"Пиратская принцесса" - читать интересную книгу автора (Мартин Дебора)

Камилла избегала встречаться с Саймоном взглядом. Подали десерт, вкуснейший паштет, от одного вида которого в другой раз у нее бы слюнки потекли. Но не сегодня. Она полностью потеряла аппетит после первого блюда.

Не надо, не надо было затевать все это. Он разозлился, как только она упомянула дядю Жака. Она хотела только показать, что не позволит ему отступить, не выполнив до конца обещания. Он говорил, что сделает все, что в его силах, а на самом деле едва пальцем пошевелил и теперь ожидал, что она удовольствуется этим, да еще скажет спасибо.

Но разве это возможно? Чтобы не отступать, ей было достаточно взглянуть в глаза Дезире, рассматривающей подарок месье Мишеля.

И все же нельзя было злоупотреблять расположением Саймона, упоминая при генерале имя Зэна. Но она же не думала, что генерал настолько заинтересуется. Почему он так подозрительно поглядывал на Саймона? Неужели он уже прослышал о его деятельности? Неужели она поставила Саймона в опасное положение?

У нее заныло под ложечкой от страха. Хоть она и не одобряла того, чем занимался Саймон, она все же причинять ему серьезные неприятности не хотела.

После десерта генерал откинулся в кресле и улыбнулся жене.

— Дорогая, можешь себя поздравить: обед снова удался на славу. И передай мои комплименты повару.

Миссис Уилкинсон ответила ему с сияющей улыбкой:

— Спасибо, Джеймс.

Камиллу пронзила зависть. Уилкинсоны были явно счастливы вместе. Было больно думать, что у нее никогда не будет того, что имели они: дружбы, простых взаимоотношений… любви. Она не из тех, на ком женятся. Она бросила взгляд на Саймона. Нет, печально подумала она, если она и интересует мужчин, то только в определенном смысле. И это доказал Саймон.

Генерал поднялся со стула и, повелительно глянув на Саймона, сказал:

— Ну что, настало время портвейна и сигары, майор Вудвард? Не пора ли предоставить дамам возможность посплетничать о том о сем?

— Нет еще, — настоятельно сказала миссис Уилкинсон. — Такой великолепный вечер, луна сияет, и после такого плотного обеда, я уверена, гости предпочтут подышать свежим воздухом в саду.

Генерал Уилкинсон нахмурился.

— Возможно, но я предпочитаю портвейн и сигару, и я уверен, что майор Вудвард…

— С удовольствием прогулялся бы, — продолжила за него миссис Уилкинсон, тоже вставая из-за стола. — Ты можешь идти и пить свой портвейн, а я проверю, что там делают слуги. — Она кинула взгляд на Саймона. — А майор наверняка захочет гулять.

Мрачная улыбка заиграла на лице Саймона.

— Да, мадам, я обожаю гулять. Особенно если мадемуазель Гирон доставит мне удовольствие, составив компанию.

Нотка сарказма в слове «удовольствие» не ускользнула от внимания Камиллы. Она поспешно встала со стула.

— Не стоит беспокоиться, майор. Если вам больше по душе выпить с генералом…

— Вовсе нет, — Саймон обошел стол и встал рядом с Камиллой. — Пойдемте, мадемуазель.

Хотя до этого она только и ждала возможности побыть с ним наедине, чтобы поделиться своими мыслями, теперь, разозлив его, она побаивалась. Но ведь у нее не было выбора. Миссис Уилкинсон смотрела на нее выжидающе, и Саймон всем своим видом давал понять, что он так или иначе улучит момент, чтобы оказаться с ней наедине.

— Что ж, чудесно, — пробормотала Камилла, беря Саймона под руку. Ее бросило в дрожь, когда она почувствовала напрягшиеся мускулы его руки под своими пальцами. Похоже, он зол как черт.

Они пошли по длинному коридору, ведущему к двери в сад, а Уилкинсоны провожали их любопытными взглядами.

Камилла украдкой взглянула в лицо Саймона, и то, что она увидела, отбило у нее всякую охоту оставаться с ним наедине. Губы его были плотно сжаты, а подбородок упрямо выдвинут вперед. Он молча открыл и придержал дверь, глядя, как она спускается по ступеням в сад.

