"Глубоководье" - читать интересную книгу автора (Деннинг Трой)

12. Черный лед

Черный сгусток волшебной энергии – результат неудачной попытки Миднайт использовать магию – несся по холмам Вересковой Пустоши. Там, где черный клубок касался земли, почва превращалась в черный лед. Магический шар скользнул по ветке клена – и сок застыл в стволе дерева; столкнулся с оленем – и кровь остановилась в жилах животного.

Однако спустя некоторое время черный клубок угодил в глубокий овраг и не смог выбраться оттуда. Он безуспешно катался с одного склона на другой, оставляя позади себя ленту черного льда. Овраг выходил в небольшой скалистый каньон, и магический шар, превращая маленькие ручейки в черные сосульки, катился как раз туда.

Тем временем подземный поток уносил Келемвара все дальше и дальше. Вскоре течение стало быстрее, и вода заполнила всю пещеру. Вначале Келемвар ничуть не смутился, поскольку успел набрать в легкие достаточно воздуха, и к тому же подземная река уже с десяток раз протаскивала его сквозь точно такие же туннели. Но пролетели две минуты, и легкие воина запросили свежего воздуха. В надежде найти хотя бы один воздушный карман Келемвар подплыл к потолку туннеля, но руки его тщетно скребли о каменный полог. Перед глазами замелькали желтые круги, и воин зажал рукой нос и рот. Еще минуту, а может и более, Келемвар оставался под водой.

Затем, когда он уже почти потерял сознание, поток остановил свой бег. Воин рванулся наверх, и бледные, зеленоватые лучи осветили воду – он все-таки выбрался из пещеры. Через пару секунд Келемвар вылетел на поверхность водной глади и судорожно задышал.

Горное озеро было размером с крупный пруд. Футах в ста от Келемвара находился маленький пляж. Справа от воина шумел водопад, низвергаясь в озеро с девяностофутового утеса. Речушка, питавшая водопад, бежала по дну узкого скалистого ущелья.

Отскакивая от склонов ущелья, нечто черное и круглое мчалось вниз по течению. И хотя Келемвар не видел разрушений, которые оставлял после себя черный шар, предчувствие чего-то ужасного овладело воином. Он поплыл к берегу, пытаясь превозмочь собственную слабость и тяжесть мокрой одежды. Остановился было, чтобы стянуть штаны и башмаки, но это заняло бы слишком много времени, и воин снова рванулся вперед.

Когда шар приблизился к водопаду, Келемвар находился на полпути к берегу. Речушка превратилась в каскад черного льда. Шар взмыл в воздух и плюхнулся в озеро.

Увидев, что произошло с водопадом, Келемвар, невзирая на жуткую боль в руках и ногах, поплыл быстрее. Черный клубок летел вниз. Всего двадцать – двадцать пять футов отделяли воина от линии берега, когда шар коснулся воды.

Под клубком появился круг черного льда. Шар поскакал дальше, пару раз коснувшись воды и оставив на ее поверхности еще два черных пятна. Выпрыгнув из озера, сгусток магической энергии помчался дальше, а черные круги начали быстро расширяться.

Келемвар продолжал плыть. В десяти футах от берега ледяные тиски обхватили щиколотку воина. Он выдернул ногу, приложил еще немного усилий – вот его руки уже коснулись дна. Внезапно вода вокруг него превратилась в лед. Он попробовал встать, но обнаружил, что его бедра и пояс зажаты в безжалостных объятиях льда. Пытаясь вырваться на свободу, Келемвар дернулся, но лишь плюхнулся обратно в воду; его подбородок ткнулся в песок у самой кромки озера.

Вода продолжала замерзать, и лед приближался к берегу, угрожая сковать все тело воина. Келемвар не мог допустить, чтобы это произошло. Он приподнялся над поверхностью озера и подождал, когда вода замерзнет под ним. Когда лед подкрался к рукам, воин поставил их на берег, продолжая держать тело над водой.

Наконец лед остановился. После непродолжительной тишины берега озера вдруг громко затрещали, приспосабливаясь к увеличившемуся объему замерзшей воды. Лед приподнялся на несколько дюймов и сдвинулся на три фута вперед, вытаскивая Келемвара, застрявшего в ледяном капкане, на берег.

