"Tarantino" - читать интересную книгу автора (Dawson Jeff)Глава 2 КонтркультураВ начале 1992 года никто и слыхом не слыхивал о Тарантино. К концу года его приветствовали как новомодного мессию от кинематографа. С появлением “Криминального чтива” два года назад средства массовой информации и сама киноиндустрия подверглись мощному шоку. Деннис Хоппер: “Квентин Тарантино. Он – Марк Твен 90-х”; Оуэн Глейберман, “ “За всю свою жизнь я ни разу не видел подобной реакции на работы молодых режиссеров, – говорит Оливер Стоун, который снял “Прирожденных убийц”. По иронии судьбы, этот фильм пародирует масс-медиа, приобретающие неограниченную власть. – Не припомню ничего подобного. Это ведь настоящие однодневки. Публика сходит с ума по фильму, который наверняка не выдержит напора времени, потому что однодневка гибнет. Никогда такого не видел. Это неправомерно. Это неестественно”. Неправомерно? Неестественно? Да о чем вся эта чушь? Кто, черт возьми, этот Квентин Тарантино? И почему человек, чья репутация настолько шатка, насколько это может быть лишь в привередливые 90-е, умудрился вызвать такое культовое поклонение? Определенно, этому миру нужны новые герои, выходящие в тираж, как только пропадает в них надобность. В этом смысле Золушка-Тарантино, который из продавца кассет превратился в крутого режиссера, хорошо пошел с рук. Обстоятельства во многом способствовали этому. Нужно принять во внимание, что за последние десять лет посещение кинотеатров возросло на 100%, а продажа видеокассет – невероятно! – на 800%. Так что фильмы сейчас продаются так же, как музыкальные компакт-диски, такой лихорадки не было со времен рок-н-ролла в конце 50-х. Тарантино – первый режиссер, подобный рок-звезде: его мастерство видно не только на экране, но и “на сцене”. Он наслаждается таким статусом. Он разъезжает буквально по всему миру, с фестиваля на фестиваль, с конференции на конференцию, с таким рвением, которое и в самом деле превращает эти мероприятия в рок-концерт. Когда Тарантино приехал в Лондон в январе 1995 года, чтобы прочитать лекцию в “Нэшнл филм тиэтр”, его ждал прием, напоминающий времена битломании. Фанаты послушно и с нетерпением ждали десять часов, чтобы войти в здание. “Мы получили запрос на три тысячи билетов только от членов фэн-клуба, – говорит секретарь “Нэшнл филм тиэтр” по связям с общественностью. – С самого начала декабря телефон звонит не переставая. Все просили билеты на Тарантино. Подобные интервью на сцене мы проводим с 1981 года, но даже Роберт Рэдфорд не вызвал такого аншлага. Ни Уоррен Битти, ни Глория Свенсон”. Сценарий “Криминального чтива” был издан карманным форматом в октябре 1994 года и стал самым раскупаемым сценарием, выпущенным отдельным изданием, за всю историю книгопечатания в Британии. Он занял место в списке десяти бестселлеров года и всерьез рассматривался как литературное произведение. Почти все культурные столицы умоляли Тарантино посетить кинофестиваль, организованный в его честь. “Это на самом деле смешно! Они зовут меня поучаствовать во всех этих мероприятиях и в то же время не могут устроить ретроспективу моих фильмов – потому что я ничего не сделал! – смеется Тарантино над сложившейся ситуацией. – Один приятель сказал мне: “То, что они действительно должны сделать, так это устроить фестиваль фильмов, которые ты всегда хотел посмотреть, но никак не успевал. Или просто выбрать фильмы, которые всегда хотел посмотреть я, и сказать, что они твои любимые. Правда, есть одна загвоздка. Включат в конце свет, и тебе придется отговариваться чем-то вроде: “Ну, это было не очень хорошо, не так ли... простите, ребята...” Может ли что-либо быть более лестным для убежденного киномана? В былые десятилетия это можно было бы назвать “левым шиком”; впрочем, и сегодня Тарантино хиппует, как только может, пусть его и слегка смущает неумеренное поклонение. “Это не потому, что я не уверен в качестве материала, просто я не думал, что его поймут”. В бытовом плане Тарантино долго не был похож на знаменитость. Его дом, в котором он живет уже несколько лет, отгорожен от шумной Вест-Голливуд-стрит живой изгородью и маленьким двориком – место достаточно стильное, но далекое от того, что мог бы позволить себе его хозяин. Возможно, у него просто не доходили до этого руки. Субботним январским утром 1995 года в 11.00 он все еще спит. Это вовсе не преступление, ведь он работал всю предыдущую ночь: печатал комедию положений “Всеамериканская девочка” для своей подруги Маргарет Шо. Фильм был снят в студии перед аудиторией после недели репетиций. Тарантино сыграл дружка Шо, которого она первый раз приводит домой, чтобы познакомить с семьей. (“Я говорил Маргарет, что должен сняться в ее шоу, потому что мне не нравится ни один из ее ухажеров. Я собираюсь быть лучшим приятелем из всех, которые у нее когда-либо были”.) Он снял фильм в качестве одолжения и умудрился как-то втиснуть его в промежуток между работой над своим эпизодом фильма “Четыре комнаты” и поездкой в Англию. Названный “Макулатурная комедия” и показанный по телевидению в феврале 1994 года, этот эпизод был пародией на “Криминальное чтиво”. Это было отдыхом после монотонной рутины: оказывается, что у героя Тарантино криминальное прошлое, а сама история насыщена шутками из фильма (блестящий чемодан, самурайский меч и даже добрый старина Джимп). “Они проехались по всем ударным моментам “Криминального чтива”, – позже объяснял Тарантино, – так что это на самом деле довольно круто”. У двери Тарантино ответа не дождаться. Как обычно в Лос-Анджелесе, здесь нет звонка, но и громкий стук в дверь костяшками пальцев не дает желаемого эффекта. И в тот момент, когда вы уже начинаете царапать записку, чтобы он вам позже перезвонил, дверь со скрипом открывается и Тарантино, лохматый, в футболке и спортивных трусах, приглашает вас войти, страшно извиняясь, что пребывал в царстве снов. Вы переступаете через несколько букетов, оставленных на пороге преданными поклонницами, которые надеются на вечернюю церемонию вручения “Золотых глобусов” – он действительно получит награду за лучший сценарий, – и оказываетесь внутри. Полный беспорядок. Не грязно, но неприбрано. Кипы журналов, кассет, коробок повсюду, на полу нет ни одного свободного сантиметра. Видя это, понимаешь, что Тарантино достиг той любопытной степени популярности, когда люди просто делают ему подарки: новенький горный велосипед (похоже, что им не воспользуются в обозримом будущем, поэтому он просто подпирает стену), по паре кроссовок на каждой из коробок. По столу разбросаны всякие другие вещицы: журналы, письма, книга Говарда Хоукса, связка ключей и, забавно, бумажник “ублюдка” Сэма Джексона из “Криминального чтива”. Тарантино теперь пользуется им как своим, хотя, как шутят друзья, его не всегда легко достать из кармана. В комнате сразу бросаются в глаза телевизор с широким экраном и выглядывающие из кипы других две видеокассеты, одна фирмы “Соник ют” (“1991: год, когда разразился панк”) и другая – с надписью “Четыре комнаты/отрезанный палец/спецэффекты”. Тарантино ставит что-то из записей Марии Мак-ки, своей любимой певицы, и врубает звук на полную мощность, одеваясь, чтобы пойти позавтракать на скорую руку в местной забегаловке. В задней комнате – полки, заваленные видеокассетами. Несмотря на окружающий беспорядок, они расставлены очень аккуратно (вспоминается персонаж из фильма