"Влюбленные соперники" - читать интересную книгу автора (Аллен Дэнис)

Глава 1

Корнуолл, Англия

Июнь 1821 года

– Ты думаешь он приедет, Зак? – Рука Элизабет Тэвисток скользнула вокруг талии высокого молодого человека, и, привстав на цыпочки, она склонила голову на его плечо. Они выглядывали из зарешеченного окна библиотеки, выходившего на поросшие вереском торфяники. Небо за окном затянуло свинцовыми тучами. На Пенкерроу надвигалась очередная гроза. Одна прядь густых вьющихся каштановых волос девушки упала на отворот сшитого из тончайшего черного сукна сюртука Зака.

Закери Викем сжал ее изящную маленькую руку, но взгляд его ни на мгновение не отрывался от раскинувшегося перед ним пейзажа.

– Разумеется, черт бы его побрал! От брата пришло известие, что он постарается приехать к тому времени, когда будет зачитываться завещание. Не понимаю, зачем его вообще сюда несет, ведь мистер Крэг мог бы встретиться с ним позднее в Лондоне. Насколько мне известно, он богаче любого набоба, так что вряд ли жаждет получить какое-либо наследство. Уверен, брату так же, как и мне, прекрасно известно, что было бы чертовски странно, если бы дед оставил ему хотя бы пенни, ведь упрямый старый скряга все эти годы и слышать не хотел о его существовании. Держу пари, что он явится сюда отнюдь не для того, чтобы выразить свое уважение покойному.

Пожав плечами, Закери отошел от окна и нервно провел рукой по своим густым прямым волосам.

– А может быть, он приезжает для того, чтобы повидаться с тобой? – предположила Бесс, с беспокойством глядя на то, как он, взъерошив свою золотистую шевелюру, взволнованно заходил по комнате.

– И с чего бы вдруг ему захотелось увидеться со мной, если он прекрасно обходился без меня все эти семнадцать лет?

Бесс до боли закусила губу – так тяжело ей было слышать глубоко скрытую боль, неожиданно прозвучавшую в голосе Закери. Ведь только что он казался таким спокойным! Но в этом был весь Зак – за спокойной, гладкой поверхностью пруда скрывалось бушующее море. И так же как она разделяла любую радость Зака, так теперь она переживала его боль как свою собственную. Девушка умоляюще протянула к нему руку.

– Успокойся, пожалуйста, дорогой. Какой смысл так себя изводить? Может быть, как раз теперь у вас обоих появится возможность разобраться в своих отношениях и стать друзьями, как и полагается братьям.

Закери перестал метаться по комнате и поднял на нее свои необычные, медовые глаза. При виде отразившейся в них муки у Бесс защемило сердце. Черная траурная одежда только усиливала впечатление от его светлых волос и золотистых глаз – он был похож на скорбящего Адониса.

Но Бесс знала, что на самом деле он вовсе не скорбит о смерти деда, которая ожидалась уже давно. Взять хотя бы ее отца – в прошлом году он пребывал в большом расстройстве, но за время длительной болезни деда его горе потеряло свою остроту.

По правде говоря, для того чтобы испытывать добрые чувства к деду Закери, затворнику Честеру Хейлу, нужно было обладать весьма своеобразным складом характера. Он с презрением относился ко всяким проявлениям эмоций и никому, включая и внука, не позволял любить себя.

Бесс знала, что основной причиной теперешнего столь бурного расстройства Закери было давнее расставание с братом – глубокая травма детских лет, впечатление от которой, не по своей воле, он время от времени вынужден был переживать снова и снова. И эта потеря особенно остро ощущалась именно теперь, когда братья спустя долгое время после разлуки в первый раз вынуждены были встретиться вновь.

– Ты же прекрасно знаешь, Бесс, что мой отец не захотел признать меня, – с горечью сказал Закери. – Сейчас мне двадцать два года, – и я поумнел, но долгие годы имел глупость предполагать, что мой брат сожалеет о нашей разлуке не меньше меня. Даже не получая от него никаких известий, я все еще думал, что, может быть, отец просто запретил ему писать. Но когда он не приехал даже после смерти отца, мне пришлось взглянуть правде в глаза. – С гримасой отвращения к самому себе он отвернулся, отошел к камину и, крепко сжав сразу побелевшими пальцами край верхней полки, прислонился лбом к холодному мрамору.

