к отцу. Повзрослевшая Лорел все еще оставалась маленькой девочкой, верившей, что, если она будет хорошо себя вести, отец возвратится домой.

– Что мне может быть известно о Фаберже больше тебя? – спросила она. – Я даже не слышала о предстоящей выставке. Моя жизнь тихо протекает в этом уединенном местечке. Я неделями не выезжаю в город.

– Не нужно разыгрывать передо мной роль бедной провинциалки, – резко возразил Арчер. – У тебя есть телефон.

– Я не стану разыгрывать перед тобой свою роль, если ты прекратишь играть свою.

– Что ты имеешь в виду?

– Роль знатного негодяя из Манхэттена, – ответила Лорел.

Арчер рассмеялся от души. Лорел была одной из немногих, умевшей противостоять его сарказму.

– Ах, милая, как жаль, что ты родилась не мальчиком. Нам было бы так хорошо вместе.

Лорел, рассмеявшись, покачала головой. Она любила Сэмми за острый ум и честность. Были и другие причины, более сложные, имевшие отношение к ее детству и матери, которую оба обожали. И оба потеряли.

– Итак, скажи дяде Сэмми, что ты слышала об императорском яйце Фаберже? – спросил Арчер.

– Все очень просто. Я ничего не слышала.

– Подумай. Может быть, это каким-то образом связано с выставкой в музее Хадсона? В прошлом году, показывая наши коллекции в Эрмитаже, я познакомился там с хранителем этого музея, по-настоящему красивым мужчиной, Новиковым.

– Никогда не слышала о нем.

– Замечательно. Он не из твоего окружения. Но существует вероятность, что русские готовы все выставить на аукцион.

– Даже Новикова? – спросила Лорел.

– Нет. Я имею в виду Фаберже. Я бы предложил цену, если бы они продавали его на аукционе.

– Да-а, – протянул он. – Вполне вероятно. Вполне, вполне вероятно. Восточная Европа нищенствует. Они все продадут. Даже Сибирь, если цена устроит. Хотя вряд ли кому-то понадобится эта морозильная камера, в пять раз превышающая территорию Техаса.

Лорел чувствовала, как по мере своего размышления вслух Арчер воодушевлялся.

– Несколько недель тому назад прошел слух о том, что один японский коллекционер приобрел некую работу Фаберже, – продолжал он. – Конечно, это все непроверенные данные.

– Ты говоришь об императорском яйце?

– Прикуси язык. Если бы японец купил яйцо, некогда принадлежащее царской семье, я бы уже об этом знал. Хотя, возможно, речь шла о яйце тоже работы великого мастера Фаберже. Подобных яиц в мире немного.

Тихо вздыхая, Лорел давала возможность Арчеру размышлять вслух. Она была признательна, что он больше не пытался получить от нее информацию, которой ей не хотелось делиться с ним. По крайней мере до тех пор, пока ей не станет известно, что собирается отец делать с загадочно появившимся в ее доме «Рубиновым сюрпризом».

Не выпуская телефонной трубки, Лорел поднялась со своей рабочей высокой табуретки и, стараясь расслабиться и сбросить напряжение, накопившееся в плечах, потянулась. Опустив длинный телефонный шнур, она подошла к окну и взглянула на ярко-ослепительное небо. Однако закрыв глаза, Лорел видела лишь загадочное алое яйцо.

Лорел снова потянулась. Вот уже почти час она не отрывалась от телефона, пытаясь разузнать какие-нибудь слухи об исчезновении ранее неизвестного императорского яйца Фаберже.

Арчер был первым, кому она позвонила, но, как потом выяснилось, напрасно. Затем она разговаривала с несколькими дельцами и одним искусствоведом. Но все это были пустые беседы.

Все сходились в одном: яйца Фаберже имели огромную ценность, являясь чрезвычайной редкостью, Искусствовед из того же университета, где училась и сама Лорел, дал более точную оценку. И более тревожную. В данный момент в телефонной трубке Лорел звучал именно его голос:

– Мисс Свэнн, если кто-то предлагает продать императорское яйцо Фаберже, значит, это либо подделка, либо кража. В любом случае я бы держался подальше. Искусство может быть не только красиво, но и очень опасно.