Барри Левинсона “Гость к обеду”, который составил алфавитный каталог своих пластинок): сразу можно понять, что предпочитает хозяин. На полпути стоит буфет, в котором аккуратно сложены настольные игры по мотивам фильмов и телевизионных шоу: “Страна гигантов”, “Баретта”, “Добро пожаловать домой, Коттер”, которое вел Джон Траволта. Именно играя в эту игру, в этой самой квартире с Тарантино Траволта решил поставить на него и сыграть в “Криминальном чтиве”. На камине разные куклы: солдаты с настоящими и без настоящих волос и со сжатыми ручками. Бой Джордж в полном фирменном одеянии. На стенах – в рамках: японская афиша для “Настоящей любви”, над кроватью – афиша к фильму Жан-Люка Годара “Особая банда”, который дал название компании Тарантино и Лоренса Бендера “A Band Apart”. Это настоящее ритуальное место для поп-, нет, масскульта, берлога, где можно оттянуться, как они это называют в фильме “Реальность кусается”. И хотя эта дребедень лучше всего говорит о том, что происходит у Тарантино в голове, она не слишком ассоциируется с тем, кто способен справиться с замысловатым процессом разработки фабулы “Криминального чтива” и к тому же получить “Оскар” за лучший сценарий. Его не затянуло в сети славы – это видно из того, что успех для него все еще в новинку. И Тарантино это нравится – он играет в “из грязи в князи”, хотя сам признается, что контролировал и просчитывал свой имидж для публики. Его популярность – прямой результат того, что он часами потакал масс-медиа. “В общих чертах это так, – соглашается Тарантино. – Я имею в виду, что никогда не играл роль режиссера-новичка. Конечно, у меня были сомнения и все такое, но в основном я прекрасно знаю, как должна развиваться моя карьера и чем она должна отличаться от карьеры других режиссеров”. Итак, когда же это все началось? Апокрифическая история, конечно, гласит, что между тем временем, когда Тарантино пахал за прилавком магазина видеокассет, и тем, когда он снял свой первый фильм “Бешеные псы”, не прошло и минуты. Редко настоящие истории бывают настолько просты. Существует много версий о тяжелом детстве (как утверждает журнал “ Такие истории редко правдивы. Квентин Тарантино не звезда из рабочего класса. Итак, давайте начнем сначала. Квентин Тарантино родился 27 марта 1963 года в Ноксвилле, штат Теннесси. Его мать, Конни Заступил, и правда коренная жительница этого штата, но выросла она в Кливленде, штат Огайо. В школу она пошла в Лос-Анджелесе и Лос-Анджелес считает своим домом. “На самом деле я никогда по-настоящему не жила там (в Теннесси), – объясняет она. – Я наполовину чероки, но вы никогда бы этого не сказали. Это все погоня за сенсацией – я ведь не бродила по Штатам в мокасинах. Единственная причина, по которой я была в Теннесси, когда родился Квентин, в том, что я училась там в колледже. По какой-то причине у меня не было романтического убеждения, что я должна учиться в штате, в котором родилась”. Тем не менее Конни действительно было всего шестнадцать, когда она забеременела. Одаренная ученица, она окончила школу в пятнадцать лет и вышла замуж только для того, чтобы стать независимой женщиной. “Это не была гадкая беременность подростка, это скорее был акт освобождения”. Брак, однако, не удался. “Его отец даже не узнал, что Квентин родился, —говорит Конни. – Я узнала, что беременна, уже после того, как мы расстались, но никогда не пыталась с ним связаться”. Будучи беременной и раздумывая, как назвать ребенка, Конни “запала” на сериал “Дым стрельбы” и особенно на главного героя в исполнении Берта Рейнолдса – Квинта Аспера. “Но мне хотелось, чтобы имя было более официальным, чем Квинт, – говорит она. – Как раз в то время я читала “Шум и ярость” Фолкнера. Имя героини было Квентин. И я решила, что ребенка назову Квентин, независимо от пола. Я также подыскивала как можно больше уменьшительных. Самым кратким было Квент, но я быстро сократила его до Кью”. До сих пор большинство друзей так его и называют. Когда Тарантино было два года, Конни переехала обратно в Лос-Анджелес, где вышла замуж за Курта Заступила, местного музыканта. Курт усыновил Квентина, когда тому было два с половиной года, и дал ему свою фамилию. По сути, только закончив школу и решив стать актером, Квентин Заступил вернулся к более подходящей для сцены фамилии своего биологического отца – Тарантино. По мере того как Конни делала удачную карьеру в области фармакологии, семейство построило собственный дом в части Лос-Анджелеса, известной как Саут-Бей. Как говорит Конни, обосновались они в “очень респектабельном квартале”, сначала в Эль Сегунда, потом в Торрансе. Единственный ребенок в семье, принадлежащей среднему классу? “Верхней прослойке среднего класса”, – поправляет Конни. Конни работала целый день, а Курт – ночами, так что юный Тарантино проводил много времени со своим приемным отцом и его богемными друзьями. Единственный ребенок среди взрослых, он много часов проводил перед телевизором, без конца пересматривая сериалы вроде “Семьи Партриджей” и “Кун-фу”. В “Криминальном чтиве” юный Буч Кулидж, также из Ноксвилла, сын матери-одиночки, сидит, уткнувшись носом в экран телевизора, и смотрит мультики с участием Клатча Карго – популярного рисованного героя 50-х годов. Можно считать это реминисценцией из жизни самого режиссера, кивком на телевизионные шоу, которые Тарантино смотрел в юности и воспоминания о которых так часто всплывают в его фильмах. Вполне в духе современного либерального воспитания в семье подросток Тарантино мог смотреть в кино все, что ему вздумается (предписания цензуры в Штатах разрешают несовершеннолетним в сопровождении взрослых смотреть то, что в Англии не разрешили бы смотреть до 18 лет). “Мы все время ходили в кино, это было нашим любимым отдыхом, – говорит Конни, вспоминая о тех временах. – Должна сказать, что я сама вела себя как ребенок, когда брала его в кино... Мы смотрели “Познание плоти”, когда ему было около пяти, потом “Избавление”. Был смешной момент в “Познании плоти”, когда Арт Гарфункель пытается уговорить Кэндис Берген заняться любовью. Он все время повторяет: “Давай. Давай сделаем это”. И конечно, Квентин спрашивает во весь голос: “А чего они будут делать, мам?” Зал отпал”. Неудивительно, что кино засело у Тарантино в крови. И в то время, пока его ровесники наслаждались чем-то вроде “Джумбо” и “Маугли”, Тарантино любил что покруче. “Избавление” брало меня за живое, – говорит он. – Я смотрел его вместе с “Дикой бандой”. Я был в четвертом классе. Бедный старина Нед Битти “визжит как поросенок” в то время, как какой-то дегенерат сообщает Джону Войту, что у его приятеля “поганая пасть”. Как можно такоепозволить ребенку из приличной семьи? – Тарантино ухмыляется. – Понимал ли я, что Нед Битти занимается мужеложеством? – посмеивается он. – Нет, но я понимал, что радости он от этого не испытывает”. В “Криминальном чтиве”, конечно, обыгрываются сцены “Избавления”, что может послужить на Руку тем, кто предполагает, что чересчур откровенные эпизоды пагубно влияют на детские умы. “Сейчас я не могу смотреть кино вместе с ней, потому что она все время болтает, – говорит Тарантино о своей матери. – Ей на самом деле понравилась “Дикая орхидея”, она считает, что “Дикая орхидея” – потрясающий фильм”. “Ну, это преувеличение, но мне на самом деле нравится Залман Кинг, и он знает, что со мной лучше не спорить”, – парирует Конни. Именно