Бесс тяжело вздохнула, поправила прядку волос, выбившуюся из-под гребней, удерживающих тяжелую копну волос, и невольно вздрогнула – над торфяными равнинами пронеслись первые раскаты грома.

Бесс хорошо знала историю отношений братьев. За время знакомства с Закери она много раз слышала ее и, как полагалось лучшему другу, каждый раз помогала тому справиться с неприятными чувствами потери, заброшенности и горькой обиды. Это досадное обстоятельство было единственным, что омрачало их, во всех других отношениях безоблачную, дружбу. Они росли вместе, как будто оба родились в этом доме, хотя Элизабет жила в трех милях отсюда, в Брукмор-Меноре.

Что касается отстраненности Закери от своей семьи, то тут чувства ее были двоякими: ведь если бы отец Зака не отверг его и не отослал в Пенкерроу, она никогда не познакомилась бы с ним. А это Бесс с трудом могла себе представить – без его присутствия по соседству ее жизнь оказалась бы совсем скучной. Имея только одну сестру – Габриелл, намного младше нее, Бесс получала огромное удовольствие, водя дружбу с мальчиком тремя годами старше. Зак стал для нее средоточием жизни, и она знала друга так же хорошо, как и саму себя.

Поэтому Бесс понимала, что сейчас Закери нужно чем-нибудь отвлечь, ибо дальнейшее обсуждение этого вопроса может только ухудшить ситуацию. Если уж у него началась хандра, она может продлиться не один день. Бесс исполнилась решимости вывести приятеля из дурного настроения, если даже для этого ей придется обнаженной станцевать перед ним жигу! Но поскольку в данный момент не возникло необходимости прибегать к столь кардинальным мерам, то она решила, что прогулки верхом по торфяной равнине будет вполне достаточно. Если только она сможет уговорить Зака. Бесс подошла поближе и, прижавшись щекой к его руке, вкрадчивым шепотом спросила:

– Почему бы нам не проехаться, Зак? – Он что-то пробормотал, не поднимая головы. – До прибытия мистера Крэга у нас вполне достаточно времени. Поедем! – настойчиво попросила она, потянув его за руку.

– Видит Бог, Бесс, мне кажется, что перед похоронами деда это будет выглядеть не со всем прилично, – запротестовал Закери, но по вновь оживившемуся взгляду она поняла, что он сдается.

– Вот еще! Можно подумать, что твой дед одобрил бы подобную хандру, – рассмеявшись, возразила Бесс. – Если бы он был здесь, то при виде твоей унылой физиономии наверняка дал бы тебе нагоняй. Это вульгарно, сказал бы он. – И Бесс, подражая грубому тону старого мистера Хейла, произнесла: – «Закери, твое поведение просто вульгарно!»

Закери выпрямился. На его красивых губах появилась та обаятельная улыбка отпрыска Викемов, из-за которой ему строили глазки все деревенские девчонки.

– Ты совсем дурочка, ведь идет дождь. Или ты этого не заметила?

– Пока еще не идет, а только собирается.

– Неужели ты побоишься какого-то там грома? – насмешливо улыбнулась она.

– А как тебе нравятся молнии?

Схватив его за руку, Бесс потянула Закери к двери.

– Мне нравятся яркие и необычные вещи, мой дорогой, – ответила она. – Обручена я с тобой или нет? Ты же не откажешь своей невесте?

Зак рассмеялся и сдался. Взявшись за руки, они вышли из комнаты.

Александр Викем, лорд Росс, чувствовал себя дьявольски усталым. После четырнадцати часов непрерывного путешествия из Суррея под непрекращающимися грозовыми дождями в отсыревшей карете просто нечем было дышать. Его огромный пес Шедоу, неизвестно какой породы, умудрившийся унаследовать чисто-белую шерсть, лениво развалился на подушках противоположного сиденья.

Внутри дорожной кареты стоял кислый, слегка отдающий мокрой собачьей шерстью запах. От долгого пребывания в насыщенном влагой воздухе одежда виконта липла к телу.

