"Бег вслепую" - читать интересную книгу автора (Бэгли Десмонд)

5

В те далекие, скрытые от нас во мраке времена, когда боги были молодыми, как-то раз Один[4] объезжал арктические просторы, и его верный конь Слейпнир, споткнувшись, опустил копыто на Северную Исландию. То место, где копыто ударилось о землю, теперь известно как Асбьюрги. Так гласит легенда, но мои друзья геологи имеют на этот счет свое мнение.

Асбьюрги представляет из себя имеющую форму копыта геологическую структуру около двух миль в поперечнике. В ее пределах деревья, защищенные здесь от пронзительного ветра, имели благоприятные условия для роста и некоторые из них достигали в высоту двадцати футов, что необычно для Исландии. Этот покрытый зеленью участок плодородной земли приютился между окружающих его со всех сторон отвесных каменных стен. В Асбьюрги не было ничего примечательного, кроме связанной с этим местом легенды и непривычного вида зеленеющих деревьев, но туристы бывали здесь часто, хотя и не останавливались здесь на ночь. И что наиболее важно, это место находилось в стороне от больших дорог.

Мы протиснулись в Асбьюрги через узкий проход по колее, накатанной колесами заезжающих сюда машин, и вскоре оказались на поляне, окруженной густыми зарослями деревьев, где и разбили свой лагерь. Когда это позволяли погодные условия, мы во время наших поездок имели обыкновение спать на земле, поэтому я установил тент, прикрепив его с одной стороны к "лендроверу", после чего достал из машины надувные матрасы и спальные мешки, в то время как Элин занялась приготовлением ужина.

Возможно, мы обустраивали свою лагерную жизнь с некоторыми элементами сибаритской роскоши, поскольку оба не любили испытывать неудобства. Я установил раскладные кресла и стол, на который Элин поставила бутылку "скотча" вместе с парой стаканов, после чего присоединилась ко мне, перед тем как зажарить бифштекс. Говядина в Исландии тоже являлась предметом роскоши, но я в ней себе не отказывал, чтобы не возненавидеть навсегда баранину.

Кругом царили тишина и спокойствие, и мы сидели, наслаждаясь вечером, смакуя терпкое виски, ведя бессвязную беседу о вещах, бесконечно далеких от того, что занимало наши умы. Я думаю, мы оба нуждались в отдыхе от гнетущей нас проблемы, связанной со Слейдом и его проклятым свертком, и процесс установки нашего лагеря был возвращением к тем счастливым дням, наступления которых мы так нетерпеливо ждали.

Элин отошла, чтобы приготовить ужин, и я налил себе еще выпить и задумался над тем, как мне от нее избавиться. Если она не согласится покинуть меня добровольно, тогда, возможно, лучшим способом будет улизнуть из лагеря на рассвете, оставив ей пару банок консервов и флягу с водой. С этими запасами и спальным мешком она вполне сможет продержаться день-два, пока кто-нибудь не приедет в Асбьюрги и не вернет ее обратно к цивилизации. Она, конечно же, будет неистовствовать, как настоящая фурия, но зато останется жива.

Потому что залечь на дно было недостаточно. Я должен стать легко доступным – сделать из себя некое подобие жестяной утки в тире, так чтобы этот кто-то захотел нанести по мне удар. Когда начнутся боевые действия, Элин лучше находиться от меня подальше.

Элин принесла тарелки, и мы принялись за еду. Через некоторое время она спросила:

– Алан, почему ты покинул ... Департамент?

Моя вилка повисла в воздухе.

– У меня были расхождения во взглядах, – ответил я коротко.

– Со Слейдом?

Я медленно положил вилку.

– Да – со Слейдом. Я не хочу про это говорить, Элин. Она ненадолго задумалась, а потом сказала:

– Может быть, будет лучше, если ты все расскажешь. Тебе, наверное, нелегко держать свои мысли на замке.

Я беззвучно рассмеялся.