И только закрыв дверь и пойдя за ней по узкой тропинке в глубь сада, он заговорил низким голосом:

— Не кажется ли вам, что вы как-то слишком охотно рассказываете о своих похождениях, пусть и давних?

Она ускорила шаг, стараясь обогнать его на тропке между розовыми кустами и камелиями.

— Мне скрывать нечего. А если вы предпочли поступиться своим долгом перед отечеством и ввязаться в бесчестные сделки с моим дядей, я в этом не виновата.

Двумя широкими шагами он сократил расстояние между ними.

— А разве вы не ведете двойную жизнь? Пираты, а в их числе ваш дядя и отец, годами грабили корабли, и вы имеете наглость называть мой бизнес бесчестным?

Она задрожала и замедлила шаг.

— Я никогда не говорила, что одобряю тот способ зарабатывать на жизнь, который выбрали мои отец и дядя. А сама я в этом не участвовала. Поэтому я имею право высказывать свое отношение к этому, как любой другой человек.

— Вы сделали это только из желания позлить меня. Хотели повязать меня по рукам и ногам, так ведь? — он поймал ее за руку, заставив остановиться. — И все потому, что не умеете слушать. Вы с места в карьер обвиняете меня во всех смертных грехах.

Она обернулась к нему и открыла рот, чтобы возразить, но он не дал ей и слова вымолвить.

— Теперь моя очередь, Камилла. Несмотря на глупые мысли, которые роятся в вашей голове, я старался выполнить свое обещание. Я пытался сказать вам и, кстати, сказал бы, если бы нас не прервали, что я придумал способ выяснить имя любовника вашей кузины.

Она уставилась на него недоверчиво.

— Что… что вы имеете в виду? Вы ведь сказали, что у вас нет никаких возможностей допросить этих солдат.

Он отпустил ее руку.

— Совершенно верно. И это все равно не лучший метод добиться правды. Но я придумал более подходящий план, который может сработать в том случае, если вы для разнообразия захотите все же мне довериться.

— Что вы предлагаете?

Какое-то мгновение ей казалось, что он не скажет и будет терзать ее неведением в наказание за ее резкие слова, но этого не произошло.

— Единственный способ выяснить его имя — это заставить Дезире назвать его.

— Но я пыталась! Я пыталась…

— Позвольте мне закончить, — сказал он ледяным тоном. — Если бы можно было каким-то способом дать им возможность встретиться на людях, как вы думаете, выдала бы она себя, увидев своего любовника?

Лицо Камиллы просветлело. Почему же она сама до этого не додумалась?

— Но как?

— На обеде вроде этого. Я уверен, что миссис Уилкинсон будет счастлива помочь, как она помогла мне, только нужно снова выдумать правдоподобную причину…

— Ах, причину? — возмущенно заявила Камилла, вспомнив застольную беседу.

Он отвел глаза.

— Она согласилась устроить этот обед, потому что я сказал ей, что ухаживаю за вами за спиной вашего дяди. Боюсь, миссис Уилкинсон сильно увлеклась идеей женить меня.

— Понятно, — это объясняло все странные взгляды жены генерала и неудержимое желание отправить их гулять.

Она усмехнулась. Как будто он мог и вправду за ней ухаживать. Нет, все это — лишь предлог. Он мог дотрагиваться до нее, обнимать, но не ухаживать, нет. Как его, должно быть, злила необходимость притворяться, что он ею интересуется.

Камилла, разумеется, не хотела, чтобы он за ней ухаживал, нет. Вовсе нет. Ей, конечно, не нужно было внимание такого негодяя.

— Я уверен, что смогу ее уговорить устроить обед или званый вечер и пригласить вашу семью и моих «хороших друзей» из Батон-Руж, — объяснял Саймон. — Она будет счастлива помочь бедному влюбленному. — Он снова посмотрел на нее. — И когда вы войдете в зал, вы сможете проследить, как поведет себя кузина, увидев этих троих. А я позабочусь, чтобы они были единственными приглашенными солдатами, и вы смогли бы опознать их по форме.