Но Алекс никак не решался постучать в крышу кареты тростью с золотым набалдашником в виде головы льва и привлечь внимание своего кучера, закутанного в плащ с капюшоном. Если они остановятся на этом чертовом торфянике, чтобы он смог размять ноги и глотнуть свежего воздуха, лошади могут оказаться не в состоянии вытащить узкие колеса кареты из размокшей, жирной грязи Корнуолла. Далекий Корнуолл, подумал виконт. Самый конец света. Воплощение его детских кошмаров.

Нет, остановку делать нельзя. Если карета остановится, псу тоже может прийти в голову выпрыгнуть, а его проклятая шкура и так уже достаточно намокла, подумал Алекс, с любовью потрепав похожую на волчью голову собаки. А если уж Шедоу чего надумает, то его не остановит не только человек, но даже и черт.

Алекс с тоской посмотрел на быстро бегущие по стеклам кареты струйки несомого ветром дождя, перевел хмурый взгляд на своего лохматого спутника. Пес заскулил и неспокойно заерзал по подушкам сиденья.

– О, не обращай на меня внимания, дружище, – извинился Алекс, – Я сержусь не на тебя, а на погоду. Как бы мне хотелось выбраться из этой проклятой кареты! Но если бы я даже и рискнул остановиться в такую грозу, то все равно бы не стал вылезать наружу, потому что непременно промок бы до нитки! Да и Дадли, наверное, тоже бы рассердился, как ты считаешь?

Шедоу вроде бы начал проявлять сочувствие к его словам, но при упоминании имени привередливого слуги Алекса, того самого, который не захотел ехать в одной карете с собакой, слегка оскалился.

– Извини, что упомянул о Дадли, старина. Спи себе дальше.

Пес положил голову на лапы.

Алекс тяжело вздохнул. Будучи по натуре человеком терпеливым, он относился ко всяческим неудобствам с гораздо большим юмором, чем многие, равные ему по происхождению, люди. Но сегодняшний день и это путешествие были особыми: в конце Алекса не ждало ничего, кроме неприятностей.

Не будет ни завтраков на открытом воздухе, ни конных прогулок, ни веселых ужинов, ни импровизированных танцевальных вечеров со скатанными к стенам коврами, ни, как это частенько случается, флирта с какой-нибудь аппетитной, жаждущей общения вдовой или скучающей чужой женой. Ничего этого не будет. В конце путешествия его ожидает умерший четыре дня тому назад старик да младший брат, который, без сомнения, презирает его, Алекса.

Брат… Алекс облокотился на подушку цвета старого красного вина и положил руку на голову огромного белого пса, в тысячный раз мысленно вернувшись в тот день, когда его разлучили с пятилетним братом. Он обожал Закери. В то время как отец не уделял малышу почти никакого внимания и лишь время от времени кидал на него суровый взгляд, Алекс окружил того любовью, в которой ребенку было отказано без всякого на то основания.

Когда мальчик родился, Алексу было всего восемь лет, и он только смутно мог догадываться о том, что отец не может простить Заку смерти своей обожаемой жены, которая умерла в родах. После ее смерти отец так никогда до конца и не оправился. Но даже своим детским, врожденным чувством справедливости Алекс понимал ужасную необъективность того, что Закери приходится за это расплачиваться. Он тоже очень тосковал по матери и находил себе утешение в близости с Заком.

Именно ему и никому другому Зак подарил свою первую младенческую улыбку. Поставив маленькие ножки поверх своих, Алекс водил годовалого Зака по комнате до тех пор, пока тот не понял, что от него требуется, и не сделал самостоятельно первые шаги. Алекс стоял рядом, подбадривая и присматривая. Когда брат произнес первое слово, Алекс с радостью услышал, что это было его имя или, во всяком случае, нечто весьма похожее. А потом, когда Заку исполнилось пять лет, приехал дедушка Хейл и увез малыша навсегда.

Алекс никогда не забудет этого высокого, черноглазого, седобородого мужчину с сурово сжатым ртом, как не забудет и испуганного выражения заплаканного личика Зака в окне отъезжающей кареты.

Когда Алекс обратился к отцу за объяснениями, лорд Росс посоветовал старшему сыну выбросить из головы всякие мысли об «этом ребенке». Само существование малыша снова и снова напоминало лорду Россу о потере своей драгоценной Шарлотты. Все почувствуют себя свободнее, сказал он тогда, если Зак останется в Корнуолле. Так им будет гораздо легче.

