"Алмазный тигр" - читать интересную книгу автора (Максвелл Энн)

Глава 16

— И все же я думаю, ты должен позволить мне сводить тебя к врачу, — горестно произнесла Эрин.

Коул молча вошел в номер отеля. Его нога болела и кровоточила. Впрочем, он был уверен, что полученная рана не серьезнее царапины. Единственное, что ему сейчас было нужно, это некоторая помощь со стороны, чтобы промыть его рану и перевязать ее.

Эрин захлопнула входную дверь. Номер в этом отеле был сравнительно небольшой, скромно меблированный. Недавно купленная, совсем еще новенькая сумка для фотопринадлежностей и прочие ее вещи, а также вещи Коула лежали сейчас на постели.

— Позволь я сама тебе… — Эрин только теперь увидела, что у него повреждено бедро, и невольно воскликнула: — О Господи!

— Только без причитаний, пожалуйста, — сказал Коул. — Кровь, ну и что?!

На черных слаксах Коула проступили темно-кровавые пятна. Если бы ткань была другого цвета, то было бы невозможно скрыть его ранение. Эрин с ужасом смотрела, как алый ручеек из-под штанины стекал на ботинок Коула.

— Если не собираешься все здесь испачкать кровью и измазать ковер, иди-ка лучше в ванную, — сказала Эрин, и ее голос прозвучал слишком уж напряженно и казался непривычно высоким.

Коул нетвердым шагом направился в ванную, опустил крышку унитаза и тяжело уселся, намереваясь сначала снять ботинки и носки. Ни слова не говоря, Эрин опустилась перед ним на колени и начала снимать с него обувь. На пальцы ей капала кровь. С тревожным возгласом она попыталась как можно скорее справиться со своим делом.

— Расслабься, детка, — сказал Коул. — Вот если бы у меня и вправду было что-то серьезное.

— Просто царапина, да? — сердито спросила Эрин, как бы подделываясь под его тон. В первую очередь она злилась на себя: Коул был ранен, а она ничем не могла облегчить его страдания. — Если хочешь знать, силач, из царапин не выливается столько крови.

— Но если кровь не выходит толчками, стало быть, не задеты жизненно важные точки.

Пока Эрин снимала с него ботинки и носки, Коул расстегнул рубашку и швырнул ее подальше в угол, чтобы Эрин не испачкалась в крови. А ее было полно повсюду. Затем Коул быстро расстегнул молнию слаксов и начал стягивать брюки. Как только ткань задела рану, острая боль пронзила тело Коула и он тихо замычал.

— Сам себе делаешь больно. Лучше штанину отрезать.

— Ну уж нет. Не хочу потом ходить по магазинам в поисках новых штанов. В полете я должен быть в этих брюках.

Эрин подняла на него глаза.

— Что? Мы улетаем назад, в Калифорнию?!

— Вовсе нет. Мы полетим в Дерби. Если повезет, эти гады будут нас повсюду разыскивать — от Дарвина до фермы Эйба. А мы тем временем объявимся там, где нас никто не ждет. Слушай, детка, давай разорвем наволочку на бинты.

— У меня в сумке аптечка.

Когда она вернулась, Коул стоял в одних трусах, уперевшись раненой ногой в край ванны, и пытался рассмотреть рану. По внутренней стороне его мускулистого бедра шел красный рубец. У Эрин и без того чувства были напряжены до предела. Сильное, мускулистое тело Коула произвело на нее неотразимое впечатление. Груда хорошо тренированных мышц, не прикрытая одеждой, выглядела внушительно. Она припомнила сейчас чувство страшного гнева и беспомощности, которые испытала, когда более сильный соперник подмял ее под себя. Затем она услышала голос Коула, давшего обещание отомстить за все ее беды, — услышала и поняла, и вправду поняла, что на этот раз ей не придется сражаться в одиночку. На этот раз мужчина намерен помогать ей изо всех сил, используя свою физическую мощь ей во благо, а не во зло.

Коул повернулся к Эрин. Он сдвинулся с места, и угол падения света изменился, на буграх мышц образовались новые тени. У Эрин вдруг возникло неодолимое желание схватить фотокамеру и запечатлеть мускулистые очертания тела Коула. Ведь он был так прекрасен сейчас.

Эта внезапно пришедшая ей в голову мысль повергла Эрин в изумление.

— Садись, — глухо произнесла она. — Я помогу тебе.

