"Наследники по прямой. Книга первая" - читать интересную книгу автора (Давыдов Вадим)Сталиноморск. 8 сентября 1940Гурьев вошёл во двор синагоги, где Арон, сидя со сторожем Мотлом на скамеечке перед крыльцом, мирно, как ни в чём не бывало, смолил самокрутку. Увидев Гурьева, Крупнер поднялся: – Шолэм, реб Янкель. Пойдём в шул, погутарим. Он пропустил Гурьева впереди себя в пустовавший в этот час дня шул, сел рядом с ним на скамейку, крепко взялся руками за спинку впереди стоящего ряда сидений: – Дело такое. Ты мне приглянулся, Янкеле. Поэтому я тебя предупреждаю – не ходи к Ферзю. Он тебя на гнилой базар разведёт, а потом велит перо тебе воткнуть. Ты даже испугаться не успеешь, сынок. – Да-а?! – радостно удивился Гурьев. – Вот прямо такие новости? – Ты что, не понял?! – рявкнул Арон. – Ты на меня не шуми, дядя Арон, – улыбнулся Гурьев. – Незачем. Я тебя понимаю, и тревогу твою понимаю. Только не нужно. – Ты кто такой? – тихо спросил Арон. – Всё-таки мусор ты, да? Нет, нет, ты не мусор. Мусоров таких… не бывает. Кто? Что за масть у тебя?! Что ж ты делаешь тут у нас, Янкеле? – Я не мусор, дядя Арон. Конечно, не мусор. Даже не знаю, как тебе объяснить. Давай так. Не буду ничего объяснять. Это и будет самое лучшее объяснение. – Гурьев громко щёлкнул пальцами, едва заметно растянул губы в улыбке. – А то, что Ферзь выдал лицензию на моё убийство, мне страшно нравится. Потому что никому я ничего теперь не должен. Тебе – в первую очередь. Понимаешь, дядя Арон? – Ты дурак, что ли?! – снова взревел Крупнер. – Я тебе человеческим языком говорю – не ходи к нему, попишут тебя, как кору берёзовую! Думаешь, вымахал в сажень, так море тебе по колено?! Он девку велел на хор поставить! Блядь портовую из неё сделать велел, а ты помешал! Ты думаешь, тебе это он так спишет?! Ага, так он нелюдь, подумал Гурьев, чувствуя, как поднимается в нём ясная, звенящая, весёлая злость. Люблю нелюдь. Нелюдь можно и нужно истреблять. Мочить. Ах, как хорошо. – Ну, это он напрасно. Вот совершенно. – Да ты… – Ты что, дядя Арон, боишься? – Мне-то бояться нечего. Меня здесь никто не тронет. А вот тебя?! – И меня не тронет. – Да кто ты такой?! – Смотри, дядя Арон, – вздохнул Гурьев. Крупнеру показалось, что Гурьев вздрогнул. Едва заметно вздрогнул, словно изображение на простыне экрана, когда заедает лента в киноаппарате. Арон усмехнулся. То есть – хотел усмехнуться. И не смог. Хотел моргнуть – и тоже не смог. Хотел крикнуть, вскочить – ничего не вышло. Только глазами мог шевелить Арон Крупнер. Больше ничем. Гурьев увидел, как кровь отлила у Арона от лица, как он побледнел – побледнел так жутко, как никогда, вероятно, прежде не бледнел в своей жизни, богатой всякими приключениями, в том числе и не слишком весёлыми. Он был из тех, кто никогда не бледнеет, а в минуту опасности краснеет от прилива крови к голове. Обычной опасности. Когда шанс, пусть крохотный, выкрутиться, обыграть костлявую, всё-таки есть. Не то, что теперь. И Гурьев кивнул – понимающе. Он спокойно, медленно – на виду – протянул руку и достал иглу из шеи Арона. Крупнер, почувствовав, что может шевелиться, задышал бурно, закашлялся, схватился обеими руками за горло… Гурьев показал ему иголку: – Вот так, дядя Арон. А ты говоришь – попишут, попишут. – Что… это?! – Это, дядя Арон, называется – потаённое искусство отсроченной смерти, – чуть обозначил улыбку Гурьев. – Я таких фокусов много знаю. А показал тебе это я не затем, чтобы тебя напугать, а чтобы ты не вздумал, чего доброго, бежать меня спасать и вытаскивать. Я сам себя вытащу, дядя Арон, как Мюнхгаузен, – за волосы. Откуда хочешь. Крупнер долго смотрел на Гурьева. Потом закрыл глаза, покачал головой: – Что ж это за масть у тебя такая, Янкеле?! Я про такую масть ничего даже не слышал. – Просто не было такой масти раньше, дядя Арон, – вздохнул Гурьев. – Ну, что мы всё про меня да про меня. А что, все так Ферзём довольны? И никто на его место не метит? – Этого я не могу тебе сказать, Янкеле. Не знаю. – Ты узнай, дядя Арон. Пожалуйста. И шепни мне. А я уж тебя отблагодарю. – Добре, – опустил голову Крупнер. – Добре. – Ты