"Сезон бойни" - читать интересную книгу автора (Герролд Дэвид)14 ПРАВО… Зазвонил телефон. – Черт побери! Я же приказал отключить всю связь. – Виновата, сэр. Я оставила открытым навигационный канал. – Дерьмо! – Я включил звук на переговорной линии. – Маккарти слушает. Послышался знакомый – очень знакомый – и очень официально звучащий голос: – Капитан, вы меня узнаете? – Да, мэм. – Включите немедленно скрэмблер1. Скрэмблер – устройство для шифровки переговоров – поток слов или сигналов режется на очень мелкие части, которые передаются в совершенно ином порядке; восстановить исходную последовательность можно только с помощью приемника, снабженного аналогичным устройством, действующим в обратном порядке. В животе у меня что-то оборвалось, но рука сама потянулась и нажала на клавишу скрэмблера. В ухо врезался разозленный голос Лиз: – Какого черта, что происходит? – Ничего не происходит. – Ни черта не происходит? У меня уши спеклись от воплей доктора Зимф. Даже успокоившись, она вела себя как фурия. Ведь ясно же, что ты сидишь на крышке очень серьезной аномалии и при этом обрезал связь. – Чтобы обеспечить секретность. – Чушь! – Ладно, тогда что ты скажешь насчет статьи 20-20? Я надеваю железный колпак. – Хорошо, хорошо, хорошо… – поспешно проговорила она. – Подожди минуту. Давай начнем сначала. Я знаю, что ты разозлился… – Не успокаивай меня. – Замолчи и слушай – это приказ. Я знаю, что ты на меня злишься… – Да нет же, совсем не злюсь. Я люблю тебя. – … но произошла ошибка. Что ты сказал? Я повторил, очень медленно: – Я. Люблю. Тебя. – Это тема для совсем другого разговора. – Мне просто хотелось, чтобы ты знала об этом. – Не пытайся сбить меня. – Я и не пытаюсь. Просто у меня здесь совсем иной набор ценностей. Она вздохнула. Громко. Потом вздохнула еще раз, явно стараясь собраться, прежде чем продолжать. Я представлял себе все так ясно, будто сидел напротив нее. Сначала она улыбнется – едва заметно. Потом слегка покраснеет – чуть-чуть. Потом, чтобы скрыть смущение от того, что позволила чувствам отвлечь ее от главного, рукой отбросит волосы назад, досадуя, но на самом деле испытывая удовольствие от моих слов. У нее самые мягкие, самые рыжие волосы в мире. Потом потрясет головой, словно освобождая ее от лишних мыслей, и после этого вернет себе выражение, демонстрирующее, что она снова» думает только о главном. А когда Лиз полностью приведет себя в порядок, то голос зазвучит ровно и сдержанно. Я не ошибся. Голос Лиз стал бархатным, когда он послышался снова: – Ладно, что там у вас случилось? – Я запросил помощь, но мою просьбу проигнорировали. Специалист первого класса Марта Дозье отказалась соединить меня с доктором Зимф. Вместо этого она отправила меня к доктору Мариэтт Шрайбер в Окленде. Доктор Шрайбер выразилась не так прямолинейно, но очень ясно дала понять, что я предоставлен самому себе и связь со мной поддерживать не будут. Совершенно очевидно, что после той небольшой заварушки с майором Беллусом кое-кто решил, будто я не очень хороший компаньон, а потому компания продолжит свои игры без меня. Зато я могу играть здесь сам с собой. – Понятно, – сказала Лиз. – Меня хотят подставить, Лиз. Если что-нибудь пойдет не так, мне придется самому спустить штаны до колен и подставить задницу. Я имею право завернуть ее в одеяло секретности. – Я ценю образность языка, – холодно заметила она, – но твои метафоры становятся… м-м… слишком личными. – После секундного колебания она добавила: – Если ты действительно считаешь, что все так и есть, Джим, тогда лучше действовать на виду у публики. Чтобы все видели, насколько ты осторожен. – Я так не считаю. – Открой