– Как забавно! Говорить такое агенту Департамента! Ты когда-нибудь слышала об Официальном Секретном Акте?

– Что это?

– Если Департаменту станет известно, что я разглашаю сведения о своей службе, то остаток своих дней мне придется провести в тюрьме.

– Какая ерунда! – воскликнула она пренебрежительно. – Ко мне это не относится.

– Попробуй объяснить это сэру Давиду Таггарту, – предложил я. – Я и так уже рассказал тебе более чем достаточно.

– Тогда почему бы тебе не рассказать все до конца? Ты ведь знаешь, я не буду болтать.

Я посмотрел вниз на свою тарелку.

– По своей собственной воле. Я не хочу, чтобы у кого-нибудь появилось желание сделать тебе больно, Элин.

– Кто может сделать мне больно? – спросила она.

– Например, Слейд. Еще есть один тип, которого зовут Кенникен, и существует вероятность, что он тоже находится где-то поблизости, но я надеюсь, что это не так.

Элин произнесла медленно:

– Если я когда-нибудь выйду замуж, то моим мужем будет человек, у которого нет секретов. Это нехорошо, Алан.

– Так, выходит, ты думаешь, что поделиться с кем-то своей проблемой – значит уменьшить ее наполовину. Вряд ли Департамент с тобой в этом согласится. Власти отнюдь не считают исповедь наилучшим средством для улучшения душевного самочувствия, и они с подозрением относятся к католическим священникам и психоаналитикам. Но коли ты настаиваешь, я расскажу кое-что – то, что не будет для тебя слишком опасным.

Я отрезал от своего бифштекса очередной кусок.

– Эта операция проводилась в Швеции. Я был членом группы контршпионажа, которая пыталась проникнуть в аппарат КГБ в Скандинавии. Операцией руководил Слейд. Я должен сказать про Слейда одну вещь: он очень умен – обладает хитростью и коварством и обожает изобретать всяческие уловки, способные привести к победе.

Я обнаружил, что потерял аппетит, и отодвинул тарелку в сторону.

– Боссом оппозиции был человек по имени В.В. Кенникен, и я подобрался к нему достаточно близко. Он считал, что я швед финского происхождения, которого зовут Стюартсен, парень с одурманенными мозгами, желающий, чтобы его использовали. Ты знаешь, что я родился в Финляндии?

Элин покачала головой.

– Ты мне не рассказывал.

Я пожал плечами.

– Наверное, я пытался забыть об этой части своей жизни. Как бы то ни было, проделав большую работу и изрядно натерпевшись страха, я оказался внутри аппарата и был принят Кенникеном. Не то чтобы он мне доверял, он просто использовал меня на второстепенной работе, и я собрал большое количество информации, которую должным образом передал Слейду. Но не это являлось моей главной целью. Я уже находился близко к Кенникену, но все еще не достаточно близко.

Элин сказала:

– Ужасная история. Меня не удивляет, что ты был испуган.

– Большую часть времени я испытывал смертельный страх, что обычно для двойного агента. – Я сделал паузу, пытаясь найти простой путь для того, чтобы объяснить сложную ситуацию. Я произнес осторожно: – Настало время, когда мне пришлось убить человека. Слейд предостерег меня, передав, что мое прикрытие под угрозой провала. Он сообщил, что человек, способный меня разоблачить, еще не успел доложить об этом Кенникену, и поэтому необходимо его ликвидировать. Что я и сделал при помощи бомбы. – Я сглотнул. – Я даже никогда не видел человека, которого убил, – я просто подложил бомбу в его машину.

В глазах Элин стоял ужас. Я сказал хрипло:

– А что ты думала? Мы там не в ладушки играли.

– Но убить человека, которого ты не знаешь – которого даже никогда не видел!

– Так значительно легче, – сказал я. – Спроси любого пилота-бомбардировщика. Но дело не в этом. Дело в том, что я поверил Слейду, а человек, которого я убил, оказался британским агентом – человеком с моей стороны.