Последующий за этим звонок к Арчеру лишь усилил ее опасения. При упоминании об императорском яйце Арчер насторожился, словно хищник.

Лорел не терпелось рассказать ему всю правду. Однако если на самом деле все было столь опасно и если ее отец был каким-то образом замешан в этом деле, следовало держать язык за зубами. Да и Свэнн испытывал к Арчеру неприязнь.

Лорел чувствовала себя обязанной молчать и понимала, что отец надеется на нее.

– Думаю, источником слухов о яйце может быть предстоящая выставка. Признайся, все-таки что-то связано с музеем Хадсона? – заключил Арчер.

Лорел повернулась спиной к верстаку, словно сам вид яйца мешал ей лгать.

– У меня не было ни одного контакта с организаторами этой выставки, – честно призналась она. – Я просто обыгрывала в уме творческий замысел. Хотелось добиться эффекта драгоценных камней при отсутствии таковых. Теперь каждый старается быть менее показным…

– То есть более дешевым, – резко перебил Арчер.

– Поэтому я пытаюсь смастерить пудреницу с зеркалом, которая бы выглядела так, словно вся украшена драгоценными камнями, а на самом деле их нет. – Сейчас по крайней мере Лорел говорила правду. – Китайские лакированные изделия не произвели на меня должного впечатления. Тогда я вспомнила о яйцах Фаберже. Я подумала, может быть, ты знаешь, где можно найти хотя бы одно, чтобы посмотреть на него собственными глазами. Однако если в музее Хадсона есть такое яйцо, это облегчает мою задачу.

Арчер язвительно рассмеялся.

– Малышка, прежде ты никогда мне так не лгала. Помнишь, как ты старалась убедить меня, что тебе не хотелось переспать с тем актеришкой? Я с самого начала догадывался о твоем обмане, и в основном потому, что он действительно выглядел потрясающе. Иногда бисексуалы бывают чертовски привлекательны. – Арчер вздохнул. – Извини. Я соблазнил Роя только из опасения, что он заразит тебя чем-нибудь. Ты была слишком молода и наивна, чтобы защитить себя.

– Но теперь я не такая.

– Надеюсь. Мир очень нуждается в подобных тебе людях, четных и неподкупных. На протяжении жизненного пути большинство из нас потеряло эти качества, да и многие другие.

– Сэмми… – Лорел замолчала. Она не знала, что говорить дальше. В голосе Арчера слышалась такая печаль…

– Да, – сказал он. – Я знаю. Сначала паршивая жизнь, а потом смерть. И все-таки позвони мне, если захочешь чем-то поделиться. Тому, кто найдет императорское яйцо Фаберже, причитается баснословное вознаграждение.

– Береги себя, – тихо сказала Лорел.

– Слишком поздно, детка. Но не для тебя.

Повесив трубку, Лорел еще долго стояла неподвижно и смотрела на солнце, расплывшееся в темно-красное пятно. Все вокруг безмолвствовало, и только морские чайки кричали над волнами.

Неожиданно раздался звук подъехавшей и остановившейся возле ее дома машины. Хлопнула дверца, Лорел невольно затаила дыхание.

В дверь три раза решительно постучали, а затем тихо открыли. Знакомый голос!

– Лори!

Она с легкой горечью подумала о том, что тайна яйца уже раскрыта. Но почему это ее не удивило?

– Спускайся сюда, – позвала она, снова устроившись на своей высокой рабочей табуретке в ожидании рассказа о том; как столь изысканное произведение искусства могло попасть к отцу.

Ему всегда удавалось быть убедительным. Однако было похоже, что лежащее перед ней изделие Фаберже не являлось подделкой.

Джемми Свэнн проворно спустился вниз, словно ему и не было пятидесяти двух лет. Будучи физически сильным мужчиной и обладая крепким телосложением, он постоянно следил за своим внешним видом и поддерживал себя в спортивной форме. Частично причиной этому было его непомерное тщеславие.

Но в основном все заключалось в стремлении выжить.

Его рост равнялся шести футам одному дюйму, а весил он на пять фунтов больше, чем когда ему был двадцать один год. По-прежнему шапка густых, темных и лишь с небольшой проседью волос. Но аккуратно подстриженная борода была почти вся седая. Борода, загар, беглый взгляд человека, привыкшего жить вне дома, все это придавало его внешности некий пиратский оттенок.

