"Порождение тьмы" - читать интересную книгу автора (Ферринг Дэвид)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Он был свободен от доспехов. Более того, он был свободен от своего тела…

Он чувствовал, что его куда-то уносит.

Но кто он?

Что он такое? Его сущность отделилась от физической оболочки. У него не было глаз, но он видел. А то, что он видел, был он сам, человеческое существо внутри доспехов.

Ему казалось, что он висит под потолком, а металлический паук закрывает собой всю комнату, но его глаза способны видеть и сквозь паука.

На полу валялись куски доспехов, оторванные от плоти – его плоти. Или того, что было его плотью…

То, что оказалось под ними, было не что иное, как труп, безжизненный труп. Он был по-прежнему скрыт доспехами, но сквозь бронзу проступало человеческое тело.

Оно было покрыто какой-то красной паутиной; сквозь полупрозрачную кожу ясно проступали артерии.

Фигуру окружал некий металлический щит, под которым трудились четверо дварфов и человек, облаченный в серебряные доспехи; на дварфах были шлемы и металлические перчатки.

Дварфы, передвигая рычаги, управляли механизмом-пауком, заставляя его двигать когтистыми лапами. За его работой они следили с помощью целой системы зеркал, установленных на специальной панели.

Сверкающие штуки с черными пустотами продолжали разбирать доспехи.

Но существо, над которым они трудились, было уже мертво. Он был мертв. Он не чувствовал боли, больше не чувствовал. Он вообще ничего не чувствовал, поскольку утратил физические ощущения.

Ибо они перестали быть физическими. Собственная оболочка больше его не удерживала, она умерла, но он продолжал жить. Он стал больше чем просто тело, гораздо больше.

Его сущность жила, а она составляла его самую большую и важную часть. Она появилась еще до его рождения, потом была заключена в оболочку – так же, как бронзовые доспехи стали оболочкой для его тела.

Теперь оно было свободно, хотя и слишком поздно: освобождение досталось ему ценой гибели смертной оболочки.

Зато освободилась его душа.

Он смотрел на то, что когда-то было его плотью и костями. Он покинул свое тело без всякого сожаления и так же легко, как сбрасывал изношенную одежду.

Не было больше связи между его временной физической оболочкой и его истинной сущностью.

Он поднимался все выше, выше, легко пройдя сквозь потолок, сквозь твердый камень, потом еще выше, поднявшись над крышами города, над его шпилями и башнями, туда, где было открытое пространство и много воздуха, потом еще выше, еще.

Внизу лежал Миденхейм, город, высеченный в скалах. Он казался ему игрушечным. Дороги и поселения, реки и леса – все это лежало, словно живая карта.

Он видел, что где-то далеко внизу суетятся сотни, тысячи существ. Это были люди, как и он когда-то. И, как и его, их жизнь не имела ровно никакого значения.

Освободившись от тела, душа вернула его прежние воспоминания. Он вспомнил. Он вспомнил Вольфа.

Вольф – вот кто рассказывал ему о Миденхейме; а тот, кто учил его обращаться с топором, был дварфом, который, кстати, научил его понимать их древний язык.

Он вспомнил и Кристен. Вот почему он пустился в погоню за армией чудовищ, которые разрушили шахтерский поселок и перебили всех его жителей; он искал ту девушку.

Летя высоко над землей, он мог бы легко найти Кристен – если она была еще жива.

Но даже если она и умерла, что с того? У него остались воспоминания, правда, теперь они ему не принадлежали, они перестали быть его воспоминаниями.

Теперь он принадлежит другому миру.

Он поднимался все выше, все быстрее.

Раскинувшийся под ним город уходил все дальше, теперь он мог окинуть взглядом всю Империю. Он даже мог различить то уединенное, заброшенное место, где когда-то стояла его деревня и где он провел много лет своей земной жизни. Но теперь это не имело значения, теперь не имело.

Он видел Кислев; его границы были окрашены в странные, неестественные цвета – далее начинались владения Хаоса.

Море Когтей, Срединное море, Великий Западный океан, Южное море, их зеленые и синие тона переходили в коричневые там, где начинались земли Старого Света; он видел их все, он видел даже те земли, которых не было на карте, или они были изображены неточно или вовсе неправильно, поскольку картографы брали за основу рассказы путешественников.

Поднимаясь все выше, он летел над далекими землями и сказочными странами, над неоткрытыми островами и землями, не имеющими названия, над неизвестными морями и затерянными океанами.

Все это было ничто. Весь мир, эта лежащая внизу сфера, превратился в одну крошечную песчинку.