Элин смотрела на меня как на какое-то отвратительное насекомое, выползшее из-под камня. Я продолжил:

– Я связался со Слейдом и спросил его, что, черт возьми, происходит. Он сказал, что этот человек был внештатным агентом, которому не доверяла ни одна сторона – положиться на него стало просто невозможно. Слейд посоветовал мне рассказать Кенникену о том, что я сделал, и после этого мои акции резко пошли в гору. По-видимому, Кенникен знал, что из его организации происходит утечка информации, и существовало достаточно доказательств, указывающих на человека, которого я убил. Так я стал одним из его голубоглазых мальчиков – он полностью мне доверял, – и это было ошибкой, поскольку нам удалось полностью разрушить его агентурную сеть.

Элин перевела дыхание.

– И это все?

– Нет, черт возьми, это не все! – воскликнул я с отчаянием. Я протянул руку за бутылкой виски и обнаружил, что мои пальцы трясутся. – Когда все закончилось, я вернулся в Англию. Меня поздравили с хорошо проделанной работой. Скандинавская ветвь Департамента находилась в состоянии эйфории, и я оказался чуть ли не главным героем! Затем я узнал, что человек, которого я убил, вовсе не являлся внештатным агентом. Его имя – если это имеет значение – было Биркби, и он работал в Департаменте, так же как и я.

Я плеснул виски в стакан.

– Слейд переставлял нас, как шахматные фигуры. Ни Биркби, ни я не смогли проникнуть в организацию Кенникена так глубоко, как ему хотелось, поэтому он решил пожертвовать одной пешкой, чтобы продвинуть другую на более выгодную позицию. Но мне показалось, что Слейд играл не по правилам – это было так, как если бы шахматист смел с доски одну из собственных фигур, чтобы поставить мат противнику.

Элин спросила дрожащим голосом:

– Неужели в вашем грязном мире еще существуют какие-то правила?

– Совершенно верно, – сказал я. – В нем нет правил. Но мне казалось, что они существуют. – Я проглотил неразбавленное виски и почувствовал жжение в горле. – Я попытался поднять шум. Но никто, разумеется, не стал меня слушать – работа была выполнена успешно, и про нее уже успели забыть, так как теперь предстояло приступить к осуществлению еще более грандиозных планов. Слейд провернул операцию, и никто не хотел углубляться в то, как он это сделал. – Я невесело рассмеялся. – Он получил повышение, и копаться в грязи теперь было бы бестактно – тень могла пасть на начальство, которое его продвинуло. Я стал помехой, от которой следовало избавиться.

– Так, значит, они от тебя избавились, – произнесла она без выражения.

– Если бы Слейд мог принимать решения, то от меня избавились бы другим путем – навсегда. Он сам сказал мне об этом не так давно. Но в те дни он занимал не слишком высокую должность в организации и не обладал достаточным весом. – Я посмотрел на дно стакана. – Ну а тогда все объяснили тем, что у меня произошел нервный срыв.

Я поднял глаза на Элин.

– Отчасти это была правда – я бы сказал пятьдесят на пятьдесят. Долгое время я находился в состоянии сильного нервного напряжения, и случай с Биркби оказался последней каплей. Кроме того, для таких, как я, у Департамента имелся госпиталь с ручными психиатрами. Прямо сейчас где-то там у них хранится мое досье, материалы которого привели бы в ужас старика Фрейда. Если я переступлю черту, то сразу же найдется психиатр, готовый доказать: я страдаю целым комплексом нервных заболеваний от энуреза до параноидальной мании величия. Кто усомнится в доказательствах, представленных выдающимся медицинским светилом?

Элин была разгневана.

– Но это неэтично! Ты так же безумен, как я!

– Здесь не существует правил – помнишь? – Я налил себе очередную порцию виски, на этот раз более спокойно. – В общем, мне позволили уйти в отставку. В любом случае, я стал бесполезен для Департамента, так как превратился в некую аномалию – хорошо известного секретного агента. Я уполз в Шотландский глен зализывать раны. Мне казалось, что я в безопасности, до тех пор пока не появился Слейд.