с этого места история немного утрачивает стройность. Начинаются совершенно фантастические рассказы о тех временах, когда его мать навещала своих родителей в Теннесси и оставляла мальчика с дедом, который в лучших традициях Аппалачей зарабатывал деньжата на контрабанде самогона. История повествует о том, что дедуля иногда оставлял внука, отправляясь на преступный промысел. Чаще всего он усаживал ребенка под колонками в кинотеатре для автолюбителей и отправлялся по собственным делам. К сожалению, все эти россказни, спровоцированные Тарантино или просто сфабрикованные прессой, – не содержат и слова правды. Они просто выдуманы. (“Понятия не имею, о ком это они, черт возьми, говорят. Мой отец умер, когда я была совсем ребенком”, – говорит Конни.) Один из главных злопыхателей Тарантино, Дон Мерфи, возникший как фигура неизбежного рока, обвинил Тарантино в том, что весь теннессийский период жизни основан на деревенском детстве его продюсера и бывшей подруги Джейн Хэмшер. Эпизод с “Малюткой Эбнер”, по словам его матери, намного интереснее, это точно, но еще менее соотносится с реальностью. “Вы знаете, Квентину хочется иметь подозрительное происхождение, – улыбается Конни, – хотя я и не говорю, что это противоречит правде, особенно после того как он ушел из дома, потому что жил в не очень приятных местах, как он пытался это представить...” Когда Квентину было восемь, Курт и Конни развелись. Конни не поддалась искушению излишне баловать Квентина только потому, что он рос без отца. “В каком-то смысле я его испортила, но в других отношениях была очень строга, – говорит Конни, – хотя и он был непростым ребенком”. С годами интерес Квентина к фильмам и телевидению рос, до тех пор пока Конни не была встревожена удивительно громогласными тирадами, доносящимися из его комнаты. “Я зову: “Квентин!”, а он отвечает: “Это не я, мам, это Джи-Ай Джо4”, – вспоминает Конни о Тарантино, разыгрывавшем массу сценариев со своими игрушечными персонажами. Однако, хотя Квентин и был талантливым ребенком (коэффициент его интеллекта был 160), у него начались проблемы со школой. Он был настолько непоседливым и необузданным, что учителя предложили Конни давать ему успокоительные лекарства, но Конни воспротивилась. Квентин с легкостью мог проводить время вне школы, с почти религиозным рвением описывая и каталогизируя фильмы, которые посмотрел, но его внимание не распространялось на уроки. Единственный предмет, которым он интересовался, была история – он явно считал ее “классной”. “Я ненавидел школу, – вспоминает Тарантино в интервью журналу “ “Сила Квентина заключается в его умении писать, хотя в физическом смысле слова он этого делать не умеет, – говорит Роджер Эйвори, который стал его основным соавтором. – Квентин пишет, как слышит. Он абсолютный самоучка. Это немножко сбивает с толку”. Конни вспоминает то время, когда целое лето пилила его за то, что он украл книжку в мягкой обложке из супермаркета (судя по всему, “Переключатель” Элмора Леонарда), хотя этот поступок вряд ли поднимает Тарантино до уровня юноши-бунтаря. Но со временем Тарантино научился направлять свои амбиции в то или иное русло. “Я не могу вспомнить, когда не хотел быть актером. Я хотел быть актером с пяти лет. Я никогда не понимал подростков, спрашивающих что-нибудь вроде: что ты собираешься делать со своей жизнью? И пытаются это выяснить. Я знал, чем я буду заниматься, с первого класса. Я хотел стать актером, вот почему я бросил школу и начал учиться актерскому мастерству”. Однако для этого были и другие аргументы. Тарантино уже тогда не нравилось то, что он учился в частной, платной христианской школе, поэтому он начал прогуливать. “Я могла бы отсьыать его в школу каждый день, чтобы он целый день болтался на улице. Но я могла и позволить ему бросить школу. Мне казалось, что будет легче его контролировать, если разрешить ему оставаться дома”, – заключает Конни. Таким образом, в шестнадцать лет, с вынужденного согласия матери, Тарантино бросил школу с условием, что найдет работу. (“Я хотела, чтобы он понял, что жизнь без образования – не сплошной праздник”.) Правда, предполагалось, что он возобновит учебу и попытается пойти в колледж, Тарантино, типично для себя, обрел первое рабочее место в качестве билетера в одном из кинозалов в Торренсе, где крутили порно. “Однажды он разыграл и обманул свою мать, – смеется Конни. – Он спросил: “Можно я пойду работать билетером в кинотеатр?” И я ответила: “Можно”. Мне даже в голову не пришло спросить, что это за кинотеатр. Я и представить себе не могла, чтобы это был кинотеатр, где показывали порно: и вообразить нельзя, что туда могли взять на работу мальчишку. Я узнала об этом, когда нашла коробок из-под спичек, на котором было написано: “Игривая кошечка”. Он все еще был подростком. Но он видел то, что он видел. Это был момент, когда птичка вылетела из клетки”. “Большинство подростков думают: “Классно, я в порнокинотеатре!” – говорит Тарантино. — Но мне не нравились порнофильмы. Мне нравилось настоящее кино, а не это – противное и дешевое”. Где-то в это же время Тарантино начал посещать классы актерского мастерства Джеймса Беста. Бест, Тарантино всегда готов это подчеркнуть, был звездой фильмов Сэма Фуллера “Запрещено” и “Шоковый коридор”. Однако он был больше известен как Роскоу Пи Колтрейн, шериф из телесериала “Короли риска”. Философия Беста была проста. В городке, в котором актер мог найти работу только на телевидении, нечего было даже пытаться учиться настоящему актерскому мастерству или особенностям метода актерского ремесла. Так как для того чтобы получить работу, нужно было лишь быстро пройти всевозможные пробы: все мастерство заключалось в том, чтобы естественно держаться перед камерой. “Чтобы выполнить эту работу, нужно быть потрясающим актером. Нужно быть естественным. Чертовски естественным. Если ты не потрясающий актер – ты плохой актер, а плохая игра – это полное дерьмо в этой работе”. Так говорит Холдэвэй (Рэнди Брук) Ньювендайку (Тим Ротт) в “Бешеных псах”, пытаясь научить его мастерству рассказывать анекдоты в стиле наркокурьера. Есть и другие намеки на эти занятия актерским мастерством: “Причина в том, что я не хочу попасть в тюрьму”, – говорит Эллиот Блитцер в “Настоящей любви”. “Давайте проникнем в душу персонажа”, – говорит Джулс Винсенту в “Криминальном чтиве”. “Назови мне главных героев”, – требует Волк. Сцена из “Настоящей любви”, в которой Дик Ричи Майкла Рапопорта пробуется на роль в “Возвращении Ти Джея Хукера”, возможно, лучше всего отражает особый тип цехового менталитета, существующий в низших эшелонах Голливуда, то есть в том мире, где обретался в то время Тарантино. РЕЙВЕНКРОФТ (ассистент по найму актеров): В этой сцене вы оба в машине, а Бил Шэтнер висит на капоте. То, что вы хотите сделать, – это скинуть его оттуда. (Берет копию сценария.) Как только будете готовы, о'кей? ДИК (читая и изображая, что ведет машину): Я – Марта... Я веду машину... Я еду в машине... О'кей. Откуда он, черт возьми, взялся? РЕЙВЕНКРОФТ (вяло глядя в сценарий): Не знаю, просто появился... возник, как по волшебству. ДИК (читая сценарий): Слушай, не сиди просто так. Пристрели его! Достань его! РЕЙВЕНКРОФТ (она кладет сценарий и улыбается Дику): Спасибо, мистер Ричи. Я потрясена. Вы замечательный актер. Однако обучение актерскому мастерству ни к чему не привело. Достаточно одного взгляда на