Ожидая, что будет происходить дальше, воин обдумал положение, в котором очутился. От талии до колен он был скован льдом. Ниже колен ноги оставались свободными от льда, и воин мог шевелить ступнями. Судя по всему, толщина льда не превышала шести дюймов.

Впереди толстое одеяло белого снега покрыло пучки прибрежной травы и многочисленные древесные обломки, разбросанные по берегу. Дальше поднимался крутой, высотой в десять футов, песчаный уступ. Тонкий слой почвы на нем обеспечивал жалкое существование нескольким кривым карликовым соснам, наполнявшим воздух каким-то сладким, похожим на запах лимона ароматом.

Само озеро занимало глубокую впадину на Вересковой Пустоши. Слева от Келемвара одинокий ручей – теперь замерзший и черный – вытекал из крошечного озера. Единственным видимым источником, питавшим озеро, был застывший водопад, но Келемвар знал, что в озеро впадает и подземная река.

Пытаясь как-то выбраться из ледяного плена, Келемвар дернулся вперед и попытался сломать ледяные оковы. Когда же попытка не увенчалась успехом, воин громко и яростно закричал.

Подхваченный эхом вопль вскоре вернулся обратно – такой же четкий и ясный. Это эхо привело воина лишь в еще большее отчаяние. Келемвар снова пронзительно закричал и зарылся пальцами в песок, подтягиваясь к утесу и вкладывая в это все силы. Спина и плечи заныли от боли. Руки, одеревеневшие от долгого плавания, налились тяжестью и не слушались. Но все же воин не сдавался.

Внезапно Келемвар задрожал – только тут он осознал, что жутко замерз. Воздух больно жалил пальцы и лицо, а туловище кололи липкие иголочки льда. Холод пронизывал воина до самых костей, опаляя ягодицы и бедра леденящим дыханием.

Но больше всего Келемвар боялся за ноги. Несмотря на хорошо промасленные башмаки, ноги совершенно промокли. Воин подозревал, что покалывание в пальцах является первым признаком обморожения. Келемвар знал, что может лишиться ступней, а может, даже замерзнет до смерти, если в скором времени не выберется из ледяного плена.

Вдруг на нижнюю ветку ближайшей сосны уселся ворон и голодными глазками уставился на плененного воина. Келемвар шикнул на птицу, однако та продолжала сидеть на дереве, вежливо дожидаясь смерти беспомощного человека. Ворон мог позволить себе быть терпеливым. Судя по лоснящимся перьям и упитанной тушке, птичка любила хорошо покушать.

Келемвару совсем не нравилось, что на него смотрят так, будто он – баранья нога.

– П-прилетай з-завтра! – выкрикнул он, заикаясь от холода. – Я все равно никуда не денусь.

Ворон моргнул, но остался на месте. Спешить с обедом не было нужды, однако птица не собиралась делиться добычей с другими падальщиками.

– Оставь меня, – прорычал Келемвар, пытаясь взмахом руки прогнать птицу. – Дай умереть с честью!

Ощущение беспомощности поразило воина. Он не принадлежал к числу тех, кто сдается до окончания битвы, и никогда прежде не испытывал этого чувства.

Воин не стал обдумывать свои страхи. Много раз он смотрел в лицо смерти, но никогда не чувствовал себя таким подавленным, как сейчас. Келемвара пугало нечто более страшное, чем смерть. Воин тщетно убеждал себя в том, что именно судьба доставшейся мертвецам таблички повергает его в уныние.

Однако он знал, что обманывает себя. Келемвар осознавал, конечно, всю важность возвращения Камня Судьбы Хельму, но все же потеря таблички не вызвала бы таких мук. Истинной причиной его подавленности были смерть Адона и отсутствие известий о судьбе Миднайт. Воин не имел никакой возможности узнать, что произошло с чародейкой, но был уверен, что ей не удалось избежать водоворота.

«Хватит рассуждать, – подумал воин. – Хватит. Еще не все потеряно». Внезапно Келемвар ощутил сильное желание уснуть, поскольку, проснувшись, мог бы обнаружить, что все эти зомби, подземная река и водоворот были лишь дурным сном.