Коул сощурился, уловив изменение в голосе Эрин. Если совсем еще недавно в нем звучали злость и раздражение, то теперь он вдруг потеплел. Да и смотрела на него Эрин так, словно видела впервые. Ее изумительные зеленые глаза были широко распахнуты, и в них отчетливо читалось такое неприкрытое восхищение, что у Коула даже учащенно забилось сердце.

Ни слова не говоря, Коул опять сел. Эрин смочила тампон в холодной воде и склонилась над Коулом. От близости обнаженного мужского тела и осторожных прикосновений к нему у Эрин появилась слабость в коленках. Она старалась внушить себе, что Коул — всего лишь человек, нуждающийся в ее помощи. Она гнала от себя всякие мысли о том, что перед ней сидит почти голый ее защитник и что она сама оказалась сейчас у него буквально между ног.

Сосредоточившись на ране Коула, она позабыла о его наготе.

— Всегда так бывает: рана не так опасна, как выглядит, — сказал Коул, заметив, как щеки Эрин подернулись бледностью.

— Да, но столько крови…

— Я как-то видел твои снимки, сделанные во время охоты на китов. Уж наверняка тебе пришлось по уши выпачкаться в крови, чтобы сделать те фотографии.

Эрин вспомнила, как отщелкивала тогда кадр за кадром и как ей вдруг сделалось дурно. Но после приступа тошноты она вновь зарядила фотоаппарат и принялась за работу.

— Ты бы видел, как я там у них все вокруг заблевала, — призналась Эрин, осторожно прикладывая мокрый тампон к ране и стараясь остановить кровь.

— Когда тебя вывернет наизнанку, нужно хорошенько за собой подтереть, детка. Это первое правило «Ведения хозяйства по Блэкберну».

Взглянув на Коула и увидев его улыбающиеся серые глаза, она подумала, как это ей вообще когда-то могло прийти в голову, будто они у него холодные и тусклые.

— Больно? — спросила она, чуть сильнее притрагиваясь к ране.

— А как ты думаешь?

Она виновато улыбнулась.

— Думаю, что больно.

Указательным пальцем он слегка дотронулся до ее щеки.

— Бывало куда больнее, — выдохнул он, как только Эрин отняла тампон. — Если уж на то пошло, иногда я чувствовал себя и много лучше, — скромно признался он. — Хуже всего — боль от ожогов.

Ее руки, прежде дрожавшие от испуга, стали спокойными и уверенными.

Коул прижал рукой наложенную повязку, тогда как сама Эрин тампоном принялась вытирать кровь с его ноги.

— Вот теперь и я могу подтвердить, что ты стопроцентный краснокровный американец, — пробурчала себе под нос Эрин, в пятый раз меняя тампон. — И волосатый к тому же…

Коул усмехнулся.

Эрин тоже попыталась изобразить улыбку. Еще немного, и придется очищать собственно рану. Как бы нежно ни старалась Эрин прикасаться к ней, все равно Коулу будет больно.

— Да, знаешь, о чем я вдруг подумал? — спросил он. — Все так и должно было быть, собственно говоря. Глупая история. Ничего особенного, в общем. И рана ерундовая.

— Не рано ли делать выводы? — сквозь сжатые губы произнесла она. — Ты даже еще не видел своей раны.

— Да что там смотреть? Можно подумать, я никогда не видел резаных ран. А тут даже порез неглубокий. Но если тебе неприятно, я сам встану под душ и промою рану.

Эрин, протянувшая было руку к горячему крану, остановилась и повернулась к Коулу. Со всех сторон его обливал электрический свет. При ярком освещении явственно выделялся каждый мускул его тренированного тела, каждое сухожилие, каждый сустав. Коул буквально заполнял собой всю небольшую комнату.

— Если уж ты порежешься, то обязательно пострадают мускулы, они у тебя повсюду. — сказала она, подставив полотенце под струю горячей воды. Движения ее были резкими: она боялась, что ему будет больно, и сердилась на себя за собственный страх.

— Если попытаешься этой штуковиной протереть мне ногу, я перекину тебя через колено, так и знай, — предупредил он.

— Посмей только, силач, и окажешься на полу.

— Первый раз приходится ухаживать за победителем? — спросил Коул.

Она согласно кивнула.

В ответ он криво усмехнулся.

— Не бери это в голову, детка. Я так скажу: если бы приказали нас с тобой уничтожить, мы лежали бы сейчас, уткнувшись лицом в песок. Когда я крикнул тебе «Беги!», нужно было удирать со всех ног.