обычный снимок, на котором ему восемнадцать: нескладный угловатый хулиган в головной повязке, кожаной куртке и с серьгой в ухе, чтобы понять, что он ничем не выделялся среди тех, кто пытался пустить пыль в глаза. Дерзкой попыткой стать заметным было то, что он написал в анкете, будто сыграл роль второго плана в фильме Жан-Люка Годара “Король Лир” (в главных ролях Вуди Аллен и Молли Рингуольд), и не только потому, что это производило впечатление, но и потому, что ни один режиссер не смог бы этого проверить. Хотя его фамилия даже попала в несколько известных каталогов, он почти наверняка не снимался в этом фильме. Но, несмотря и на этот дерзкий шаг, роли не посыпались на него из рога изобилия. “Это достаточно странно, но я больше занимался театральной работой, нежели чем-то другим, – объясняет он. – Я никак не мог найти работу. По правде говоря, единственная законная работа, которую я получил, была роль в “Золотых девочках”. Это была единственная работа, которую я вообще получил. Я играл роль двойника Элвиса. Это был очень важный момент, но это была лишь эпизодическая роль. Я был одним из девяти парней, и мы должны были спеть песню. Это даже не была песня Элвиса, это была гавайская свадебная песня Дона Хо. Все остальные двойники Элвиса были в комбинезонах в стиле Лас-Вегаса. Но я был в своей собственной одежде, потому что я был похож на молодого Элвиса. Я был Элвисом-деревенщиной. Я был настоящим Элвисом, все остальные – Элвисами после того, как он раскрутился”. Сценарист Крейг Хейменн был другом и соратником Тарантино в те далекие дни. Они встретились в январе 1981 года в театральном центре Джеймса Беста. Тоже не сделав собственной карьеры в актерской профессии, Хейменн был вынужден реализовывать свой талант в малобюджетных фильмах ужасов. “Мы очень быстро набили на этом руку, потому что оба пересмотрели уйму фильмов. Я просто был уверен, что Квентин – потрясающий актер, лучший актер, я не мог не уважать его талант”. Хейменн на самом деле прав в своих похвалах Тарантино как актеру. “Я бросил студию раньше, чем он, – продолжает он. – Они меня вышвырнули. Это не было для меня в новинку, меня часто вышвыривали из театральных студий, я сам часто создавал проблемы. Насколько я знаю, Квентин тоже создавал проблемы. Все дело в преподавателях. Через некоторое время для них начинаешь разыгрывать этюды, как будто они гуру. Я думаю, Квентину гуру не нравятся. У нас возникли настоящие проблемы, и он ушел из студии почти сразу после того, как вышибли меня. Пока мы были в студии, я не знаю, насколько серьезно воспринимали Квентина, но я-то воспринимал его всерьез. Как бы то ни было, мы стали хорошими друзьями. Вместе мы смотрели кучу фильмов. Он познакомил меня с китайским кинематографом, итальянскими фильмами ужасов, и мы решили в один прекрасный день, что хотим снять фильм. Нам пришла в голову идея, мы ее обсудили, написали короткий сценарий на 33 страницах и закончили тем, что назвали фильм “День рождения моего лучшего друга”. Затем мы добавили к нему еще пару сцен, сняли его за пять тысяч баксов и получили почти готовый фильм”. “Это была комедия в духе “Мартина и Льюиса”, – говорит Тарантино. – Мы ее не закончили”. Сверхзадачей фильма 1986 года, с Хейменном и Тарантино в главных ролях, было продемонстрировать в полной мере их актерское мастерство; с этой целью в картину вкладывался каждый цент, какой им удавалось найти. “Единственное, что мы могли сделать, – это побираться, занимать или красть, – говорит Хейменн. – С кредитной карточки, например с моей или Квентина, работавшего в “Видео-архиве”, мы обычно снимали по выходным. Историческая важность (смеется) фильма в том, что его режиссером был Квентин, сценарий писали мы двое, Рэнд Фосслер, который потом стал одним из продюсеров “Прирожденных убийц”, был оператором. А Роджер Эйвори был администратором группы, состоящей из трех человек. Так что мы с Квентином тоже работали с командой”. Часть фильма была снята вечером в баре, в Вест-честере, принадлежащем другу Конни. “Но большую часть сняли в моем доме, – вспоминает она. – “Мам, если я буду снимать фильм в доме, это ничего?” – Через три месяца мне наконец разрешили вернуться”. Монолог из фильма, в котором Тарантино рассказывает о своих бедах ди-джею на радио, свидетельствует, что характерный для него стиль уже появился... ТАРАНТИНО: У меня была страшная депрессия безо всякой причины. Как будто темная туча висела над моей головой. Я был готов на самоубийство. На самом деле, я мог бы на это пойти. Я собирался налить в ванну горячей воды и перерезать вены. Я на самом деле... Я имею в виду, действительно собирался сделать это. Знаете, когда три года думаешь об этом... Это по-настоящему жутко... Знаете, что меня спасло? Это было “Семейство Партриджей”, оно как раз должно было начаться. Я хотел его посмотреть. И я подумал, о'кей, посмотрю “Семейство Партриджей”, а потом покончу с собой. Я посмотрел его: серия была по-настоящему смешная. Та самая, где Дэнни попадает в беду. Такая забавная, что мне уже не хотелось покончить с собой. Все как будто прошло... О чем это мы говорим? У Тарантино и Хейменна, часто замещавших третьего актера, который и не собирался появляться, фильм стал любимым детищем. К сожалению, он не был закончен, “потому что у нас была авария в лаборатории, у нас не было страховки, и мы потеряли пару катушек пленки, – говорит Хейменн. – Оглядываясь назад – да и сам Квентин об этом говорит, – нужно признать, что это было для него настоящей школой, потому что ни Квентин, ни я никогда-никогда не ходили на режиссерские курсы. Но мы многое узнали сами. Мы работали как сумасшедшие, чтобы снять какую-нибудь короткометражку или что-либо подобное до этого”. “Нам казалось, что мы делаем что-то особенное, – рассуждает Тарантино. – Но мне было немного не по себе, когда я стал это внимательно отсматривать. Но я думал: “Вначале я не знал, что делаю, но теперь-то знаю”. Именно в 1984 году Хейменн познакомил Тарантино с Кэтрин Джеймс, которая стала менеджером Тарантино во время съемок “Криминального чтива”. “У Квентина не было ничего: “День рождения моего лучшего друга” не был закончен, у него не было сценария, – смеется Хейменн. – Он просто был моим близким другом. Не могу забыть их первую встречу. Кэтрин сказала Квентину, и это не шутка, цитирую: “Ты будешь главной ударной силой киноиндустрии”. Она была абсолютно серьезна и воспринимала его как потенциального клиента. Некоторое время она продвигала его как актера”. “Я познакомилась с ним, когда ему был 21 год, – говорит Кэтрин Джеймс. – Крейг без остановки болтал о том, что в его студии занимается этот Квентин – какой-то интересный, необычный и ненормальный. Крейг и еще несколько человек вложили деньги в то, чтобы начать снимать “День рождения моего лучшего друга”. Крейг сделал самое крупное вложение, а Конни, мать Квентина, впустила их в свой дом, где они по выходным и пытались снимать фильм. Крейг показал Квентину дорогу в режиссуру, но даже на этом этапе Квентин твердо хотел быть актером. В то время все было очень серьезно. Все, что он делал, он делал страстно. Когда ребята делали “День рождения моего лучшего друга”, они были настроены сделать по-настоящему хорошую короткометражку. Они рассчитывали, что этот фильм привлечёт к ним хотя бы немного внимания, принесет уверенность в их платежеспособности и будет способствовать развитию