Но воин не смел сомкнуть глаз. Даже сквозь все возрастающее чувство сонливости он понимал, что сон в ледяном плену скорее всего закончится смертью.

Дрожь прошла, и мышцы начали коченеть. Келемвар осознавал, что приближается к смерти. Он забил ногами, затем ударил по черному панцирю льда, лежавшего под его грудью.

Лед не раскололся и не треснул, даже не покрылся паутинкой тоненьких трещинок. Воину казалось, что он умер. «Я превращаюсь в живой труп, – подумал Келемвар, – как те зомби из каравана». Воин хмуро усмехнулся своей полуоформившейся мысли.

Однако перспектива превращения в зомби была лучше судьбы, постигшей Адона и Миднайт.

«Забудь об этом, – мысленно приказал себе Келемвар. – Размышления о прошлом не принесут ничего, кроме новых страданий. Сначала выживи, потом размышляй».

Впрочем, сказать проще, чем сделать. Если бы Келемвар не настоял на защите каравана, не был бы так упрям, его друзья остались бы живы. Но воин, как всегда, проявил упрямство. Теперь он считал, что, скорее всего, заслужил подобную смерть в оковах льда.

– Принеси хотя бы какой-нибудь кинжал или острый камень, – пробурчал Келемвар, обращаясь к птице. – Я же не могу убить себя голыми руками.

Ворон вскинул голову, взъерошил перья и уставился на воина весьма неодобрительным взглядом.

Келемвар протянул руку и схватил большой обломок дерева. Ворон приготовился взлететь, но воин не собирался атаковать птицу. Замахнувшись поднятым суком, словно дубиной, воин повернулся вправо и ударил по льду.

Громкий треск пронесся над озером, отразившись от утеса на противоположном берегу. Келемвар попробовал пошевелить ногой, но она совершенно не двигалась. Он замахнулся корягой и ударил вновь. По оледеневшей поверхности озера снова прокатился громкий треск. Деревянная дубинка раскололась надвое, и одна ее часть заскользила по льду, оставив в руке воина кол в два фута длиной.

Несколько раз каркнув, ворон слетел с дерева на берег и приземлился так, чтобы Келемвар не смог достать его, затем каркнул еще раз.

Воин хотел было запустить в птицу деревяшкой, но быстро передумал. Деревянный обломок был неважным оружием, но только оно и имелось у воина в данный момент. Вместо того чтобы швырнуть палку в ворона, Келемвар крепко сжал ее наподобие кинжала и острым концом ударил по льду.

Черный лед немного поддался, и воин ударил снова и снова; с каждым разом движения его становились все неувереннее. Келемвар остановился, чтобы взглянуть на то, чего он достиг. Острый конец деревяшки превратился в мягкую кисть. Рука тряслась от усталости, однако тело немного согрелось.

Черный лед поддался совсем чуть-чуть. Он был гораздо прочнее дерева, и все усилия воина расколоть его оказались напрасными. Чтобы освободиться, Келемвар должен был найти что-нибудь потверже, чем деревянная палка.

Келемвар подумал о кремне и железном огниве, хранящихся в кожаном мешочке на шее, но быстро отказался от этой мысли: кремень и огниво были слишком маленькими и годились лишь для того, чтобы развести огонь. Они могли бы сослужить хорошую службу в качестве наконечников, однако воину нечем было примотать их к палке. Кроме того, кремень и огниво непременно потерялись бы, если бы случайно слетели с деревяшки, а Келемвар не мог пойти на такой риск. Если он освободится, кремень и огниво потребуются ему, чтобы развести костер. А если уж он совсем ничего не придумает, можно будет попробовать поцарапать кремнем лед, хотя Келемвар знал, что это бесполезная трата сил.

Он внимательно вгляделся в берег. С помощью затупившегося обломка деревяшки воин мог дотянуться до некоторых предметов. К несчастью, единственными объектами на берегу были только другие палки, да еще ворон. Волна отчаяния нахлынула на Келемвара, когда он понял, что для своего спасения не может сделать ровным счетом ничего, поскольку лед был слишком толстым и прочным. Воин приготовился умереть, как и его друзья…

«Нет, не думай о них, – снова сказал он себе. – Эти мысли окончательно расстроят тебя, доведут до самоубийства».