Алекс криво, с горечью улыбнулся. Легче, как же! Отец, может быть, и почувствовал себя легче, но прошло много месяцев, прежде чем Алекс смог уснуть, предварительно не выплакавшись. Он глубоко стыдился подобных проявлений слабости, но ничего не мог с собой поделать.

Алекс регулярно писал Заку, и отец был столь снисходителен, что оплачивал и отправлял его корреспонденцию, но ответа никогда не приходило. Даже позднее, когда брат стал достаточно взрослым, чтобы самому писать письма, Алекс не получил от него ни одной весточки. Правда, одно письмо пришло – в ответ на то, которое Алекс написал Заку после смерти отца. Официальный ответ Закери был кратким и деловым – он не хотел иметь со своим старшим братом никаких отношений.

Это письмо стало для Алекса горьким разочарованием, его переполнило тогда не меньшее чувство горечи, чем то, которое владело им после отъезда Зака. Но Алекс был из породы сильных людей и немедленно решил попробовать чем-то заполнить образовавшуюся в жизни пустоту. Надо сказать, он прекрасно преуспел в этом. Недаром он заслужил прозвище Греховодник Викем. И если обладание большими деньгами, не просто любезное, а настойчивое внимание женщин и прочие успехи в большом свете могут считаться критерием счастья, что ж, по этим меркам он вполне счастлив.

Внезапно карета остановилась, и Алекс очнулся от неприятных размышлений.

Сквозь запотевшее стекло кареты с трудом различалось выстроенное без всякой фантазии кирпичное здание. Алекс решил, что это и есть Пенкерроу, поместье его деда. Его обитатели, хотя и не принадлежали к титулованному дворянству, судя по всему, пользовались среди местных жителей заметным влиянием. Внушительные дубовые двери дома, достаточно прочные для того, чтобы выдерживать несущие соль моря ветра и частые дожди Корнуолла, оказались прочно закрытыми.

Слегка приоткрыв дверцу кареты, Алекс наблюдал за тем, как плотный, но энергичный кучер по имени Джо спрыгнул на раскисшую землю и направился к двери. К тому времени, как он в третий раз с силой стукнул в дверь бронзовым молотком, вода уже стекала с его широкополой шляпы сплошным потоком. Джо обернулся к хозяину и недоуменно пожал плечами – дверь оставалась закрытой.

– Клянусь Богом! – пробормотал Алекс, потянувшись за лежащими рядом с ним касторовой шляпой и зонтом. – Не для того я заехал в эту глушь, чтобы сносить подобные выходки милых родственников, черт бы их побрал!

Его хорошо вышколенный слуга, который не только гордился своим местом, но и был весьма привязан к хозяину, открыл рот, увидев, что тот без всякой помощи вылезает из кареты на грязный двор. Однако он даже не сделал попытки подбежать к карете и спустить лесенку, так как знал, что вряд ли сможет соревноваться в ловкости с атлетически сложенным лордом Россом.

Перешагнув через лужу, Алекс присоединился к кучеру, все еще стоявшему у двери дома, и так загрохотал дверным молотком, что, казалось, и черти в аду проснутся. Верный пес последовал за своим хозяином и теперь стоял рядом, плотно прижимаясь мокрым боком к элегантным панталонам хозяина, стараясь, насколько возможно, защититься от дождя.

Джо наблюдал за своим господином, пытаясь одновременно следить за неспокойно ведущими себя лошадьми, которым не терпелось попасть в сухие стойла с яслями, полными вкусного овса.

Александр, лорд Росс, был хорош собой – смуглый, с красивым, чувственным ртом и сверкающими миндалевидными, черными, как антрацит, глазами. Высокий, широкоплечий, смуглокожий, он – если бы, конечно, не превосходный покрой его дорогой одежды – вполне мог бы сойти за кровожадного разбойника с большой дороги или бродягу-цыгана.

Но не только физические данные лорда выделяли его из ряда ему подобных. В Алексе чувствовалась какая-то внутренняя сила, то средоточие мужественной энергии, которое заставляло непроизвольно вздрагивать многих впечатлительных женщин, стоило ему направить на них свой страстный темный взор.

Наконец одна из створок массивной двери чуть-чуть приоткрылась и в щели показался недоверчивый, поблекший и замутненный катарактой глаз, который, мигая от порывов ветра с дождем, пытался рассмотреть джентльмена, слишком энергично обращающегося с дверным молотком. Из-за его дьявольского стука на каменный пол в кухне слетел довольно дорогостоящий графин.