их карьеры. Они тогда были в одной упряжке – Квентин, Роджер Эйвори, Крейг Хейменн и Рэнд (Фосслер), он ведь тоже в этом участвовал”. Кстати, после того как они пошли каждый своим путем и Тарантино занялся более крупными вещами, Хейменн и Эйвори переозвучили “Бешеных псов” специально для того, чтобы сделать радиопьесу (“Мы постоянно надрывали животы от хохота”), Хейменн озвучивал одного из полицейских, сидящих в машине около дома Фредди Ньювендайка. “Криминальное чтиво” не дает Тарантино права претендовать на звание прекрасного актера. Там он, нужно сказать, играет достаточно посредственно. Однако Джеймс думает, что у Тарантино есть все данные для того, чтобы играть в кино независимо от писательства и режиссуры. (Первым серьезным испытанием для него стала главная роль в фильме “От заката до рассвета”). “Я встала на его защиту недавно, когда кто-то сказал, что он неважный актер. Я сказала: “Это абсолютно неправда!” Просто в “Криминальном чтиве” у него было столько разных обязанностей, что он не мог до конца сосредоточиться. Вы знаете, у него такой необычный взгляд и потрясающая, безумная энергия. Даже когда Крейг привел его ко мне много лет назад, он был настроен на то, чтобы быть актером, и говорил: “Если они не хотят нанимать меня как актера, я буду снимать свое собственное кино”. И он подумывал о том, как написать свой следующий сценарий. Этим сценарием стала “Настоящая любовь”. Тогда Квентин и Крейг были как братья. Крейг читал все его сценарии и отдавал их обратно Квентину, а тот разыгрывал для нас разные сцены. Потом он забирал это все с собой в офис, все эти салфетки с каракулями, переделывал их и вставлял в сценарий. Одним из таких сценариев была комедия “Капитан Пичфуз и анчоусовый бандит”. “Это было название самого первого сценария, который я пытался написать. Я написал двадцать страниц, – смеется Тарантино. – Главное из того, что ты делаешь, когда пытаешься писать, – это начало. Ты начинаешь писать и думаешь, что это – самая потрясающая вещь в мире, но, написав двадцать-тридцать страниц, ты понимаешь, что у тебя возникла другая идея, и... о, я не могу больше уделять этому внимание, новая идея гораздо интереснее, и продолжаешь ее развивать”. К сожалению, тенденция Тарантино разбрасываться была одним из его серьезных недостатков. “Трудно было найти к нему подход, потому что в нем было столько энергии и он витал где-то в облаках, – продолжает Джеймс. – Возвращаясь к тем дням, вспоминаешь, что мы не были уверены из недели в неделю, не собирается ли он, например, купить новую машину и колесить по городу. Он не всегда был в пределах досягаемости, чтобы рассказать о том, что он собирается делать на этой неделе”. Те дни, когда он не работал, были неизбежно посвящены просмотру фильмов. “Мать звала его в Европу каждое лето. У него всегда было это преимущество – его семья принадлежала к самой верхней прослойке среднего класса, а у матери были существенные вложения, – рассказывает Джеймс. – Это-то и сделало его таким режиссером, какой он есть. Ему не хотелось ехать в Европу, он хотел смотреть кино”. Из-за этой его одержимости Кэтрин никогда не удивлялась тому положению, которое Тарантино занимает в мире кино теперь. “Ну, все дело в том, что он в каком-то смысле хотел быть звездой. Чтобы иметь возможность сниматься как актер, он писал и режиссировал свои собственные фильмы. Это все потому, что он хотел быть в центре внимания. Квентин всегда был самовлюбленным. Знаете, он на самом деле рисковал и был удачлив в те ученические годы. Он был дерзок и очень напорист. Одно время он писал книгу. Он, конечно, ничего не писал, потому что вообще не умел писать. Но вполне мог позвонить известным режиссерам и сказать, что хочет провести с ними вечер и поболтать об их фильмах, потому что пишет о них книгу. А книги-то не было! На самом-то деле он хотел просто посидеть и поговорить сними. В каком-то смысле это было его школой, образованием. Плюс он получал бесплатный обед”. Джон Милиус и Джо Данте были в числе тех, кто его “подкармливал” в те годы. “Я читала пару статей, в которых написано, что здорово, что он получил все эти деньги, но у него просто не было шанса их истратить, – посмеивается Джеймс. – Неправда, что у него никогда не было шанса, просто он не хотел. Он как Скрудж”. Возможно, именно по этой причине Тарантино не торопился переехать в новую шикарную квартиру. Даже сейчас он все еще живет как тогда. Ну, почти. “Когда он жил в Лос-Анджелесе, вы могли открыть дверь и тут же были вынуждены надеть противогаз, – смеется Джеймс. – Я имею в виду, это было невероятно. Ничего подобного я в своей жизни не видела – это просто нереально. Не знаю, кто бы еще мог так жить. У всех у нас свои причуды...” Жизнь шла своим чередом, и Тарантино нашел прибыльную работу. Небеса даровали ему должность продавца кассет в вышеупомянутом магазине “Видеоархив” в богемном районе Лос-Анджелеса Манхэттен-Бич. “До того как я стал режиссером, это была лучшая из работ, которую я когда-либо получал”. Тот самый “Видео-архив” с тех пор превратился в “Ривьеру-Таксидо” с еще более разросшимся магазином, переехавшим на пару миль в сторону. Это заведение напоминает посетителям о своем бывшем работнике: огромный плакат к “Бешеным псам” висит в витрине вместе с постером из Канн и другими реликвиями, которые можно приобрести внутри. Его владелец, как и в те старые времена, – доброжелательный Ланс Лоусон. Лоусон помнит, как школьник, которого явно выгнали из старших классов, зашел в магазин в 1983 году. Он просто горел от нетерпения, желая поговорить о кино. “Что ж, он оказался большим знатоком кино, – вспоминает Лоусон. – Мы заговорили о фильмах и начали обсуждать Брайана Де Пальму. Спустя четыре часа мы все еще говорили”. На следующий день Тарантино вернулся в магазин и завел беседу о Серджио Леоне. В итоге Лоусон предложил ему работу с условием, что он будет получать всего 4 доллара в час, и с разрешением выписывать столько видеокассет, сколько ему хочется, бесплатно. Как вспоминает Лоусон, Тарантино в основном одевался в черное. Кроме того, он ездил на “хонде”, питался гамбургерами, запоем читал комиксы и детективы, нет, криминальное чтиво, любил Элвиса и Трех Клоунов и, как говорят предания, был настолько рассеян в личных делах, что набрал штрафов на 7000 долларов за нарушение правил движения и парковки. “Я попадал в тюрьму целых три раза только из-за превышения скорости, – сознается он. – Тебя останавливают, выписывают штраф, потом еще и еще... Я просто никогда их не оплачивал. У них накопилось этих штрафов за три года, однажды меня остановили и отправили в тюрьму. Они меня заграбастали – штраф был что-то около трех тысяч долларов, а зарабатывал я что-то вроде двухсот долларов в неделю. Знаете, большинство людей, которые зарабатывают десять тысяч в год, уже побывали в тюрьме, потому что они не могут оплатить штраф. Только не женщины, потому что у них всегда самая большая страховка, даже если они зарабатывают только сто долларов в неделю, но мужчины – всегда”. “В то время, пока он был в тюрьме, он подслушал, как разговаривают друг с другом заключенные. Он записал все это на листке бумаги самым мелким почерком, какой только можно себе представить, – рассказывает Эйвори. ~ Так что большинство из того, что говорит Дрексл в “Настоящей любви”, действительно родилось в настоящей тюрьме”. Тюремный опыт есть и в “Бешеных