Отрицательно покачав головой, Эрин опустилась перед Коулом на колени, так что его сильные ноги оказались по обе стороны от нее. При каждом движении ее волосы отливали медью и красным деревом, сверкали золотом. Как только теплое полотенце прикоснулось к ране, дыхание Коула стало неровным. Она делала все осторожно, нежно, не спешила: очистить рану следовало очень тщательно.

— А ведь я именно это имел в виду. Сказал: «Беги!» — значит, беги, — произнес Коул, поглаживая ее волосы. — Это первое правило самозащиты.

— Вот сам бы и следовал этому правилу.

— Ко мне оно никак не относилось. Я ведь не себя защищал.

Она шумно выдохнула.

— Знаю, ты меня защищал.

Коул почувствовал, как ее голова увернулась от его ладони. Прежде чем подняться и еще раз смочить водой полотенце, Эрин поцеловала его ладонь. Тем самым она выражала Коулу свою благодарность, ибо не могла найти подходящих слов, которые при этом не были бы глупыми и безнадежно наивными. Собственно, Эрин вообще не знала, какими словами она могла объяснить, что значила для нее его защита. Она тщательно подыскивала подобные слова и никак не могла найти.

В одном она была совершенно уверена: что бы ни произошло, она ни за что на свете не могла бы бросить Коула и убежать, чтобы остаться целой и невредимой.

Она опять опустилась на колени и продолжила очищать рану. Слезы подступили у нее к глазам, когда Эрин вдруг услышала, что дыхание Коула сделалось прерывистым и что он чуть слышно матерится сквозь зубы.

— Извини, — прошептала она, ненавидя себя за то, что делает ему больно. Очень осторожно она вытерла края раны, стараясь понять, глубока ли она и не попала ли туда какая-нибудь нитка от его слаксов. — Ты не мог бы чуточку повернуться влево?

Коул повернулся. Он подумал, понимает ли Эрин, каково ему сейчас, когда концы ее волос щекочут внутреннюю поверхность его бедер, когда ее ладони прикасаются к его ноге, когда ее дыхание овевает самые нежные участки его кожи. Эрин неосознанно возбуждала его, отвлекая мысли от раны, от нестерпимой, раздирающей ногу боли. Коул отлично понимал, как легко и дешево удалось ему отделаться.

— Ну как там? — спросил он, повернувшись, чтобы свет падал прямо на рану.

— Более или менее.

Эрин положила свою руку ему на бедро, чтобы Коул не вертелся. Усилием воли она заставила себя всецело сосредоточиться на ране Коула, словно видела эту рану в видоискатель фотокамеры и даже не подозревала, кому она принадлежит. Эрин подалась чуть вперед, вплотную приблизив лицо к порезу. Она поворачивалась и так, и этак, но всякий раз в глубине раны оказывалась тень и рассмотреть ничего не удавалось. Зажатая между ногами Коула, она вынуждена была положить свою голову на его туловище. При этом ее плечо и прядь волос оказались почти в паху Коула.

Его тело пронзило внезапное и острое желание. Мощное тело мгновенно сжалось в комок.

— Ну как, больно? — участливо спросила она.

— Не совсем… ничего.

Голос Коула был глухим, глаза смотрели на волосы Эрин, а вовсе не на ее руки. Он вдруг задумался о том, может ли быть шелк, или бархат, или огонь именно такого оттенка. Ее волосы были похожи одновременно и на шелк, и на бархат, и на пламя, особенно когда соприкасались с его кожей, — тогда их пряди казались нежными, холодными и вместе с тем на удивление горячими.

— Чуть-чуть приподнимись, если можешь, — попросила Эрин, обеими руками обхватывая бедро Коула. — Вот хорошо… — Она посмотрела на рану и удовлетворенно промычала: — А ведь ты был прав. Кажется, и вправду ничего серьезного. Хотя какое-то время нога будет болеть.

Коул не стал спорить.

— У тебя в аптечке есть бинт?

— Твоего размера? Сомневаюсь, — сказала она без тени иронии в голосе, поднимаясь с пола.

— Погоди, детка, — сказал он, поддерживая своей рукой Эрин. — Я сам сейчас достану.

Как только Коул подался вперед, его большие сильные ноги оказались у нее подмышками, а ладони Эрин коснулись мягких волос, покрывавших его тело. Она почувствовала совершенно особое мужское тепло, исходившее от Коула. Это тепло заполонило все существо Эрин, так что ей сделалось тяжело дышать. Она глубоко вздохнула и попыталась успокоиться, убедить себя в том, что все ей пригрезилось. Не может же она и вправду чувствовать все то, что чувствовала сейчас. Не может быть, чтобы Коул был сейчас так сильно возбужден.