каналы связи. – Я не могу это сделать. – Это – приказ, капитан. – На основании статьи 20, параграфа 20, я имею право не подчиниться твоему приказу. Мы наткнулись здесь на что-то новое, что-то крупное. Не знаю, насколько это важно, но такое еще никогда и нигде не встречалось. Может быть, перед нами следующая стадия заражения, а может, и нет. Но что бы это ни было, это – мое. И не я закрыл каналы, а кое-кто повыше. Я лишь подтвердил это, – Джим… – Лиз, послушай меня. Я просил о помощи. Мне отказали. – Ты получишь помощь, я сама прослежу. – Этого мало. – Не поняла. – Я сказал, что этого недостаточно. Они отказали мне. – Я же сказала, что все сделаю. – Ты не понимаешь. Я должен был получить немедленную помощь как нечто само собой разумеющееся, независимо от чинов и политики. А демонстративный отказ доказывает, что любая помощь может быть прекращена в любой момент и без объяснения причин. Вот почему я не могу от нее зависеть. Вот почему я здесь рискую в одиночку. С какой стати тыловые крысы или кто-нибудь еще будет кататься по моему билету? – Ты не один, с тобой – я. – Как раз это меня и не устраивает. – Я ненавидел себя за эти слова. – Что, я должен звонить тебе каждый раз, когда мне понадобится какая-нибудь помощь? Если ты будешь все время заступаться за меня, это ослабит нас обоих. Я хочу получать поддержку в уставном порядке. На линии воцарилась долгая тишина. Я слышал, как дышит Лиз, но не мог услышать, о чем она думает. Я знал, что она понимает мои доводы. – Я пообещала доктору Зимф, что ты откроешь каналы, – наконец сказала она. – На твоем месте я бы не давал таких обещаний, – заметил я. – Я думала… – начала Лиз и осеклась. – Правильно. Ты думала, что наши отношения что-то значат. Да, значат. Но на время операции они не выходят за рамки обычных отношений между командиром и подчиненным. Ты сама учила меня этому. После еще более долгого колебания Лиз очень мягко произнесла: – Ты прав, я не подумала. Я позволила разгневанной Зимф сбить меня с толку. Большего признания своей неправоты она не могла себе позволить. Я понимал, что пришлось ей пережить. Обаянием доктор Зимф мало чем отличалась от бульдозера. Мне было жаль Лиз, но уступить я не мог. Только не в этом. Тем не менее я смягчил тон. Постарался говорить как можно спокойнее. Я собирался сказать нечто важное, слишком важное, чтобы позволить сиюминутным эмоциям возобладать над смыслом. – Насколько я могу судить, одна из сотрудниц доктора Зимф выполнила приказ не своего начальства. Это компрометирует всю систему командования. Дело не только в том, как действует система по оказанию помощи; подорвана вера полевых подразделений в то, что они всегда могут рассчитывать на нее. Теперь не в твоих силах восстановить мою связь, Лиз, и не в моих. – Джим, ты чересчур раздуваешь дело. Да, тебе отомстили, мелко отомстили, но мишенью стал только ты один… – Именно об этом я и толкую. Научный отдел обязан оказывать неограниченную помощь. Если кто-то смог отказать мне только потому, что я не пользуюсь у них успехом или веду себя не так, как им хочется, то они могут отказать любому по любой причине. Они нарушили принцип. Самым недопустимым образом была подорвана основа, и я не знаю, можно ли ее восстановить. Я на секунду задумался и добавил: – Лично я думаю, что должны последовать выговоры. Лично я думаю, что Рэнди Данненфелзер должен получить такого пинка под зад, чтобы дерьмо полезло у не из ушей. Лично я так чертовски зол, что еще никогда не! был настолько близок к уходу в отставку. – Если честно, – призналась Лиз, – то я близка к тому, чтобы принять ее. Ее слова ранили. Но я сказал: – Если ты хочешь, если