псах”... МИСТЕР ОРАНДЖ: Она обычно приходит с братом, но он неожиданно попал в тюрьму... МИСТЕР УАЙТ: За что? МИСТЕР ОРАНДЖ: Неуплата штрафов. Они за что-то его остановили, обнаружили неуплату и забрали в тюрьму... “Он с таким жаром говорил о фильме, что покупатель не мог сказать “нет”, – с нежностью вспоминает Лоусон о своем бывшем работнике. – Он мог бы продать вам свидание на электрическом стуле”. По сути, как говорит его прежний босс, в магазине постоянно спорили о каком-нибудь фильме. “Если у тебя есть о чем-то свое мнение, тогда, парень, нужно его отстаивать, – посмеивается Лоусон. – Люди от этого только выиграют”. Роджер Эйвори с улыбкой вспоминает о своей первой встрече с Тарантино. “По правде говоря, Квентин мне не особенно понравился, когда мы встретились в первый раз, – говорит он. – Это было своего рода соперничество – кто больше знает о фильмах. Это такая профессиональная особенность магазинов видеокассет. Меня заставили работать с ним в одну смену, и через некоторое время я подумал: “Боже, да это же тот парень, который знает и любит те же фильмы, что и я. Те, которые больше никому, похоже, не нравятся. Например, такие, как “На последнем дыхании” в постановке Джима МакБрайда, который в то время никто не любил”. Потом я узнал, что он к тому же пытается писать и режиссировать, так что через некоторое время мы нашли общий язык”. Феноменальная память Тарантино была слишком большим испытанием даже для Лоусона, который сам ходил на режиссерские курсы (как и Эйвори, который их бросил). “Я всегда гордился тем, что знаю много о кино: кто что снял, кто где играл, – говорит Лоусон, – но Квентин знал все это плюс все детали: актеров второго плана и кто написал сценарий...” Весь штат сотрудников “Видео-архива” – как на подбор, киноманов – тщательно избегал принятой как должное демонстрации диснеевских мультиков или фильмов со Шварценеггером на мониторах магазина в пользу Жан-Люка Годара или французской “новой волны”. Позднее, чтобы доказать приверженность новым веяниям, они даже крутили Джона By, превратив “Видео-архив” в рай земной для местных киногурманов. “Это было еще до времен “Блокбастера”, видеопрокат только зарождался, – посмеивается Эйвори. – Продавцы видеокассет были одержимы неподдельной страстью. Это было что-то вроде клуба. Мы могли восемь часов напролет беседовать о кинокритике, имея десять тысяч кассет под рукой, чтобы в любой момент доказать свою точку зрения. Каждый посетитель, заходивший в магазин, становился потенциальным участником спора. Клиент всегда прав? У нас такого не было. Клиент чаще всего неправ. Мы обычно говорили: “Знаете, у нас нет “Сверхоружия”, но у нас есть по-настоящему классный фильм с Эриком Ромером”. Работать там было на самом деле наслаждением”. Опять все та же картина: фильмы безжалостно препарируются, и Тарантино доказывает, что он король массовой продукции. Он обнаружил, что помимо актерства его все больше начинает интересовать писательство. Джон Лэнгли, кино– и телепродюсер, который создал суперпопулярный сериал “Полицейские” о буднях Лос-Анджелеса, объясняет: “У них обоих, Квентина и Роджера, пуристский подход к предмету. Иногда, прежде чем вас обслужат, приходилось ждать, пока они расспросят вас о фильме, к которому вы редактируете сценарий, но эти ребята знали все о кино”. Иногда Лэнгли и других посетителей Тарантино и Эйвори угощали дежурными рассуждениями о “Сверхоружии”. Заводная парочка обсуждала гомосексуальную эротику этого фильма – этюд был позже разыгран Тарантино в эпизоде фильма Рори Келли “Спи со мной”. Собственно говоря, именно Лэнгли, находясь под впечатлением от Тарантино, нашел ему первую студийную работу в боевике с Дольфом Лундгреном. Будучи там самым младшим помощником, Тарантино большую часть времени проводил, вычищая собачье дерьмо с автостоянки киностудии, чтобы Дольф не испачкал кроссовки. “Видео-архив” был в каком-то смысле равноценной заменой режиссерским курсам. По сути, опыт работы в магазине видеокассет – своего рода феномен. Целый ряд современных режиссеров, детищ видеоэры, – к примеру, Кевин Смит, режиссер “Клерков” и “Крыс из супермаркета”, – прошли эту непризнанную школу кино. “Бунтовщики с передышкой” – так названы в журнале “ “Все дело как раз в опасной чрезмерности знаний этих ребят с режиссерских курсов, – сказал Три Троувинг из “Мирамакс”, кинокомпании, выпустившей “Бешеных псов”. – Их головы настолько забиты техническими подробностями и особенностями операторской работы, что они забывают навыки хорошего киноповествования”. Таким образом, люди, подобные Тарантино, Эйвори и Смиту, продолжают скорее синефильскую, кинолюбительскую, традицию, нежели традицию синеастов. Смит вспоминает в “ “Парни, работавшие в магазинах видеокассет, видели намного больше фильмов, чем мы, особенно Квентин со всеми этими его гонконгскими штучками, – объясняет Рори Келли, которая работала в национальном киноархиве. – Но существует огромная разница между просмотром чистой копии на большом экране и видеокассетой”. Ланс Лоусон подтверждает, что со времен успеха Тарантино желание молодых энтузиастов работать в “Видео-архиве” резко возросло. Начинающие режиссеры всерьез надеялись, что что-то из волшебной атмосферы магазина подействует и на них. “Определенно, на нас теперь обращают намного больше внимания, – продолжает он. – Например, после прихода Дэвида Леттермана телефон звонил не переставая, звонили со всей страны. С ума можно сойти, в прежние времена к нам за работой обращался один человек в месяц, а сейчас мы вынуждены выслушивать по десять в неделю. На этой неделе пришел парень, который искал работу, резюме он записал на видеокассету. Он был режиссером игровой картины под названием “Подземка”. К нам приходили люди, которые хотят .стать режиссерами, но еще ни разу не приходил никто, кто бы уже снял свой фильм. Это было немного чудно”. Таким образом, интерес Тарантино к писательству рос. В то время, когда он не стоял за прилавком, он трудился над собственным сценарием. Не стоит недооценивать количество времени, которое он этому уделял: “все рассветные часы”, по свидетельству одного из его приятелей. К 1987 году он полностью закончил два сценария – “Настоящая любовь” и “Прирожденные убийцы”. Он совал ранние наброски под нос Лоусону, чьи советы лежали в основе его режиссерской школы. “Это звучит немного глупо, но чтение его сценариев никогда не доставляло мне удовольствия, – признается Лоусон задним числом, находя это забавным. – Существует огромная разница между просмотром пьесы или фильма и их чтением”. Некоторые из ранних образов прозрачны – Элвис и Сонни Чиба всплывают в “Настоящей любви”, а торт со дня рождения Кларенса Уорли в этом фильме и напоминание о тройном счете Сонни Чибы – это то, что Квентин предпочитал приберечь для себя. “Это время прекрасно схвачено в “Настоящей любви”, – вспоминает Квентин. – То, что говорит Кларенс, это то, что говорил я и все мы”. “У Квентина мозги приспособлены для написания диалогов, – считает Эйвори. – Он может дословно повторить разговор, который у вас был 10—15 лет назад”. Так, в “Героях на продажу”, в магазине Комиксов, где работает Кларенс Уорли в этом фильме, легко узнается “Видео-архив”... АЛАБАМА: Bay, это же клевое место работы... КЛАРЕНС: Да, в самом деле, классно. У меня есть ключ, так что я просто захожу, знаешь, почитать комиксы, послушать музыку. АЛАБАМА: Давно