– Чем могу помочь? – ледяным тоном наконец спросил дворецкий.

Алекс, выведенный из себя многочасовым, сопровождаемым тяжелыми раздумьями бездельем, отвратительной, причиняющей массу неудобств погодой и невежливым обращением слуги, резко ответил:

– Полагаю, что прежде всего вы должны впустить нас, милейший! Мистер Викем ожидает моего прибытия.

– Хозяина нет дома, – сообщил дворец кий. – И он ничего не сказал мне о том, что ожидает посетителей, сэр. – Холодный взгляд слуги остановился на огромном, забрызганном грязью белом псе и на краснолицем, добро душного вида кучере. Скорчив презрительную гримасу, он попытался захлопнуть дверь.

Алекс стиснул зубы, взбешенный дерзким поведением слуги. Ни один из его дворецких никогда бы не отказал джентльмену в гостеприимстве. Бог мой, да его слуги в такой день даже собаку не оставили бы на улице! Алекс выставил ногу и, прежде чем дворецкий успел закрыть перед ним дверь, всунул ее в щель.

– Меня не интересует, говорил ли вам что-нибудь мистер Викем или нет, – возразил он с язвительной и не допускающей возражений властностью. – Поверенный, мистер Крэг, пригласил меня сюда, чтобы я смог ознакомиться с завещанием покойного мистера Хейла. Я – лорд Росс, внук мистера Хейла. И если вы сию же минуту не впустите меня, я, скорее всего, повешу вас на первой же веревке, которую найду, когда все-таки попаду в дом!

Пес, понявший, что ситуация складывается не совсем обычно, зарычал.

Нижняя челюсть дворецкого упала, как забрало рыцарского шлема. Алексу даже показалось, что он услышал громкий щелчок, как будто вместо дворецкого дверь ему открыл стоящий уже сто лет в холле железный рыцарь. Но его нешуточная угроза, подкрепленная рычанием огромной собаки, подействовала. Дворецкий отошел в сторону и широко распахнул перед ними дверь.

Кучер Джо и Шедоу вошли в дом вслед за хозяином. Под ногами гостей немедленно образовались лужи, и дворецкий, пожилой изможденный человек с запавшими глазами и щеками, недоуменно уставился на мокрый пол.

Чувствуя, что наглого дворецкого необходимо поставить на место, Алекс напустил на себя такой надменный вид, на какой только был способен.

– Пошлите кого-либо помочь кучеру управиться с лошадьми, а потом позаботьтесь, чтобы ему предоставили теплый кров и накормили. Вам все ясно?

– Да, милорд, – ответил дворецкий недовольным тоном, и его рот почти исчез среди окружающих его морщин.

Затем, когда какой-то плохо одетый неотесанный парень взял за себя заботу о кучере, Алекс решил наконец осмотреться.

Так вот каков дом, в котором выросла его мать… Он обвел глазами просторный холл и темную массивную дубовую лестницу. Через мгновение все досаждавшие ему ранее мысли сменились острой тоской по матери – он без труда мог представить ее среди этого окружения. Мрачные воспоминания, связанные с этим местом, на время исчезли, стоило только Алексу вообразить, как мать грациозно спускается по лестнице, как скользят ее тонкие пальцы по покрытым затейливой резьбой перилам. Мебель времен Елизаветы Тюдор по сравнению с худосочными позолоченными креслами и египетскими кушетками, теснящимися в домах помешанной на последней моде знати, выглядела солидно и умиротворяюще.

Чтобы избавиться от нахлынувших на него воспоминаний, Алекс обратился мыслями к деду. Он знал, что Честер Хейл владел огромными земельными участками, на территории которых находились десять рудников. И хотя почти все олово к тому времени было уже выработано, дед успел скопить состояние, вполне достаточное для безбедной жизни своих потомков, если, конечно, те будут вести себя осмотрительно. Сам дед, разумеется, был весьма осмотрительным человеком. И конечно, богобоязненным и бережливым, потому-то так и ненавидел суетного человека, которого его дочь выбрала себе в мужья.