считаешь это необходимым, ты получишь рапорт. Сейчас я верну тигра и попрошу, чтобы нас немедленно забрали отсюда. Она не ответила. Теперь пришла ее очередь помолчать. Беседа причиняла боль. Не такие разговоры надо бы вести с ней. – Нет, – наконец ответила она. – Не делай этого. Заканчивай операцию. – Тон показался мне странным, но я понял, о чем она умолчала: «Мы не знаем, что прячется на дне этой дыры. Возможно, что-нибудь важное. А доспорим дома». – Можешь на меня положиться. Под деревьями прячется нечто незаурядное, и я собираюсь выяснить, что это такое. – Я полагаю, что не найду аргументов, которые убедят тебя восстановить связь? – Едва ли. – Даже если скажу, что я беспокоюсь за тебя? – Вы ведете грязную игру, леди. – Такой уж у меня склад ума. – Мне всегда нравился твой грязный ум. – Джим, пожалуйста… – Мне жаль. – Понимаешь, ты ставишь меня в очень трудное положение. Я имею в виду, политически. – Я знаю. Мне жаль. – Нет, я не думаю, что ты знаешь обо всем. Доктор Зимф тоже в очень трудном положении. Большая часть помощи, которую она получает от армии, зависит от доброй воли генерала Уэйнрайта. А Рэнди Данненфелзер является тем связующим звеном, с помощью которого устраивается значительная часть всех этих дел… – Это по-прежнему не дает ему права ставить группу в положение, когда я и мои солдаты можем погибнуть… – Конечно, нет. И я обещаю тебе, что подниму этот вопрос где следует. Если понадобится – перед самим главнокомандующим. А тем временем… – А тем временем мне кланяться и улыбаться, да? – Зря ты так. – Прости. Если доктор Зимф захочет поговорить как частное лицо, я буду рад поболтать с ней. И даже перешлю ей все материалы, которые она имеет право получить как частное лицо. Но ни капли информации не будет передано по армейским каналам – во всяком случае мною, – до тех пор пока мое безусловное право на помощь не будет восстановлено. – Джим, послушай меня. Если ты откроешь каналы сейчас, ты победишь, докажешь свое. И я, со своей стороны, подниму шум там, где это поможет. – Угу, если я открою каналы сейчас, все будут знать, что я отступил, потому что об этом попросила ты. А если ты поднимешь скандал, это будет выглядеть так, будто мамочка снова защищает своего маленького сыночка. Я не могу сделать это. – Мне жаль, что ты ставишь вопрос таким образом. Я пожал плечами. – Мне тоже жаль. Но я не вижу, что можно еще сделать. Лиз секунду подумала. – – Ты бы принял извинения от доктора Шрайбер? Или даже от доктора Зимф? Она все еще пыталась найти выход из тупика. – Доктор Шрайбер подчинилась приказу, который не лезет ни в какие ворота. Она должна была послать Дан-ненфелзер подальше, но не послала. Даже если сейчас она извинится, сделанного не исправить. Кроме того, она не может извиниться, не признавшись, что совершила вопиющую ошибку, а тогда ее лишат допуска. Смотри на вещи реально. Она не пойдет на это. Для нее безопасней держаться прежнего курса. – Доктор Шрайбер – одна из самых преданных помощниц Мойры Зимф. Она понимает, что поставлено на карту. Если доктор Зимф попросит ее… – Нет. Даже если и попросит, это все равно не поможет. – Я со злостью замотал головой. – Не поможет, Лиз, потому что решение изолировать меня принимали не доктор Шрайбер и не доктор Зимф. Его приняли гораздо выше. Вот так. Теперь придется заново доказывать неприкосновенность системы оказания помощи – не только для меня, а для каждого бессловесного бедолаги на другом конце телефонной линии. Мне действительно жаль, дорогая, но я вынужден стоять до конца. Лиз ответила не сразу. Молчание настолько затянулось, что я начал беспокоиться, не прервала ли она связь. – Лиз? – Я