на меня не обиделся, дядя Арон? – осторожно спросил Гурьев. Крупнер поднял на него взгляд: – Нет. И за науку спасибо, Янкеле. Только ты помни – на всякую хитрую задницу шняга с винтом обязательно находится. – Не под этим солнцем, дядя Арон, – яростно улыбнулся Гурьев. – Не под этим небом, не на этой земле. – Ты учти, Янкеле. Эта гнида какие-то гешефты с чекой имеет. Не с легавкой. Не знаю, какие, даже люди его не знают. Он и блатарей наших ссучил, перетряс и перетасовал, как хотел. Это тебе не сявка левая, не баклан какой. О, подумал Гурьев. Авторитетный товарищ. Ладно, попробую купить эту нежить. На некоторое время. А потом – отрежу лицо и кину портовым собакам. Да. Отличная мысль. Просто штучная мысль. – А ты давно завязал же, дядя Арон. – Так и что?! Я всё и всех знаю, и меня знают. Только воевать с Ферзём никто не впряжётся, Янкеле. И если ты лажанёшься… – Не бывать такому, дядя Арон. – Ладно, – Крупнер, видимо, решился. – В эту пятницу. В ресторане «Якорь», в десять. Он там часто бывает. – Не поздно? – усмехнулся Гурьев. – По-моему, Ферзь не меня, а тебя разводит. Тянет время. Для чего? – Смотри, – проворчал Крупнер. – Смотри, Янкеле! – Не волнуйся, дядя Арон. Спасибо тебе. Увидимся. Гурьев поднялся и направился к выходу. Крупнер смотрел ему вслед ещё долго после того, как дверь за ним закрылась. А потом сказал, – сам себе, но громко: – Дай Бог. Дай-то Бог, Янкеле, – увидимся. Гурьев, выйдя из молельного зала, вдруг остановился и прищёлкнул пальцами – словно вспомнил что-то. И в два прыжка взлетел вверх по лестнице к раввину: – Ребе? Вы позволите? – Конечно, конечно, заходи, реб Янкель, – раввин привстал из-за конторки. – Случилось что? – Пока нет, слава Богу. У меня к вам ещё один кадровый вопрос. – Да? – Кто-нибудь парикмахерским ремеслом у нас пробавляется? – А как же. – Составьте моему мастеру протекцию, реб Ицхок. Это женщина, но тот, кто возьмёт её на работу, не пожалеет. Обещаю. Раввин посмотрел на него, покачал укоризненно головой, вздохнул: – Жениться тебе надо, реб Янкель. Давай, сосватаем тебя. Вот Дина, Арона дочка, чем тебе не невеста? – Я внимательно изучаю этот вопрос, ребе, – расплылся в улыбке Гурьев. – Но множить ряды несчастных женщин никак не входит в мои планы. Я жуткий негодяй, ребе. Но всё-таки – не до такой степени. – Нельзя перелюбить всех женщин, Янкеле, сынок. Ты сгоришь. – Зато посвечу, ребе. – Она, конечно же, не еврейка. – Ну, вот ещё. Нет, разумеется. А разве благочинный, отец Дионисий – да будет благословенна память о праведнике – был евреем, ребе? – Откуда ты знаешь, реб Янкель? – прокашлявшись, спросил раввин. – Я многое знаю, реб Ицхок, – усмехнулся Гурьев. – Так как? Документы у неё в полнейшем порядке. – Я похлопочу, реб Янкель. Завтра зайдёшь? – Обещал – буду, ребе. До свидания. Он направился в пустую школу, где дожидались Даша, Шульгин и оба мальчишки. Гурьев продолжал заниматься со всеми троими – по-прежнему считал это необходимым. Он смотрел на них… Чем дальше, тем меньше нравится мне наш иезуитский план, товарищ Городецкий, думал он. Этих я заслоню. Натаскаю, научу. Других тоже, – немногих. Так мало их будет, Варяг. Не нравится мне всё это, Варяг, на самом-то деле. Но другого-то нет?! И возможно ли другое, вообще? – Яков Кириллыч. А мы в поход пойдём? – Я, кажется, обещал, – вскинул брови Гурьев. – Что за брожение в рядах? – Ну… Это вот… С Дашкой. – Если я сказал «да» – это значит «да», – не мигая, глядя мальчикам в глаза, тихо проговорил Гурьев. – Не «может быть». Не «смотря по обстоятельствам». Да – это да. А нет – это нет. Этим отличается мужчина от тряпки. Понятно? – Понятно, Яков Кириллыч. – Это радует, – только теперь Гурьев позволил себе улыбнуться. – Вперёд, бойцы. Отпустив Степана и Федю, он отправился сопровождать Дашу – опять в компании Дениса. У калитки, отправив Дашу в дом, сказал Шульгину, глядя в сторону: – За девочку головой отвечаешь. Вместе с Кошёлкиным. Понял? – Понял. Ты чего? – У меня дела, Денис. – А куда… Ох. Виноват, командир. – Помилован, – Гурьев потрепал Шульгина по руке направился к мотоциклу. |
||
|