Ее отец был самым самоуверенным человеком, каких Лорел когда-либо встречала. Он шел по жизни без страха и, казалось, не задумываясь. Однако она знала, что в большинстве случаев отец был очень осторожен.

Через семь лет после смерти матери Лорел поняла, что родители рассталась не из-за отсутствия взаимной любви, а, наоборот, от ее избытка. После развода они еще долго тосковали и страстно желали друг друга. Но еще больше Свэнн хотел свободы и уединения.

Последние семь лет научили Лорел тому, что после очередного визита отсутствие отца становилось для нее все более опустошительным. Однако Лорел не считала его мертвым. Смерть означала бы, что все закончено, что можно смириться. Лорел поняла это только после смерти матери.

Отец оставался живым и всегда появлялся в тот момент, когда Лорел уже отчаивалась когда-либо увидеть его снова. Внезапные появления и неожиданные исчезновения слегка выводили ее из равновесия, не позволяя полностью доверять Свэнну, однако дочь никогда не переставала ждать его.

Порой она спрашивала себя, не эти ли взаимоотношения с отцом обрекли ее на одиночество, не дав создать свою собственную семью. Ей не хотелось взваливать личные проблемы на плечи другого человека. Лорел любила отца, но с каждым годом становилась менее и менее уверенной в том, что он симпатичен ей как человек.

Однако увидев спешащего к ней навстречу и улыбающегося Свэнна, такого живого и полного сил, ее сердце оттаяло. Несмотря на грустные воспоминания о днях, когда отец оставлял ее одну и исчезал, Лорел помнила и радостные, счастливые минуты их встреч.

– Как ты догадалась, что это я? – спросил Свэнн.

– Догадалась, и все. Инстинкт. Когда ты решил отрастить бороду?

– Твоя мать обычно узнавала меня за километр, но я не думал, что такая способность передается по наследству.

Лорел не решилась спросить еще раз о бороде отца. Жизненный опыт научил, что если на вопрос не хотят отвечать, значит, его не надо повторять.

– Подойди скорей и обними своего отца, – произнес Свэнн, широко разведя руки в стороны. Какой-то момент Лорел продолжала стоять неподвижно. И тогда ей показалось, что у отца появился обиженный вид, словно у маленького мальчика, которого бранили за чрезмерную резвость.

– Всего лишь обними, это ведь не так трудно? – тихо попросил Свэнн.

– Конечно, нет, – ответила, улыбаясь, Лорел, и прошлые обиды были тотчас забыты.

Она крепко обняла его, ощутив себя в безопасности.

В отличие от дочери на сердце у Свэнна было тревожно. Он мельком увидел лежащее на верстаке яйцо и подумал, что нужно было приехать к дочери до того, как она получит посылку. Тогда все было бы проще.

Как и ее покойная мать, Лорел была сама честность. Теперь ему представлялось намного труднее дать ей заготовленное заранее объяснение.

– А ты, оказывается, выше, чем я думал, – сказал он.

– Ты всегда говоришь одно и то же.

– Правда?

– Угу!

Свэнн рассмеялся.

– Полагаю, ты навсегда останешься для меня девчонкой двенадцати-пятнадцати лет, трудно представить, сколько воды утекло с тех пор.

Горечь, с какой отец произнес эти слова, показалась Лорел несвойственной для него, как, впрочем, и отпущенная борода. Чуть откинув назад голову, она изучала его лицо. Откуда бы он сейчас ни вернулся, это был долгий путь. Ему пришлось многое преодолеть, чтобы снова оказаться дома. Лорел даже не могла вспомнить, случалось ли ей когда-нибудь видеть его таким изможденным.

– Ищешь новые морщины? – спросил он. Лорел покачала головой.

– Нет, просто… смотрю.

Свэнн печально улыбнулся.

– Этим ты тоже напоминаешь мне свою мать.

Он выпустил Лорел из своих объятий и взглянул на верстак.

– Вижу, ты получила мою посылку.

– Мне ее доставили час назад.

«Всего один вшивый час», – разозлился про себя Свэнн. Проклятие! Он опоздал совсем на чуть-чуть.