Перед глазами Эрин появился тюбике мазью-антибиотиком. Эрин принялась как можно нежнее накладывать лекарство на рану. Коул что-то выдавил сквозь зубы: ей показалось, то были слова на каком-то иностранном языке. Она была только рада, что не поняла их смысла.

При каждом новом прикосновении к его ране пульс Коула неистово прыгал. Боль в ноге даже близко нельзя было сравнить с тем ощущением, которое разливалось по всему его телу, будоража кровь. И поскольку Коул оказался бессилен перед этим чувством, ему осталось лишь ругаться на том чудовищном португальском языке, на котором говорят алмазодобытчики в Бразилии, и произносить такие богохульства, от которых уши вянут.

Пока Коул матерился сквозь зубы, он убеждал себя, что все дело, мол, в древнейшем возбуждающем средстве, в адреналине. Коул и прежде испытывал нечто подобное, когда спадало напряжение битвы, когда все его существо охватывала неуемная радость от осознания того, что он не погиб, а выжил и победил. Именно тогда и возникало чувство сильного сексуального голода: организм хотел отпраздновать победу. Будь сейчас перед ним не Эрин, а какая-нибудь другая женщина, Коул не задумываясь притянул бы ее к себе со всей силой пробудившейся страсти. Но увы, перед ним была именно Эрин, которая и без того уже достаточно натерпелась от мужчин — так натерпелась, что может никогда больше не впустить никого в свое горячее лоно.

Коул сделал строгое лицо и попытался не думать о нежных руках девушки, прикосновения которых буквально лишали его рассудка. Равно как и дыхание Эрин, нежное и горячее. И исходивший от нее запах. И ее грудь, время от времени касавшаяся его тела, особенно когда она подавалась чуть вперед, чтобы дотянуться до дальнего края раны. Ее нежная упругая грудь обжигала Коула. Он морщился и матерился, пытаясь вместе с тем понять, отчего эта женщина возбуждает его, как ни одна другая. Возбуждает так, что ему даже стало больно.

— Что это вдруг сделалось с нашим молчуном? — поинтересовалась Эрин и, опомнившись, закусила нижнюю губу.

— Спроси что-нибудь попроще, — сказал Коул и добавил что-то нечленораздельное, судя по всему, сдержанные ругательства.

Когда Эрин закончила обрабатывать рану, на ее нижней губе отчетливо виднелись следы от зубов. Рана почти перестала кровоточить. Перед глазами Эрин как бы сами собой появились два перевязочных пакета.

— Хорошие бинты, я всегда ими пользуюсь, — сочла нужным сказать Эрин.

Как только она поменяла позу, чтобы перевязать рану, их тела вновь слегка соприкоснулись, и это пробрало Коула до костей. Он даже на мгновение затаил дыхание. Эрин же, по-своему истолковав его реакцию, решила, что нечаянно сделала ему больно. И замерла.

— Знаешь, перевяжи-ка рану сам, — печально сказала она. — Я такая неловкая. Не хочу сделать тебе больно.

Коул с нежностью посмотрел на сидевшую рядом женщину. Ее глаза еще были взволнованы, но невыразимо прекрасны. Всякий раз, когда она смотрела на него, у нее болезненно сжималось сердце.

— Да ничего подобного, ты очень ловкая, — и с этими словами он вложил бинты ей в руки. — И потом, знаешь, так здорово чувствовать твои прикосновения.

Эрин рывком подняла голову.

— А ты разве этого не ощущаешь, Эрин? — спросил он, глядя ей в глаза. — Разве тебе не приятно касаться меня?

— Я не хочу причинять тебе боль. — Глаза Эрин наполнились слезами, придав ей еще больше очарования. — Извини, Коул, но я и вправду не хочу, чтобы из-за меня тебе было больно.

Он осторожно погладил ее по щеке.

— Надо же, кто бы мог подумать, что эта юная симпатичная барышня может оказаться такой храброй!

— Вовсе я не храбрая. Я так перепугалась, меня всю трясло.

— Слушай, а как ты понимаешь слово «храбрый», детка? Храбрый — это и есть тот, кто боится, но поступает вопреки страху. А все другие разговоры об этом — чушь собачья.

Своими грубыми пальцами он осторожно вытер ее готовые пролиться слезы, после чего приложил палец к своим губам, словно пробуя ее слезы на вкус, — Соленые и очень-очень вкусные. Знаешь, Эрин, ведь из-за меня еще никто никогда не плакал. Ни одна живая душа, правда!