Он поднялся над планетой и двумя пылинками – маленькими лунами, вращающимися вокруг нее. Он поднялся выше солнца, ставшего для него не более чем искоркой.

Дальше, быстрее, еще выше, глубже, сквозь свет, мимо солнц, бесконечно маленьких и бесчисленных.

В самое сердце Вселенной – и дальше, туда, где нет расстояний и времени, где миллиарды звезд слились в одну, потом потускнели и исчезли.

Он был одинок в абсолютной пустоте, затерян в вечности одиночества.

Попав в бесконечную тьму, он остался там плавать, медленно скользя в призрачном космосе.

Но тут обнаружил, что полного небытия не бывает. Откуда-то из вечности, более далекой, чем сама бесконечность, к нему протянулись нити, которые безжалостно потащили его к самому себе, своему истинному происхождению.

К океану мыслей, океану душ…

Вспыхнул свет; эта вспышка становилась все ближе, ближе, она росла, расширялась, распадаясь на звезды. Другая галактика, вселенная мертвых.

Это были не звезды, это были души, истинная квинтэссенция бытия.

Здесь они обитали, несуществующие сущности.

Он вспомнил, что бывал здесь раньше; бывал много раз, бесконечное число раз.

Периоды, когда он жил в материальной оболочке, были ничто по сравнению с продолжительностью существования там, где не было материи, где царила одна беспредельная вечность.

И все же в этом месте не было вечного мира и покоя. Мир и покой здесь были невозможны, они означали бы только энтропию и абсолютный распад, полное отсутствие чего бы то ни было.

Здесь не могло быть полного вакуума. Там, за гранью ничто, всегда есть нечто большее.

Как и в его прежней физической жизни, здесь были конфликты и пожары. Одни души легко сдавали позиции и исчезали, другие создавали альянсы против врагов, каковые у них немедленно появлялись.

Небесный свод бурлил и кипел, находясь в постоянном движении. Там были победители и побежденные, словно этот несуществующий мир никак не мог забыть о мире материальном, который так долго продержал их в заложниках.

Подобные искали подобных, сливаясь воедино и образуя мощную оппозицию. И каждая из этих группировок выступала ярой противницей других, таких же, как она.

Он не стал примыкать ни к одному из таких альянсов, хотя и не имел полной независимости.

Он почувствовал, что его начинает притягивать к одной из самых малых форм сущности. Чувствуя, какое от нее исходит тепло, он с радостью устремился к самому сердцу своего желания.

Но внезапно его потащило назад, потащило против его воли, прочь от его истинного предназначения. Он упирался и пытался вырваться, но ничего не помогало. Медленно и неумолимо его тянуло сквозь бесконечность туда, откуда он пришел.

Скорость все возрастала; и вдруг, в один миг та общность, частью которой он стал, исчезла.

С невероятной скоростью летел он сквозь пустые промежутки пространственной матрицы.

Здесь была скорость, не имеющая численного выражения, не было ограничений, не было света.

Хотя нет – свет был. К нему рванулись мерцающие звезды, поглотили и потащили вместе с собой с невероятной скоростью.

Наконец он заметил, что сосредоточился только на одной звезде, на одном мире. А потом осознал ужасную правду, о которой ему не хотелось думать…

Это был мир, который он покинул совсем недавно.

Он, кто прошел сквозь вечность, сквозь космическую бесконечность, где вспыхивали и гасли целые галактики, родился вновь.

Он вспомнил, вспомнил все. Свою жизнь, свою смерть. И все, что было между ними.

Он был заключен в бронзовые доспехи, которые его замучили и убили.

Его мучили…

Материальная жизнь означает мучения. От рождения до самой смерти существует только мучительная боль.

Он вспоминал. Он проживет еще несколько лет – ничто по сравнению с бесконечностью времени, – но сейчас ему казалось, что это целая вечность.

Он вспоминал. Он родился в маленьком селении среди лесов, там он вырос и научился стрелять из лука.

Потом на его поселок напали. Он уехал всего за несколько часов до этого и тем самым спас себе жизнь, но Эвана осталась там. Когда он вернулся, поселка уже не было, его сожгли гоблины. Он нашел свою первую любовь, вернее, ее часть: монстры утащили ее голову, оставив безголовый труп.

Он вспоминал, вспоминал.

А невидимая нить продолжала тянуть его назад; ему очень хотелось ее порвать, но он не мог это сделать.

Назад, назад, прочь от вечной свободы, назад, в тюрьму собственной оболочки.

И, как все новорожденные, он закричал, бросая вызов всему живому и вместе с тем сознавая, что потерпел поражение.