еще здесь. – Ничего не хочешь сказать? Она медленно вздохнула, сдерживая раздражение. – Это очень осложнит твое положение, Джим. – Ничего. Если ты можешь с этим справиться, то и я справлюсь. – В том-то и дело. Я не вполне уверена, что могу. – Повтори. – Теперь речь идет не о нас, а о тебе. Я не смогу-поддерживать тебя. – Понятно. – Здесь кое-что происходит, – сказала она. – Я не могу говорить об этом даже кодом. Пожалуйста, поверь мне на слово. – Ты просишь как командир и как моя любимая? – Да. После долгого колебания я ответил: – Я, правда, хотел бы это сделать для тебя, Лиз. Но… не буду это делать для моего командира и не хочу это делать для моей возлюбленной. Потому что, как бы я ни любил тебя, я не могу понять, что за возня идет вокруг меня. – Что сие должно означать? – Когда генерал Уэйнрайт приказал сместить меня с поста офицера по науке в бразильской экспедиции, ты заступилась? – Джим, я не могу говорить по этому каналу. Не могу сказать то, что тебе необходимо знать. Я могу лишь просить поверить мне. – Это еще одна вещь, которую я не могу сделать. То, что произошло, подорвало и наши отношения тоже. – Ясно. – Не могу, Лиз. И рад бы, но не могу. Мне жаль. – Мне тоже жаль, – сказала она таким тоном, что у меня чуть не разорвалось сердце. – До свидания… Я закончил разговор. Потом приказал Уиллиг отключить и этот канал. Когда мы начали систематизировать различные компоненты хторранского заражения, большинство наблюдаемых нами растений имело очень темные листья, что позволяло им поглощать максимум солнечного света. Доминировали темно-пурпурный, синий, черный и, разумеется, красный цвета. Это позволило предположить, что либо эти растения эволюционировали под очень тусклым солнцем, либо их планета находится на весьма значительном расстоянии от него, либо – и то и другое вместе. Затем, по мере совершенствования методов сбора и систематизации, мы обнаружили много новых видов хторран-ской растительности с гораздо более светлой листвой, чем считалось возможным ранее. В настоящее время мы видим растения светло-фуксинового, бледно-лилового, розоватого и даже бледно-голубого оттенков. Также мы наблюдаем тенденцию к более пестрой окраске у отдельно взятых экземпляров; сложная мозаика из белого, оранжевого, желтого, розового и мягких красных тонов становится сейчас обычным явлением. В настоящее время рассматриваются несколько возможных объяснений этого феномена. Во-первых, мы подозреваем, что семена различных хтор-ранских видов были рассеяны по поверхности Земли произвольно – без учета климатических зон и времен года. Общее распределение систематизированных нами форм не позволяет выявить какой-либо заранее продуманный план или закономерность; мы наблюдаем произрастание многих видов в неподходящих для них зонах. Совершенно очевидны и несоответствия их сезонных ритмов временам года. Согласно рабочей гипотезе, более темная флора может являться разновидностью растительности полярных и умеренных широт Хторра, то есть зон, получающих минимум прямых лучей от тамошнего светила. Растения с более светлой листвой, особенно те, окраска которых тяготеет к красной части спектра, возможно, были на Хторре тропическими или экваториальными видами, отражающими избыток света и тепла. Второе возможное объяснение, не противоречащее первому, заключается в том, что только сейчас мы становимся свидетелями появления второго и третьего поколений хторранской флоры и, в частности, того, что многие из светлых видов не способны к росту до тех пор, пока виды-партнеры не создадут для них подходящих условий. Для окончательного заключения имеющихся на сегодня данных недостаточно… |
||
|