Она прикрыла глаза, будучи не в силах справиться с охватившими ее чувствами. Когда же вновь открыла, то опять занялась раной Коула. Эрин осторожно принялась накладывать повязку, стараясь не задеть, не сделать больно, что было вовсе не так просто. Она не могла выкинуть услышанное из головы, не могла забыть, что ее голова находится почти между его ног и что сам Коул полуголый и очень возбужден, хотя при этом и не прикасается к ней.

Но более всего мешало сейчас Эрин сосредоточиться чувство удивительного покоя. От близости сильного возбужденного мужчины у нее, по логике вещей, душа должна была уйти в пятки. Однако ничего подобного не происходило. Она испытывала сейчас множество различных ощущений, но страха не было в помине.

— Ужас… — только и смогла вымолвить Эрин.

Она торопливо поднялась и прошла в спальню. Эрин не слышала, что Коул тоже встал. Внезапно она ощутила на своих плечах его ладони. Коул чуть заметно сжал их.

— Спасибо тебе большое. — Голос его изменился, стал более жестким. — Но, детка, умоляю тебя, в следующий раз, если я крикну тебе: «Беги!» — ты уж беги, пожалуйста.

— Я не могла бы убежать, даже если бы и захотела, — сказала Эрин, начиная сердиться. — Тот подонок так меня ударил, что не то что бегать, я вздохнуть не могла…

— Он ударил тебя?! — Он развернул Эрин к себе, не дав договорить. — Куда ударил?

— Вот сюда, — сказала она, указав себе на подвздошье.

Ни слова не говоря, Коул принялся расстегивать ей блузку.

— Коул, ты что это делаешь?! — спросила она, пытаясь остановить его руки.

— Не дергайся.

Теперь его голос звучал сухо и жестко, как тогда, когда Коул разговаривал с нападавшими. И Эрин мгновенно покорилась, хотя причиной этого был не страх, а скорее всего изумление. Не веря своим глазам, она следила, как грубые пальцы Коула одну за другой расстегивают пуговицы на ее блузке. Она открыла было рот, но ничего не сказала.

— Что, и сейчас больно? — бесстрастным голосом поинтересовался он.

Эрин почувствовала нежное прикосновение его руки к ее ребрам. Странный приятный холодок пробежал у нее по спине.

— Больно? — требовательно переспросил Коул, увидев выражение ее глаз.

Она вновь открыла рот, но лишь отрицательно помотала головой.

— А здесь?

Его горячие, немного неловкие пальцы прошлись по ребрам, остановившись у подвздошья.

— Капельку, — прошептала она.

Эрин увидела, как Коул нахмурился и нажал сильнее.

— А так?

— Больно, хотя и не очень.

— Вздохни поглубже, — скомандовал он.

Эрин подчинилась.

— Как ребра?

Она покачала головой, давая понять, что с ребрами все нормально.

— А вот так?

— Ой-й…

— Черт, я так и думал! Ребра целы, но удар пришелся на диафрагму. — Он коснулся места, где виднелся кровоподтек. — Что ж, придется немного походить с синяком. Если заболит — скажешь.

Коул принялся застегивать блузку Эрин, стараясь не замечать, как торчат в разные стороны ее соски под бюстгальтером, как обольстительно пахнет ее кожа. Когда он коснулся ее груди, Эрин непроизвольно вздохнула.

Она ожидала, что Коул не преминет воспользоваться случаем и хотя бы еще раз коснется ее груди. Эрин не сомневалась, что он хочет ее. Стоя к ней вплотную, в одних трусах, он никак не мог скрыть своего возбуждения.

Но Коул уверенно застегивал пуговки одну за другой, боясь остановиться и потому немного торопливо.

Эрин прикрыла глаза, уверяя себя, что очень рада подобному исходу дела и вовсе не расстроена.

— Если хоть где-нибудь заболит, непременно скажи мне, слышишь? — и он отвернулся от Эрин. — Пойду постираю слаксы.

— Коул?!

Стоило только ему обернуться, как горло у Эрин вмиг пересохло, слова разбежались. Он был таким большим и сильным рядом с ней, да к тому же почти обнаженным, а его глаза горели скрытым огнем.

— Знаешь, детка, ложись-ка и отдохни. Кажется, ты немного перенервничала сегодня.

Тянулись секунды, а Эрин так и не могла сказать что-либо в ответ. Она легла, закрыла глаза и услышала доносившийся из ванной шум льющейся воды.