А Келемвар хотел жить. Как это ни удивляло его, он совершенно определенно хотел жить.

Ворон подскочил поближе, оказавшись в пределах досягаемости руки воина. Птица сделала вид, что не замечает Келемвара, хотя нельзя было сказать точно, куда глядят ее черные глазки. Может быть, ворон просто испытывал воина, пытаясь определить, сколько еще времени он протянет.

– Я не спешу стать твоим обедом! – прогремел Келемвар.

Ворон вскинул голову, раскрыл клюв и зашипел. Воин представил, как этот клюв выклевывает ему глаза, как острые когти впиваются ему в щеки и нос…

Затем у Келемвара появилась идея, рожденная не столько мудростью, сколько отсутствием способности рассуждать хладнокровно – способности, которая исчезает в преддверии смерти. Воин принялся царапать лед ногтями, но вскоре остановился, отковыряв лишь ничтожный кусочек. Даже сквозь дурман Келемвар понимал, что погибнет гораздо раньше, чем сумеет расковырять лед ногтями.

Но когти ворона были острее. Да и клюву птицы можно было найти много областей применения.

Словно погрузившись в собственные мысли, ворон краем глаза следил за Келемваром.

– По-моему, пора вздремнуть, – сказал Келемвар, чувствуя, насколько невнятной стала его речь. Скорее всего, ворон не разобрал ни слова.

Птица, разумеется, не подала ни единого знака, свидетельствующего о том, что она поняла слова воина.

Келемвар опустил голову на руки, оставив один глаз чуть приоткрытым, чтобы следить за птицей. Склонив голову, воин почувствовал приятное облегчение и отметил, что ему стало теплее. Его одолевал сон, и Келемвар решил, что усталость после продолжительного поединка с подземной рекой в конце концов дала о себе знать. Он закрыл оба глаза.

Прошло минут десять, и ворон решил проверить, не умер ли человек. Взмахивая крыльями, птица дважды поднималась в воздух и на некоторое время зависала над воином. Наконец ворон уселся на лед в футе от головы Келемвара и заглянул ему в лицо. Человеческие глаза остались закрытыми, а дыхание было очень слабым, почти незаметным.

Ворон скакнул вперед и клюнул воина в нос. Келемвар не шелохнулся, и тогда ворон клюнул снова. На этот раз клюв отхватил маленький кусочек плоти.

Келемвар тотчас проснулся и увидел перед собой черную птицу. Несмотря на абсолютную пустоту в голове, он понял, что именно ворон причинил ему боль. Правая рука воина инстинктивно обхватила блестящее черное тело. Одновременно его левая рука сжала птичью лапу, и воин почувствовал, как хрустнула косточка.

Ворон закаркал и начал отбиваться свободной лапой. Келемвар зажмурился, и острые когти впились ему в бровь. Воин громко заорал, но птица лишь еще сильнее впилась в его лицо, пытаясь добраться до глаз.

Келемвар отпустил ворона и закрыл лицо руками. Захлопав крыльями, падальщик взвился в воздух. Смахнув кровь, воин посмотрел птице вслед – поединок пробудил тело Келемвара, и воин начал соображать гораздо лучше.

– Ощипанная курица! – крикнул Келемвар вслед ворону, ощупывая раны на лбу.

Птица описала в воздухе несколько кругов и улетела в западном направлении. С некоторой тревогой воин отметил, что солнце клонится к горизонту, а значит, через два часа станет темно.

Келемвар почувствовал страх и одиночество – он даже пожалел о том, что прогнал птицу. Ворон хоть и дожидался его смерти, но вместе с тем составлял воину компанию.

Келемвар почувствовал, что ноги его онемели от бедер до самых кончиков пальцев. Кисти рук приобрели синий оттенок. Угроза превращения в кусок льда нависла над ним. Воин начал размахивать руками и пытаться разогреть ноги.

Однако эта попытка явилась лишь временным решением проблемы. Если он намеревается выжить, ему необходимо согреться. К счастью, все необходимое для этого у него под рукой.