Действительно, до встречи с Шарлоттой Джад Викем вел довольно беспутную жизнь. Он играл и распутничал, непрерывно попадал в затруднительные ситуации – в общем, вел весьма безнравственный образ жизни. Но, встретив на светском рауте очаровательную мисс Хейл, он влюбился в нее с такой же скоростью и силой, с какой погружается в воду брошенный мощной рукой камень.

Шарлотта ответила на его страсть аналогичным чувством, но ее отец решил, что виконт не годится в мужья его любимой дочке, и запретил ей даже думать о нем. Шарлотта поступила так, как поступает всякая опьяненная любовью девушка. Она сбежала с возлюбленным в Шотландию и вышла там замуж. Это положило начало размолвке между дочерью и отцом, которая продолжалась до самой ее смерти.

В надежде отвлечься от тяжелых воспоминаний Алекс поискал взглядом нахального дворецкого, но тот, казалось, был более занят наблюдением за двумя симпатичными горничными, убирающими с пола грязь и воду, чем устройством виконта. Алекс озяб в продуваемом сквозняками холле, поэтому решил больше не беспокоить бестолкового дворецкого и отыскать себе местечко где-нибудь поближе к огню.

Бросив мокрую шляпу и зонтик на столик, он открыл первую попавшуюся дверь и остолбенел. Посреди комнаты стоял дорогой лакированный гроб, который каким-то призрачным светом освещался одной-единственной тускло горевшей свечой. В гробу лежал старый Хейл, человек, похитивший радость его детства. Теперь он уже никому не страшен. Алекс испытал какое-то странное чувство – смесь горечи и грусти.

Вдруг совершенно неожиданно из холла до него донесся звук, который он меньше всего ожидал услышать. Это был смех; смеялись мужчина и женщина.

Оказавшись между смертью и тьмой, с одной стороны, и этими звонкими радостными человеческими голосами – с другой, Алекс никак не мог понять, с чем именно он предпочел бы в данный момент столкнуться. Он догадался, что смех, который только что прозвучал, принадлежал Закери, хотя не видел своего брата вот уже семнадцать лет.

Сзади послышались шаги. Алекс повернулся и лицом к лицу встретился со своим прошлым. Перед ним стоял человек с глазами темного меда. Он узнал эти необычные глаза, но это было все, что осталось от его маленького брата. Высокий, загорелый мужчина с орлиным носом и светлыми бровями вразлет с удивлением смотрел на него. Боже мой, какая ирония природы! Зак оказался копией их отца!

– Ты не предупредил своего дворецкого о том, что ждешь меня? – негромко проговорил Алекс, желая как-то нарушить повисшее в комнате напряженное молчание.

– Я не был уверен, что ты приедешь, – ответил Закери ровным, лишенным всяких эмоций тоном, полностью соответствующим выражению его лица.

– Я же предупредил, что приеду, а я не из тех, кто дает пустые обещания. – Алекс изо всех сил старался говорить спокойно.

И вдруг – а может быть, Алексу это только показалось – на мгновение он заметил в глазах Закери отражение своих собственных мук. Но, скорее всего, ему это только привиделось, потому что эти необычные глаза были сейчас словно завесой закрыты от проникновения во внутренний мир их владельца. Выражение этих печальных глаз казалось ему каким-то отрешенным, что опять живо напомнило отца.

– Какая прекрасная собака!

Оторвавшись от крутящихся хороводом в голове мыслей, Алекс вспомнил об услышанном ранее женском смехе и, повернувшись, увидел стройную девушку, без всякого жеманства стоящую на коленях возле Шедоу. Не в пример большинству женщин ее круга, эта не чувствовала отвращения к запаху мокрой собачьей шерсти. Наоборот, одной рукой она обнимала перепачканную дворнягу, а другой чесала пса за ухом. Шедоу выглядел совершенно покоренным.

Еще бы, мельком подумалось Алексу, на месте пса, ощущая на своей шее эту прелестную ручку и на своем теле эту пышную грудь, он тоже чувствовал бы себя покоренным: Видит Бог, кожа девушки цветом напоминала свежевзбитые сливки. Высокие скулы, изящные брови – все было обворожительно. Зовущие к поцелую губы казались спелой вишней.

Но что за мыслив такое время! С трудом, Алекс, наконец, оторвал свой взгляд от темноволосой красавицы, успев отметить, что глаза у юной феи небесно-голубые.

Он вновь повернулся к Закери и понял, что все это время глаза брата не отрывались от него ни на мгновение.