Он явно продумал все до мелочей задолго до этого вечера. Стыд захлестнул ее. Он, значит, старается изо всех сил, чтобы придумать, как помочь кузине, а она за обедом чуть не погубила его.

Камилла потупилась, прикрывшись веером.

— Думаю, я должна… извиниться перед вами.

— За что? За то, что назвали меня бесчестным негодяем? Или за то, что пытались выдать меня генералу?

Она пробормотала еле слышно:

— Простите. — Когда она подняла голову, лицо ее было пунцовым. — Вы правы, я делаю слишком поспешные выводы.

Теперь взгляд его потеплел.

— У вас обо мне сложилось не очень высокое мнение, да? Вы действительно считали, что я не выполнил обещания?

В голосе его нетрудно было услышать уязвленную гордость.

Она чувствовала себя виноватой.

— Я не знала, что и думать. В конце концов, вы ведь дали это обещание под нажимом.

— Неправда. Я же сказал вам в ту ночь, что сам решаю — помогать вам или нет. И уж коли я решил что-то сделать, то я не сдаюсь из-за мелких трудностей. Что бы вы обо мне ни думали, я свое обещание держу.

Остатки злости все еще посверкивали в его глазах, но теперь в них было и что-то другое. Камилла пожалела, что согласилась выйти с ним ночью одна в пустынный сад. Нарождающаяся луна посеребрила камелии волшебной пыльцой. И от незатейливых песен горлиц ночь казалась еще очаровательней.

Саймон чувствовал это. Он сделал к ней шаг, и она отступила.

— Я… я уже попросила прощения, — запинаясь, пробормотала она.

— Вашего извинения недостаточно, Принцесса.

Это ласковое прозвище, которым он называл ее в ту ночь, заставило ее сжаться, но стоило ему поймать ее запястье, беспокойство ее сменилось совсем другим чувством.

Рука его была теплой и сильной. Он резко притянул ее к себе. Камилле пришлось схватить его за плечо, чтобы удержать равновесие. У нее пересохло во рту, когда она заметила, с каким выражением он на нее смотрит. Когда он так смотрел на нее в последний раз, она растаяла под его поцелуями, как мороженое под солнцем. Неужели сейчас случится то же самое?

— Прошу, Саймон, вы не должны этого делать! — она бросила взгляд на горящие окна. — Миссис Уилкинсон увидит.

— Миссис Уилкинсон нет нужды шпионить. Она и так прекрасно знает, что происходит, когда мужчина ухаживает за женщиной, — он наступал, прижав наконец Камиллу к твердому стволу дуба. Тогда он опустил голову, и губы его оказались совсем рядом с ее лицом.

Если бы он не произнес слово «ухаживать» с такой иронией, она бы ему почти поверила. Но на самом-то деле он просто хотел забрать то, что ему не принадлежит, а этот негодяй слишком хорошо знал, как легко она сдается.

Она предприняла последнюю попытку спастись и сказала твердо:

— Отойдите, Саймон.

— Ни за что на свете. Мне необходима хоть какая-то награда за все неприятности, которые вы мне причинили за эти полторы недели, — мягкий, хрипловатый голос пронзил ее, колени ослабели. — Я по горло сыт вашими выпадами в мой адрес, — он прижал губы к ее лбу, — вашими постоянными требованиями… — его губы скользили по ее лицу, — и вашими проклятыми суждениями о вещах, о которых вы не имеете понятия, — теперь в его голосе появились серьезные нотки. — О таких, например, как мой характер.

Их губы были рядом, но он их не целовал. Пока не целовал.

— Вы ведь действительно считаете меня американским дикарем, правда? Думаете, у меня нет ни малейшего представления о морали и приличиях. Считаете, что я недостоин находиться с вами в одной комнате… с тобой, чертова пиратская дочка, — и он сжал ее запястье так, что ей стало больно. — Ну что ж, Принцесса, если тебе нравится думать обо мне самое худшее, то, пожалуй, настало время дать тебе, по крайней мере, повод для подобных мыслей.

И он сильно прижал рот к ее губам.