Лорел заметила еле уловимую перемену в выражении лица и поняла, что ей не надо было раскрывать посылку.

– Она была адресована мне, – словно оправдываясь, произнесла Лорел.

Ничего не сказав в ответ, Свэнн медленно подошел к лежащему на столе яйцу и принялся его рассматривать. Оно продолжало сиять даже после исчезновения последнего луча заходящего солнца.

– Это что-то, не правда ли? – прошептал он.

– Да, но что именно?

Не обратив внимания на заданный вопрос, он склонился над верстаком. Его косоглазие стало более заметно. Бормоча ругательства себе под нос, он снова выпрямился, достал из кармана рубашки очки с одним недостающим стеклом и попытался их надеть. Затем взглянул на свою дочь.

– Даже не знаю, зачем я ношу с собой эту проклятую вещь, – сказал он. – Мне они нужны лишь при тусклом освещении.

Лорел вдруг сделалось грустно. Ее отец был сильнее и бодрее всех мужчин, которых она знала, пусть даже и моложе его. Но он страдал дальнозоркостью.

Интересно, как отец будет выглядеть, когда совсем состарится? Что с ним станет, когда силы покинут его? А что будет с ней?

Свэнн с нетерпением надел очки и наклонился к яйцу, чтобы внимательно разглядеть его. Затем он грубо попытался открыть его, но ничего не получилось.

– Отец, будь осторожен! Ты ведь можешь сломать его.

В течение минуты Свэнн глядел на Лорел поверх своих очков, а потом снова принялся вертеть яйцо.

Лорел тут же подошла и встала рядом.

– Ты что-то ищешь на нем? – спросила она, стараясь сдержать свой гнев.

– Только пытаюсь выяснить, где соединены две его половин. Никак не могу увидеть шва.

– Дай мне посмотреть, – сказала Лорел.

– У тебя был целый час, и ты не попыталась открыть его? – Свэнн замолчал, а потом тихо добавил: – Ведь так?

– Я была настолько им восхищена, что даже не подумала об этом.

Свэнн постарался скрыть вздох облегчения.

– Определенно, ты похожа на свою мать, – произнес он, качая головой. – Ариэль могла часами разглядывать одну и ту же вещь, и никогда ей это не надоедало.

– Тебе же становилось скучно через три минуты, и ты просто уходил из дома.

Свэнн удивился, с какой грустью Лорел произнесла эти слова, и, оторвав свой взгляд от яйца, посмотрел на дочь.

– По-моему, паутинка из золотой проволоки предназначена для того, чтобы спрятать шов на яйце, – сказала она.

Свэнн заворчал:

– Тогда сдери это чертово украшение и посмотри.

– Сдери?.. – Лорел вздохнула и требовательным тоном спросила: – А ты знаешь, что это такое?

– А ты? – в свою очередь, поинтересовался Свэнн.

– Похоже на одно из яиц Фаберже, принадлежащих семье русского царя.

– Ты права, так оно и есть.

– Действительно?

Свэнн с удивлением посмотрел на дочь. Обычно она понимала его с полуслова.

– Во всяком случае, мне кажется, что это не фальшивка, – добавил он, – а ты что думаешь?

Ей вдруг захотелось закричать от разочарования.

– Мне кажется, что это не фальшивка, точь-в-точь повторила она его слова, – а что ты думаешь?

Свэнн пожал плечами.

– Ты представляешь, сколько оно может стоить? – спросила Лорел.

На лице Свэнна появилась холодная, загадочная улыбка.

– Миллионы. Достаточно, чтобы обеспечить себе остаток жизни. Достаточно, чтобы ты наслаждалась фасолью с беконом, если я уже не смогу больше посылать тебе драгоценные камни со всех концов света.

– Мне не нужны деньги. Такие, как эти!

– Слишком поздно. Это те же самые деньги, которые ты все время получала.

– Но…

– Никаких но, Лори! – Свэнн приковал ее взглядом своих холодных, янтарных глаз. – Тебе пора уже понять, как устроен мир. Кровь отмывает золото, время неизменно идет своим чередом, а Джемми Свэнн живет так, как живет, и заботится о своей дочери.