Втайне понадеявшись, что ему в голову пришла не очередная безрассудная идея, порожденная холодом, Келемвар начал собирать дрова, необходимые для костра. Воин стряхивал снег с пучков травы и вырывал их. Засовывая траву под рубаху, он рвал сухие стебли, пока рубаха не стала походить на матрас. Воин продолжал работать руками скорее инстинктивно, нежели сознательно: за свою жизнь он развел не менее тысячи костров и теперь доверял интуиции больше, чем затуманенному разуму.

Далее Келемвар собрал все ветки и прочие деревяшки, какие только нашлись поблизости, отделив маленькие сучки от больших. Через несколько минут появилось несколько кучек деревянных обломков. И наконец он выбрал шесть самых крупных палок и положил рядом друг с другом так, чтобы получилась маленькая платформа. Из опыта воин знал, что пламя, когда костер разгорится во всю силу, сразу превратит лед в пар. Но вначале огонь следовало держать подальше ото льда.

Келемвар достал пучок травинок, энергично растер их между ладонями, подсушил траву и положил на платформу из деревяшек. Он повторял этот процесс до тех пор, пока не получил маленькую горку сухой пыли. Затем воин достал кремень и огниво и стал чиркать ими друг о друга. Спустя пять мучительных, полных сомнений минут искра упала на траву. Сначала одна травинка, затем две, затем несколько занялись огнем. Воин добавил еще травы, а после того как она разгорелась, взял в руки несколько веточек и стал держать их над огнем, чтобы они просохли.

Еще через полминуты Келемвар задрожал – холод постепенно отступал. Он больше не мог держать ветки, а потому положил их в огонь. Деревяшки сперва задымились, затем одна занялась пламенем. Воин осторожно подул на костер, и две другие веточки тоже загорелись.

Келемвар убрал кремень и огниво. Пролетели минуты, и вот уже оранжевые языки водили хоровод перед воином. Легкий ветерок вился вокруг его тела, бросая пепел и дым прямо в лицо. Дым разъедал глаза и вызывал кашель, но это было неважно. Сейчас запах гари для Келемвара был подобен аромату розовой воды, а кашель служил лишь скромной платой за обогрев. Вскоре дрожь прекратилась, и воин почувствовал тепло.

Уже через десять минут к Келемвару вернулся рассудок. По-прежнему ощущалась усталость, ноги совершенно онемели, однако сонливость исчезла. Костер растопил в черном льду маленькую лужицу, и воин утешился тем, что этот лед тает так же, как и обычный. Теперь оставалось только найти способ разбить его.

Келемвар подумал было, что надо развести костер рядом с тем местом, где его бедра исчезали в замерзшем озере. Однако он не мог бы собрать столько веток и древесных обломков, чтобы растопить толстый слой льда. Единственное, что оставалось воину, – это расколоть лед, а значит, нужно было найти что-нибудь потверже.

Всякого рода камни, валуны и булыжники окружали озеро со всех сторон, однако в пределах досягаемости не оказалось ни одного камушка. Все они были погребены под песком пляжа.

Если бы Келемвар по-прежнему замерзал от холода, все глубже погружаясь в забытье, он, вероятно, не заметил бы промелькнувшей в его голове идеи. Но теперь воину было тепло; мысли больше не путались, и Келемвар испытывал даже некий подъем. Полный решимости, воин схватил самую крепкую из лежащих рядом деревяшек и принялся рыть песок.

Не углубившись и на шесть дюймов, Келемвар наткнулся на первый камень. Это был круглый, размером с ладонь булыжник, пригодный разве что для метания, но не подходящий для раскалывания льда. Келемвар продолжал копать.

Второй камень был получше – примерно тех же размеров, но только с зазубренными краями. Воин отложил его в сторону.

На глубине около фута Келемвар нашел то, что искал. Третий камень представлял собой темно-серый, ничем не примечательный булыжник. Однако воину он показался краше любого бриллианта. Камень был большим, но имел как раз такие размеры, что воин вполне мог поднять его одной рукой. Один конец булыжника заканчивался маленьким острым конусом, другой был широким и идеально подходил под руку.

Келемвар взял булыжник и ударил им по льду возле бедра. Черные осколки разлетелись в стороны.