– И не начал шантажировать тебя Кенникеном. Он способен сообщить Кенникену, где ты находишься?

– В этом для него не будет ничего нового. И Кенникен имеет достаточно вескую причину для беспокойства. Дело в том, что теперь он ни на что не способен с девушками – и обвиняет в этом меня. Я жив только потому, что он не знает, где меня найти.

Я подумал о нашей последней встрече в сумраке шведского леса. Я знал, что не убью его, я понял это, как только нажал на курок. Снайперы обладают любопытным дополнительным чувством, которое заранее говорит им, попадут ли они в свою цель, и я знал, что пуля пошла слишком низко, и она только ранит его. Ранение оказалось весьма особенным, и мне не приходилось ожидать пощады от Кенникена, если он меня поймает.

Элин смотрела в сторону от меня, на освещенную уходящим за горизонт солнцем маленькую поляну, тишину и спокойствие которой нарушало только сонное чириканье птиц, подыскивающих себе пристанище на ночь. Она поежилась и обняла себя за плечи.

– Ты пришел из другого мира – мира, которого я не знаю.

– Это тот мир, от которого я пытаюсь тебя защитить.

– Биркби был женат?

– Не знаю, – ответил я. – Одна мысль приходит мне на ум. Если бы Слейд решил, что Биркби имеет лучшие шансы подобраться к Кенникену, тогда он, выдвинув ту же самую причину, приказал бы ему убить меня. Порой мне кажется, что так было бы лучше.

– Нет, Алан!

Элин подалась вперед и сжала мою руку.

– Никогда не думай так.

– Не беспокойся, у меня нет предрасположенности к самоубийству, – сказал я. – Ну вот, теперь ты знаешь, почему я не люблю Слейда и почему я ему не верю – и почему у меня вызывает подозрение вся эта необычная операция.

Элин внимательно посмотрела на меня, по-прежнему сжимая мою руку.

– Алан, кроме Биркби, ты убивал кого-нибудь еще?

– Да, убивал, – произнес я медленно.

Ее лицо напряглось, и рука, скользнув вниз, отпустила мою ладонь. Она медленно кивнула.

– Я должна о многом подумать, Алан. Я хочу немного прогуляться. – Она поднялась. – Одна, если ты не возражаешь.

Я проводил взглядом ее фигуру, удаляющуюся в сторону деревьев, и, взяв в руки бутылку, подумал о том, не выпить ли мне еще. Посмотрев на уровень жидкости, я обнаружил, что мои четыре безразмерные дозы почти наполовину опустошили бутылку. Я поставил ее на место – я никогда не верил в то, что смогу утопить свои проблемы в алкоголе, и сейчас было не время для того, чтобы попытаться это попробовать.

Я знал, что происходило с Элин. Для любой женщины было бы большим потрясением узнать, что мужчина, которого она пустила в свою постель, узаконенный убийца, неважно насколько оправданны были его действия. Я не испытывал иллюзий по поводу того, что мой случай является особенным – только не для Элин. Что мирная исландка могла знать о сумрачных глубинах неутихающей подпольной войны между целыми нациями?

Я собрал грязную посуду и начал ее мыть, думая о том, как она поступит. В мою пользу были только летние месяцы, которые мы проводили вместе, и я надеялся, что те счастливые дни и ночи перевесят в ее мысленном балансе. Я, надеялся, что то, что она узнала обо мне как о мужчине, о своем возлюбленном, и как о человеческом существе будет значить для нее больше, чем мое прошлое.

Я закончил уборку и закурил сигарету. День медленно угасал, и наступали долгие летние сумерки ночи северных широт. По-настоящему так и не стемнеет – очень скоро должен наступить день летнего солнцестояния, – и солнце скроется совсем ненадолго.