В этом поцелуе не было ни малейшего намека на доброту, на нежность. Он напал на ее губы, как, наверное, отец и дядя нападали на чужие берега, и сделал это без единого намека на жалость.

Это должно было ее шокировать, как шокировало бы и Дезире, и тетю Юджину. Но хотя тетя Юджина воспитала разум Камиллы, она не смогла воспитать ее душу.

Вместо того чтобы напугать, этот грубый поцелуй разогнал ей кровь, и она понеслась по венам, горячая и сладкая, как креольский кофе.

Саймон провел языком по ее сжатым губам, и они раскрылись ему навстречу шелковистыми лепестками. Она обвила руками его шею и прижалась крепко-крепко. Он со стоном отпустил ее запястье, чтобы позволить рукам свободно скользить по ее телу, прижатому спиной к стволу дерева.

Пальцы его гладили ее плечи, потом спустились к плавно расширяющимся бедрам. Саймон положил горячие ладони ей на грудь, и все поплыло вокруг, время и пространство слились воедино и закружились вокруг Камиллы.

Она задохнулась и, испуганно отпрянув, схватила его за руки.

— Саймон, не надо, прекрати!

Но он не отнял рук, жгущих ее тело сквозь бархат платья.

— Конечно, прекращу, — сказал он, и глаза его заблестели, — но только если тебе не понравится. — Он начал ласкать ее груди медленными, чувственными движениями.

Она снова задохнулась, на этот раз от невыразимого наслаждения. Пальцы ее все еще сжимали его запястья, но уже без намерения оттолкнуть. Он потянул осторожно за вырез платья, высвободив ее груди, и слегка нажал на сосок большим пальцем, нежно поглаживая его.

— Ну что, нравится тебе это, Принцесса? — пробормотал он, на лице его играла насмешливая улыбка. — Все еще хочешь, чтобы я прекратил?

Нравится ли? Она зарделась и отвернулась, чтобы не видеть победного блеска его глаз, но она не могла велеть ему остановиться, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Ах, какой позор… и какое блаженство!

— Знаешь, ты, наверное, такая же дикая, как и я, — шепнул он, — и никакое воспитание не в силах это вытравить.

— Не… неправда, — неуверенно пробормотала она. И когда он опустил голову и взял ее грудь в горячий, жаждущий рот, она поняла, что это истинная правда. Вылетели в трубу все старания мамы и тетушки. Тело ее стало податливым, как воск, который под жаром его рта вот-вот растечется в истоме у подножия дерева.

Не отдавая себе отчета в том, что происходит, она вдруг прижала его голову к груди, чтобы ни единая капелька того прекрасного чувства, которое он ей дарит, не пропала даром. Она не замечала ни жесткой коры, царапающей ей спину, ни лунного сияния, залившего сад мягким светом. Она вся сосредоточилась на губах, терзающих ее плоть, до тех пор, пока ей не показалось, что больше она не выдержит.

Но в самый неподходящий момент он оторвался от нее, дыхание его было прерывистым и сильным. Он поднял голову.

— Боже мой, Принцесса, какая же ты вкусная. Я должен остановиться. Вели мне остановиться.

Она посмотрела на него расширенными глазами.

— Остановись, — прошептала она, но обняла его за шею и вновь притянула к себе.

Он со стоном обнял ее и поцеловал с таким жаром, что она едва выдержала. Одной рукой он продолжал ласкать ее грудь, а второй поднял подол платья и притянул ее к себе, чтобы плотнее прижаться.

Когда Камилла почувствовала его возбужденную плоть столь близко, она поняла, что опасность слишком велика. Но она была не в состоянии оттолкнуть его. Стучащая в ушах кровь заглушала голос рассудка.

Поэтому она не услышала, как открылась дверь черного хода в доме Уилкинсонов, и не увидела роковых фигур, вырисовывавшихся в дверном проеме.

Но дверь с грохотом захлопнулась, и вслед за этим прогремел дядюшкин голос. Они отпрянули друг от друга, Камилла лихорадочно пыталась привести в порядок одежду, а Саймон подавил рвущееся наружу проклятие. Принцесса Пиратов поняла, что совершила сегодня самую большую ошибку в своей жизни.