ты здесь работаешь? КЛАРЕНС: Почти четыре года. АЛАБАМА: Это давно. КЛАРЕНС: Да, знаю. Но это не так уж и плохо. Я неплохо справляюсь с большинством посетителей. Так что пока держусь, читаю комиксы. АЛАБАМА: И много тебе платят? КЛАРЕНС: Нет, и это капля дегтя в бочке меда. Но босс, он классный мужик, время от времени дает взаймы, если очень нужно. Хочешь посмотреть, как выглядит первый выпуск “Спайдермена”? Множество диалогов имеют знакомое звучание. “Вы бы узнали массу вещей, – рассуждает Лоусон, освободившись от клиента, которому он с трудом всучил франко-канадский фильм “Леоло”, один из своих любимых, – вы бы поняли, откуда то, откуда это. Многое было очень личным. Например, мне это настолько надоело, что я перестал ходить обедать с Квентином, потому что Квентин был прообразом персонажа Стива Бушеми из “Псов”. Он не давал чаевых и имел из-за этого кучу проблем. Я, бывало, говорил ему: “Квентин, может быть, эти женшины – матери-одиночки, может, они чаевыми и живут”. Но он не мог этого понять. Ему просто не хотелось понимать, и эти вещи выскакивают то там, то тут, и вы знаете, откуда они берутся. Он часто говорил что-то вроде: “Сейчас я иду за Джимми Ридлом”, а я отвечал: “Квентин, эта информация мне кажется излишней”. В итоге эту фразу Ума Терман говорит Траволте в “Криминальном чтиве”. Лоусон, до сих пор близкий друг Тарантино, по-прежнему относящийся к нему с большой любовью, накопал еще несколько самородков. “Знаете, в те времена Квентин немного робел, – продолжает Лоусон, – Он был настоящим ребенком, который никогда не уезжал дальше Лос-Анджелеса. Возможность путешествовать по всему свету расширяет горизонты. Это ему очень помогло, и я счастлив – он сделался лучше. Знаете, я тогда поддразнивал его: “А ты бы стал спать с Элвисом?” Эта мысль приводила его в ужас, он твердил: “Нет, нет, нет, нет. Я должен подумать об этом”. Я продолжал: “Да ладно, это же Элвис... Король”. А он говорил: “А ты стал бы?..” А я: “Ну, необязательно с Элвисом, может быть, с Боуи...” В то время я здорово запал на Боуи. А он: “Так что, стал бы?” Все эти разговорчики в конце концов вошли в фильм”. В начальной сцене “Настоящей любви” Тарантино на самом деле трогательно отдает дань Лоусону. Кларенс Уорли обращается к своему доброму шефу, владельцу магазина комиксов, как к Лоусону. Большей автобиографичности вы не получите. “А потом, персонаж Эрика Штольца из “Криминального чтива” написан с меня, – говорит Лоусон почти с гордостью. – Я сказал Квентину: “Если бы я знал, что ты собираешься уделить моим словам столько внимания, я бы постарался быть более остроумным”. Однако Роджер Эйвори вспоминает кое-кого, кто не всегда был таким интеллектуалом. “Однажды Квентин заправлял магазином. Он попросил какого-то парня уйти, и парень на него наехал. И вдруг Квентин схватил его за загривок и – бац! – впечатал мордой в угол прилавка. Это было как прием из фильмов Квентина. Кровь прямо-таки засочилась из головы, потекла по глазу... Квентин может быть забавным”. И это еще не все. “Однажды в “Видео-архив” пришел посетитель с пленкой, которая была просрочена месяца на три или вроде того, – продолжает Эйвори, напоминая нам, что перед каждой потасовкой Квентин просил своего противника немного подождать, пока сам исполнял почти сюрреалистический ритуал изъятия висячей серьги из уха, чтобы ее не вырвали в пылу сражения. Такая сцена вполне была бы к месту в его фильмах. – У него были такие кольца в ушах. В этом его обычная логика. Вы собираетесь с ним подраться, а тут: “Минутку, подождите”. Короче, Квентин рассказал этому парню, сколько нужно заплатить штрафа за просрочку, и парень уперся: “Это же куча денег, я просто оставлю кассету себе”. И пошел к двери. Ну, Квентин идет за ним, – Эйвори смеется, – я не думаю, что парень этого ожидал. Но Квентин всем своим весом – бум! – заехал парню в грудь. Толкаетего на улицу, толкает и толкает. А парень-то был не маленький. Все дело в том, что ничего такого Квентин не боялся”. Возможно, это тот случай, когда “кот из дома, мыши в пляс”, потому что Лоусон, защищая “благовоспитанного” Квентина, до сих пор настаивает на том, что эти истории ни в коем случае не могут быть правдой. “Самым оживленным я видел Квентина, в тех случаях, когда мы шли в кино, а перед нами садился кто-нибудь, кто никак не мог помолчать. Квентин никогда не стеснялся сказать таким типам, чтобы они заткнулись. Я имею в виду, словесно он мог сильно оскорбить... оскорбить их интеллектуальные способности”. Итак, зададим этот вопрос Тарантино. Применял ли он физическую силу? “Да, это случалось пару раз за пять лет, – хихикает он. – Я имею в виду, что все это правда”. Однако в начале 1989 года, после всего того, что – с какой стороны ни посмотри – можно было бы назвать важным периодом времени, Квентин решил назвать это все “днем в “Видео-архиве”. На том этапе он не знал, что он будет делать: начнет ли писать статьи о кино, станет ли киножурналистом. Дело было в желании сдвинуться с места, он чувствовал себя немного изолированным. Как большинство людей, он думал: если ты собираешься заняться бизнесом, нужно перебираться поближе к Голливуду. Это пришло не сразу. Вроде того, “я испытаю судьбу”. Крейг Хейменн, однако, думает, что значение “Видео-архива” было излишне раздуто в угоду популярной мифологии. “Многое из того, что он делает, и имидж, который он пытается создать, не слишком честно. Но это выглядит привлекательным, и если бы он этого не делал, ничего бы не сработало. Он вынужден так поступать. Я имею в виду, “Видео-архив” – это классное место, и мне нравятся парни, которые там работают, но я не думаю, что это большая часть его жизни. Квентин, до того как попасть в “Видео-архив”, уже был повернут на кино, он уже был тем, чем он был. Это было неважно, он все равно бы оказался там, где он сейчас. Дело не в том, что “Видео-архив” дал ему. А в том, что он дал “Видео-архиву”. Но из-за этого -история становится интересней...” По иронии судьбы, после “Видео-архива” Тарантино работал на “Империал Энтертейнмент” – он был коммивояжером, продававшим кассеты таким же магазинам. Тарантино пускался на обманные маневры: звонил в какой-нибудь магазин, притворялся, что он покупатель, и делал заказ на определенный список кассет (конечно, выпущенных в “Империал”), тех, которые – как он знал – магазин у него не купил бы. Потом через некоторое время он звонил опять как добросовестный агент “Империал” и предлагал снабдить магазин теми кассетами, которые явно не пользовались горячим спросом. Однако вскоре он смог оставить эту профессию и зарабатывать деньги писательством. На полтора года он съехался с Конни, которая снова вышла замуж и жила в Глендейле. “Я уже написал “Настоящую любовь”, потом “Прирожденных убийц”, а потом я написал “Псов”, – объясняет Тарантино, как будто это ему ничего не стоило. – Потом я написал один сценарий по чужому сюжету, а потом отредактировал чужой сценарий. Таким образом я смог обеспечить себя как писатель на добрых полтора года до того, как я сдвинул “Псов” с мертвой точки, что было нелегко. Я, знаете, смог оставить ежедневную работу и, по сути, стал жить писательством. Ведь стоять за прилавком, работать целый день, а потом переписывать написанноесложнее, чем от переписывания приступить к режиссуре собственного фильма. Я имею в виду, иметь возможность оставить работу – это очень важно, я вам не могу