Я увидел, что Элин возвращается, ее белая рубашка замелькала среди деревьев. Приблизившись к "лендроверу", она посмотрела на небо.

– Уже поздно.

– Да.

Она остановилась, расстегнула спальные мешки, а затем застегнула их снова, соединив в один большой мешок. Когда она повернула ко мне голову, ее губы были изогнуты в полуулыбке.

– Иди в постель, Алан, – сказала она, и я понял, что ничего не потеряно, и все снова будет в порядке.

Позднее этой ночью мне в голову пришла одна идея. Я расстегнул свою сторону спального мешка и выкатился наружу, стараясь не беспокоить Элин. Она спросила сонным голосом:

– Что ты делаешь?

– Мне не нравится, что загадочная коробка Слейда осталась неубранной, я собираюсь ее спрятать.

– Куда?

– Куда-нибудь под раму автомобиля.

– Это не может подождать до утра?

Я натянул свой свитер.

– Я способен сделать это и сейчас. Я не хочу спать – мне слишком многое нужно обдумать.

Элин зевнула.

– Я могу тебе помочь – подержать фонарик или еще что-нибудь?

– Спи спокойно. – Взяв металлическую коробку, рулон изоленты и карманный фонарик, я подошел к "лендроверу". Исходя из предположения, что коробка должна оставаться в легко доступном месте, я примотал ее к внутренней поверхности заднего бампера.

Я уже почти закончил свою работу, когда случайное движение моей руки за бампером заставило меня остановиться, так как мои пальцы наткнулись на что-то, резко подавшееся в сторону.

Я чуть не свернул себе шею, пытаясь увидеть, что это такое. Скосив глаза, в луче фонарика я увидел еще одну металлическую коробочку, но значительно меньших размеров и покрашенную зеленой краской, в тот же цвет, что и "лендровер", но это, несомненно, не было стандартным оборудованием, поставляемым компанией Ровер.

Я осторожно сжал ее пальцами и вытащил наружу. Одна сторона маленького куба была намагничена – так, чтобы он мог держаться на металлической поверхности, и, сжимая его в своей руке, я понял, что кто-то проявил большое хитроумие.

Это был радиоклоп типа "бамперный маяк", и в данный момент он посылал во все стороны равномерный сигнал, крича: "Я здесь! Я здесь!" И всякий человек с радиопеленгатором, настроенным на нужную частоту, мог в любой момент легко определить точное местонахождение "лендровера", просто повернув выключатель.

Выбравшись из-под машины, я встал на ноги, по-прежнему сжимая в руке мини-передатчик, и на какое-то мгновение меня охватило желание разбить его вдребезги. Как давно он находился под бампером "лендровера" я не знал – возможно, с самого Рейкьявика. И кто еще мог установить клопа, как не Слейд или его человек, Грахам. Не удовлетворившись своим предупреждением насчет того, чтобы я держал Элин в стороне от задания, он подстраховался тем, что теперь при помощи этого нехитрого прибора мог легко ее засечь. Или он хотел найти меня?

Я уже собрался бросить передатчик на землю и раздавить его каблуком, но в последний момент остановился. Поступить так будет не слишком умно – существовали другие, более эффективные пути использовать его. Слейд знал, что в моей машине установлен клоп, я знал, что в моей машине установлен клоп, но Слейд не знал, что я это знаю, и данный факт можно повернуть в свою пользу. Согнувшись, я залез под "лендровер" и вернул клопа на место. Он прилип к бамперу с легким щелчком.

И в этот момент что-то произошло. Я не понял, что именно, поскольку это было чем-то неразличимым – просто частичное изменение в характере ночной тишины, – и если бы обнаруженный клоп не обострил до предела мою восприимчивость, я, возможно, ничего бы и не заметил. Я затаил дыхание и напряженно прислушался, после чего услышал это снова – отдаленный металлический лязг переключаемой передачи. Больше до меня не донеслось ни звука, но этого было достаточно.