Воин еще десяток раз опустил камень, пытаясь заставить лед треснуть. Черные брызги так и летели из-под булыжника, однако лед держался.

Над вершиной утеса захлопали крылья. Знакомый ворон уселся под деревом, держа левую лапку над землей.

– Извини за ногу, – сказал Келемвар, взглянув на сломанную лапку.

Ворон наклонил голову и, устав стоять на одной ноге, сел на землю, словно в гнездо. Воин улыбнулся и замахнулся камнем.

– Обед, кажется, откладывается, – добавил Келемвар.

Голова птицы пару раз качнулась. Будь разум воина затуманен, возможно, он расценил бы этот неуклюжий жест как знак согласия, будто бы ворон ответил: «Откладывается, но не отменяется».

Келемвар решил не обращать внимания на птицу и начал колоть лед под грудью, где он был тоньше. К радости воина, ему удалось отколоть большой зазубренный кусок. Разбивая лед от этого скола в направлении поясницы, воин смог положить начало трещине, ведущей к его правому бедру.

Келемвар трудился в течение двадцати минут, временами останавливаясь, чтобы подбросить в огонь пару веток. За это время воину удалось увеличить трещину, и она протянулась уже к середине его бедра. Когда солнце спряталось за холмами и небо окрасилось в розовый цвет, огонь уже глубоко растопил под собой лед. Костерок погрузился под воду, оставив в двух футах слева от воина шипящую и дымящуюся полынью.

– Нет! – воскликнул Келемвар.

Но лишь холодный стон ветра стал ответом на его крик.

Воин сразу начал мерзнуть. Он попытался вырваться из льда, надеясь, что проделанной в нем трещины достаточно, чтобы оказаться на свободе, но не сдвинулся с места.

Келемвар потянулся за травой для нового костра, но оказалось, что почти вся она уже использована. Хуже того, всего несколько деревяшек валялось в пределах его досягаемости. Даже если воин и развел бы новый костер, его не хватило бы на всю ночь.

Келемвар стукнулся лбом об лед и громко выругался. Холод снова стал кусать его за пальцы – в теле воина осталось совсем немного тепла. В конце концов он позволил себе сделать невероятное, выбивающее землю из-под ног предположение: он был не прав, настаивая на оказании помощи каравану. Упрямство Келемвара привело к смерти Адона, а возможно, погубило и Миднайт.

– Друзья! – закричал Келемвар. – Простите меня! Пожалуйста, Миднайт!… Миднайт!

Он выкрикивал ее имя снова и снова, пока наконец не смог больше слышать отзвуков вторившего ему многоголосого эха.

Когда Келемвар замолчал, ворон спрыгнул вниз и приземлился, предусмотрительно выбрав место подальше от ловких рук воина. Каркнув три раза, птица будто предложила Келемвару сдаться и умереть.

Нетерпение ворона взбесило воина.

– Еще не время, курица! – рыкнул он.

Келемвар схватил первый из выкопанных им камней – маленький и круглый – и запустил им в птицу. Хотя камень и не попал в цель, ворон понял намек и ускакал в темноту. После того как вредная птица скрылась, Келемвар подобрал булыжник и яростно ударил по льду слева от себя. «Если уж умирать, – решил воин, – то сражаясь до последнего вздоха».

Келемвар был так разгневан, что не заметил крошечных трещинок, остававшихся во льду после его ударов. Через пять минут длинная трещина пролегла от бедер воина до отверстия, оставшегося от костра.

Потребовалось еще десять минут, чтобы расширить пролом.

И когда теплые краски сумерек уступили фиолетовым тонам ночи, кусок льда под грудью у Келемвара откололся. Воин рванулся вперед – лед более не удерживал его в своих объятиях. Келемвар вытащил свое тело на берег и принялся собирать траву и деревяшки.

Разведя костер, он снял с себя замерзшие штаны и башмаки, чтобы осмотреть ноги. Бедра и голени побелели и покрылись темными пятнами, но все же Келемвар полагал, что в тепле они отойдут. Ступни выглядели хуже. Они были совсем белыми, онемевшими и холодными на ощупь.

На долю воина выпало достаточное число походов в северные края, чтобы он мог с первого взгляда определить сильное обморожение.