сказать как”. Теперь ясно, что, несмотря на то что теория о продавце из магазина, ставшем сценаристом, верна по духу, временное пространство все-таки было сужено, чтобы соответствовать более остроумному анекдоту. По сути, Тарантино пытался снять фильм почти десять лет. Он не проснулся наутро знаменитым. Тарантино двигало отчаянное желание писать и режиссировать собственный фильм. “Настоящая любовь” и “Прирожденные убийцы” были ступеньками к достижению этого, и мы, конечно же, обсудим это дальше. Первый фильм, который привлек больше всего внимания – не только позитивного, – оказался самым типичным. Тарантино пытался заинтересовать разные независимые компании и людей с закрытых вечеринок, чтобы они вложили деньги. Однако, устав от пустых обещаний, основанных на неуверенности в жизнеспособности фильма, спустя три года Тарантино решил продать сценарий, чтобы обеспечить бюджет фильму, который он хотел снимать сам – третий проект, о котором он думал. Между прочим, “Прирожденные убийцы” были написаны для того, чтобы получить деньги для съемок “Настоящей любви”. Казалось, что и это ни к чему не приведет, и все права были наивно переданы его другу Рэнду Фосслеру, который убедил его в том, что он сможет обеспечить ему постановку. Таким образом, после того как Кэтрин Джеймс не удалось пристроить сценарий “Настоящей любви” ни в одной компании, Тарантино неохотно согласился, чтобы его детище жило само по себе, и в 1989 году продал его Гильдии писателей за минимум в 30000 долларов – на то время все же внушительную сумму для Тарантино. Он никогда не оглядывался назад и, зарекомендовав себя как сценарист, написавший рискованный сценарий, в сущности, смог продвинуться вперед, то есть начать работать профессиональным сценаристом. “Я думал, что пробиться в писатели очень сложно, – говорит он, – но оказалось, что не так уж. Тяжело, когда ты никого не знаешь и когда тебя никто не ждет. Но когда ты на самом деле попадаешь в Голливуд, ты чего-то стоишь, и у тебя есть что предложить, и ты попадаешь в сердце киноиндустрии, ты можешь это сделать. Если у тебя есть сценарий для людей, которые должны его купить”. Это не включает так называемых читателей, людей, нанятых кинокомпаниями, чтобы они перекапывали тонны сценариев, которые они получают каждый год. “Их почти невозможно обойти, мне в этом отношении никогда не везло, – продолжает Тарантино. – Если этим людям нравится то, что они читают, они передают это на студию, чтобы те сами могли судить. Стоит только вашим читателям завалить сценарий, и вы не у дел. Действовать надо постепенно. Начать с того, чтобы сделать себе имя. Например, постараться подружиться с писателями, иногда им предлагают работу, которую они не могут сделать, потому что заняты чем-то еще. Но вы им нравитесь, и они могут предложить ее вам. Следующее, что вам нужно знать, это то, что вы можете посылать сценарии не читателям, а независимым продюсерам, людям, которые, по сути, и принимают решения. Если вы талантливы, вы всего добьетесь. Я имею в виду, продюсеры из года в год читают паршивые сценарии. Так что, если ваш сценарий хоть сколько-нибудь хорош, они его заметят– Но даже если продюсер не хочет дотрагиваться довашего сценария, даже если он говорит: “Мы не хотим это снимать”, возможно, он захочет, чтобы вы переписали другую писанину, которую студия приобрела до этого. Главное, что вас берут. Вы получили работу, у вас есть средства к существованию”. Как раз во время работы в “Империал” Тарантино наконец наняли написать сценарий за полторы тысячи долларов специалисты по спецэффектам с тем условием, что если он напишет им сценарий, спецэффекты для его фильма они сделают бесплатно. В результате появился фильм ужасов “От заката до рассвета” – что-то вроде “Жутких часов с вампирами”. Хотя Роберт Энглунд, прославившийся своим Фредди Крюгером, и проявил к нему интерес, фильм, как это произошло с остальными ранними работами Тарантино, пролежал где-то на полке. Интерес к нему вернулся только после того, как Тарантино прославился “Бешеными псами”. “От заката до рассвета” был снят и выпущен в августе 1995 года, режиссером был Роберт Родригес, известный по фильмам “Эль Марьячи”, “Отчаянный” и снявший одну из новелл в “Четырех комнатах”. Только продав этот сценарий, Тарантино смог предпринять следующий серьезный шаг. “Я получил полторы тысячи долларов, оставил работу и никогда больше не должен был искать новую, – говорит он. – Потом я получил другую работу – за семь тысяч долларов отредактировать диалоги, и я просто продолжал получать проценты от своих денег”. Он редактировал диалоги (это было его вторым опытом в профессиональной области) для сценария Фрэнка Норвуда, названного “После полуночи”, – романтического триллера 1992 года с Рутгером Хауэром и Наташей Ричардсон в главных ролях. Режиссером этой истории о социальном работнике из Орегона (Ричард-сон), безумно влюбившейся в своего подопечного – наемного убийцу (Хауэр), был Ян Элиасберг. Хотя он был снят как фильм-спектакль, его премьера состоялась на кабельном телевидении в Штатах. “Они вписали меня в титры в качестве сопродюсера. Моя фамилия появилась в кино в первый раз в жизни, – краснеет он от смущения. – Они наняли меня отшлифовать диалоги, а на самом деле я их переписывал через страницу. К тому времени, как они сняли фильм, сценарий состоял наполовину из того, что написал я, и наполовину из оригинального текста. В основном Наташа Ричардсон играла мой текст, а Рутгер Хауэр – оригинальный текст того, другого парня”. Так что “из грязи в князи” – не совсем верно. “Нельзя сказать, будто из магазина видеокассет я сразу подошел к первому дню съемки “Псов”, – объясняет Тарантино, стараясь немного стушевать истину, – хотя это почти верно. Я все это время пытался снимать фильмы. Знаете, возможно, мне потребовалось бы немногим больше шести лет, чтобы снять “Настоящую любовь” и “Прирожденных убийц”, потому что я хотел сам заработать деньги, так же как братья Коэн с “Чертовски просто” и Сэм Райми со “Зловещими мертвецами”, но ничего не получилось. Я потратил шесть лет вхолостую, мне нечего было показать. От отчаяния я написал “Бешеных псов”. Я просто собирался взять деньги за сценарий, камеру с 16-миллиметровой пленкой – вот как я собирался начинать. Потом мы заполучили Харви Кейтеля, и это случилось. Частично это произошло из-за того, что я начал зарабатывать деньги в кинобизнесе, продал сценарий с моим именем, так что когда они наняли меня, чтобы я снял фильм – да, я никогда ничего не снимал до этого, но я был профессиональным сценаристом, – мне доверяли. История Золушки? Это не так уж отличается от того, что говорят, но в жизни было немного сложнее”. Свою скромную роль сыграл и эпизод в фильме “Золотые девочки”, именно после него кошельки стали пухлее. “Я на нем сделал много денег, – говорит он с восторгом. – Это была всего лишь маленькая вещица, но “Золотых девочек” часто показывают в Америке, они взяли мой кусочек и вставили его в лучший эпизод “Золотых девочек”, так что я периодически получаю чеки из двух источников”. Так Тарантино, все еще одержимый идеей снять свое собственное кино и наконец располагая деньгами, стал вынашивать грандиозный план. “Все дело было буквально в том, что я обожал фильмы-ограбления и долгое время не видел ничего стоящего – рассуждает он. – Так что я подумывал, а не написать ли мне самому такой...” |
||
|