– Ты собираешься представить нас друг другу, Зак? – Девушка встала и легким, изящным движением отряхнула юбку.

Такой обычный для женщины жест, но Алекса поразила природная грация, с которой она его сделала.

Она подошла поближе, и Алекс обнаружил, что прелестная незнакомка и его брат тоже промокли. Интересно, что эти двое делали снаружи в такую погоду в преддверии столь печального и прозаического события, как похороны? В нем шевельнулось любопытство и что-то еще – досада, может быть.

– Лорд Росс, – очень официально произнес брат, – это мисс Элизабет Тэвисток, друг нашей семьи.

Алекс взял протянутую ему руку мисс Тэвисток и отвесил ей элегантный поклон. Пальцы девушки были прохладными и нежными, и ему вдруг отчаянно захотелось, чтобы она прикоснулась к его пылающему лбу.

Лорд Росс! Закери назвал его лордом Россом, и тепла в этом обращении присутствовало не больше, чем во вбитом в крышку гроба гвозде! Теперь он понял, как глупо с его стороны было надеяться на то, что после целых семнадцати лет разлуки их отчужденность может развеяться после первой же встречи.

– Как поживаете, мисс Тэвисток? – спросил он, довольный уже тем, что имеет возможность отвлечься от своих мыслей, и неохотно выпустил ее руку.

– Спасибо, прекрасно, – приветливо ответила молодая леди, – если, конечно, не считать того, что я промерзла до костей.

Алекс с удивлением взглянул на нее. Во взгляде голубых глаз явно сквозила улыбка.

– Разумеется, мисс Тэвисток, вы, без сомнения, должны мерзнуть в промокшей одежде. Сожалею, что не подумал об этом и задержал вас. Вероятно, вам лучше всего сразу вернуться домой и переодеться.

– И не подумаю, – решительно возразила она. – Сэдди поможет мне снять это проклятое мокрое платье и высушить его над огнем. Ничего страшного – посижу в это время в нижней юбке.

Алексу в беседах с друзьями неоднократно приходилось выслушивать провокационные намеки на нижнее белье их подруг, произносимые шепотом и на ухо, но никогда еще он не слышал из уст женщины благородного происхождения столь откровенного упоминания о столь интимных женских вещах. А мисс Тэвисток определенно девушка не из простых. Черное шелковое платье, которое она так решительно собиралась с себя сбросить, было прекрасно сшито. Ее произношение, очаровательный, хрипловатый голос – все безукоризненно. И хотя сейчас ее густые волосы немного растрепаны, шелковистые каштановые локоны, спускающиеся ниже плеч, скреплены дорогими гребнями из слоновой кости. Да она просто чудо, решил Алекс, с восторгом глядя на только что замеченную им ямочку на ее правой щеке.

– Вряд ли Сэдди будет в восторге, Бесс. Ей и так сегодня немало досталось, а ты еще хочешь, чтобы наша ворчунья спасала тебя от очередного скандала с твоей матерью, – сказал ей Закери ласковым, но решительным то ном, как будто разговаривал с трудным, но обожаемым ребенком.

– Сэдди уже примирилась со мной, Зак, – дерзко возразила она. – Да и ты уже должен бы привыкнуть.

Если она друг семьи, то, очевидно, очень близкий, подумал Алекс, потому что они разговаривали друг с другом, как брат и сестра.

– Может быть, я еще и не привык к тебе, Бесс, но время у нас есть, – ответил Закери с улыбкой.

Эта девушка умудрилась выжать улыбку даже из него, с невольным уважением подумал Алекс. Но что имел в виду Зак, когда сказал, что у них есть время? Неужели они…

Бесс повернулась к Алексу. Похоже, вопрос, который он мысленно задал сам себе, отразился на его лице.

– Если ваш брат еще не сказал вам об этом, лорд Росс, то скажу я. Зак и я более чем просто хорошие друзья, – мы помолвлены.

Несмотря на кратковременную встречу, это известие поразило Алекса. Поведение Зака и Бесс совсем не походило на поведение влюбленных. И, что поразило его еще больше, он, оказывается, расстроился, что эта темнокудрая красавица оказалась занята.

Боже, неужели он мог бы домогаться девушки, с которой помолвлен его брат? Он же в первый раз ее видит. К тому же сейчас самое главное для него – восстановить хотя бы подобие взаимоотношений с Закери, залечить старые раны, а не затевать новую интрижку. Его собственные понятия о чести требовали того, чтобы он сурово подавлял в себе малейшую мысль о романе с мисс Тэвисток. Теперь, когда он узнал, что та должна стать его свояченицей, она стала для него недоступна. В конце концов, что из того, если к списку его побед добавится еще одна хорошенькая девочка?

– Бесс! – Алекс поразился неожиданно суровым тоном брата. – Мне кажется, мы договорились с тобой никому не сообщать о нашей помолвке до тех пор, пока не состоятся похороны деда.

– Мы договаривались не говорить только твоим родным, – многозначительно подчеркнула она.

Алекс и Закери замерли, услышав столь прямое напоминание об их отношениях. Да, они были братьями, но Зак, казалось, собирался вообще игнорировать этот факт. И то, что он решил не сообщать Алексу о своей помолвке, служило еще одним доказательством глубокого раскола. У Алекса что-то сжалось внутри, как будто грудь стянули тяжелыми цепями. Он внезапно почувствовал страшную усталость.

– Позвольте мне принести вам обоим мои искренние поздравления, – сказал он с вымученной улыбкой. – Но давайте покончим с бесконечной взаимной вежливостью, дорогая мисс Тэвисток. Я никогда не прощу себе, если вы простудитесь. К тому же мне тоже надо отдохнуть с дороги. – Повернувшись к Закери и стараясь говорить самым естественным тоном, Алекс добавил: – Если, конечно, твой дворецкий удосужится проводить меня в какую-нибудь свободную комнату.

Зак улыбнулся, и Алексу показалось, что эту улыбку он заслужил.

– Дед отлично научил Стиббса искусству обескураживать посетителей, – просто объяснил Зак, – особенно тех, которых он никогда до этого не видел. – Его прищуренные глаза, казалось, пронзили Алекса насквозь.

Алекс нахмурился. Брат действительно вел себя так, как будто их отношения прервал именно он, Алекс, а не сам Зак. Это чертовски раздражало его!

Обескураженный и встревоженный, чувствуя необходимость побыть одному и привести в порядок свои путаные мысли, он проворчал:

– Что ж, буду тебе весьма признателен, если ты заставишь старого грифона вспомнить о своих обязанностях и приготовить для меня спальню. Мне хочется переодеться перед прибытием поверенного.

– Разумеется, – с холодной вежливостью заверил его Зак. – Но ты уверен, что до конца отдал долг последней вежливости деду? – И его взгляд остановился за спиной Алекса.

– Да, не сомневайся, – ответил тот, борясь с соблазном напрямую высказать брату свои чувства.

Закери кивнул и направился к дворецкому Стиббсу, который по-прежнему стоял над душой все еще моющих пол горничных.

Глядя на уходящего Закери, Алекс почувствовал, как сердце сжимается от нового огорчения. Все эти долгие годы он сожалел о потере своего пятилетнего брата. Перед глазами Алекса всегда стоял маленький мальчик, хотя разумом он отлично понимал, что с каждым днем малыш становится все старше. Тот ребенок исчез навсегда, и он должен перестать сожалеть об этом. Но почему они так далеки друг от друга? Откуда эта пропасть, что пролегла между ними, ставшими уже взрослыми людьми?

– Господи, какой же я дурак, – негромко произнес он.

– Вы так думаете? – долетел до него чей-то шепот. На нижней ступеньке лестницы стояла Бесс. Она лукаво смотрела на него, и по понимающему выражению ее лица он понял – девушка услышала дурацкую фразу и догадалась, что с ним что-то происходит.

Смущенный тем, что обнаружил свою ранимость перед этой хохотушкой – невестой брата, Алекс сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.

– А разве нет, мисс Тэвисток? Я позволил себе надеяться на то, что мой камердинер прибудет сюда раньше меня и все приготовит. Коляска бедняги, должно быть, застряла в какой-нибудь трясине и он решил добираться более медленным, но надежным способом. Мне кажется, дорогая мисс, что я тут лишний, не так ли;

– Вы слишком большое значение придаете пустякам, виконт, – просто ответила Бесс, – время покажет, кто прав, а кто виноват. – Она повернулась и ушла, оставив Алекса размышлять над ее словами.