"Вилла загадок" - читать интересную книгу автора (Хьюсон Дэвид)

Априле[32]

В конце дня первого апреля они сидели в старом саду госпиталя Сан-Джованни, наслаждаясь последними лучами солнца. Доев остатки панино, Перони скатал в шарик пакет и отправил его в ближайшие кусты роз.

– Рад, что ты вернулся, Ник, – сказал он. – У меня еще не было напарника с наркотическими глюками. На что это похоже?

Коста криво улыбнулся:

– Когда это случится, я тебе расскажу.

– Значит, до сих пор еще не случилось? Они хоть выяснили, каким дерьмом эта женщина тебя накачала?

Его глаз уже зажил, но над веком еще виднелась розовая полоска. Учитывая обычное состояние его лица, это не выглядело чем-то из ряда вон выходящим. Происшедшие события не особенно отразились на Перони. Сегодня утром, глядя на себя в зеркало, Коста думал, можно ли сказать о нем то же самое. Теперь он выглядел старше, пережитое оставило на нем свою печать, он даже обнаружил у себя пару седых волос. В полицейском участке отношение к нему явно изменилось. Нет, героем в полном смысле слова он не стал, но когда сегодня днем, впервые после инцидента, шел по коридору, заметил, что на него оглядываются.

– Если и выяснили, – ответил он, – то мне не сказали.

– Оставь Терезе бутылку с анализом, – посоветовал Перони, – и она выяснит. Я серьезно. Эта женщина – просто гений.

Коста подумал о той роли, которую патологоанатом сыграла в деле Джулиус. Может, Перони и прав.

– Значит, вы так и не выяснили, кто эта Миранда на самом деле?

Перони покачал головой.

– Правда, мы вычислили "дочь", хотя это ничего особенно не дает. Она фотомодель из Праги, хочет стать актрисой. Похоже, Миранда выбрала ее из-за внешности, заплатив за работу. Она заключалась в том, что ей чуточку осветлили волосы и сняли в нескольких местах. Угадай с трех раз, кто снимал. Ах да, еще этот трюк с мотоциклом перед камерами слежения и всеми полицейскими, какие в тот момент болтались в Кампо.

Коста немного подумал.

– Так она ничего не знала о Миранде? Ее просто выбрали из-за внешности?

– Именно. Миранда представилась охотницей за талантами из Америки. Как ты думаешь, сколько вопросов станет задавать в подобной ситуации будущая актриса? Она получила билет на самолет. Ее поселили в прекрасной гостинице. Затем, после исполнения сцены с мотоциклом, она доехала на такси до Фьюмичино и улетела домой. Нужно признать, что Миранда великолепно все устроила. Пока мы тут рассуждали о том, что ее дочь лежит связанная в какой-то пещере и некий злодей собирается ее убить, эта самая "дочь" уже хвасталась перед подругами своей будущей карьерой в Голливуде. Она понятия не имеет, кто эта Миранда на самом деле. А ты действительно хочешь это знать? Сомневаюсь, что мы когда-нибудь что-то выясним.

Коста попытался разобраться в своих ощущениях.

– Значит, Фальконе решил все бросить?

Перони замялся, тщательно подбирая слова.

– Я бы не стал так ставить вопрос. Но не забывай, Ник, что такие люди, как он, должны отчитываться перед многими начальниками. А некоторые из них сразу вспоминают о деньгах. Дескать, стоит ли это дело таких расходов. Спроси себя – стоит оно или нет?

– Погибло шесть человек. Так что я бы сказал "да".

Перони глубоко вздохнул.

– На самом деле семь, если ты добавишь сюда Элеанор Джеймисон.

Коста покачал головой. Люди из ДИА, полицейские. А ведь вполне могло быть и больше.

– Мы не можем все это бросить.

– Ник! – вздохнул его напарник. – Давай сейчас поговорим и оставим эту тему раз и навсегда. В основном все уже выяснилось. У нас есть твердые доказательства того, что Мики Нери несет ответственность за этого мерзавца Тони Мартелли и предстанет перед судом, как только мы сможем забрать его из больницы и засунуть в смирительную рубашку. Перед тем как исчезнуть в дыре возле Фьюмичино, Барбара Мартелли грохнула Рандольфа Кирка, чтобы он нам ничего не рассказал. Благодаря тебе мы знаем и большую часть остального. Уоллис убил свою собственную падчерицу и замочил Эмилио Нери – до того как ты получил возможность его остановить. Все это... – чтобы подчеркнуть свою мысль, Перони похлопал себя по колену, – все это неплохо для статистики, а люди, которые сидят над Лео, как раз и живут за счет статистики. Кстати, ты не думаешь, что Бешеная Тереза питает ко мне расположение? Она как-то странно на меня смотрит.

– Нет, – сказал Коста. – А что насчет...

– Синьора Верчильо? Его убила Миранда Джулиус или кто она там. На костюме, который мы нашли, и на рубашке в ее квартире остались пятна крови. Теперь ты видишь, какая здесь получается дилемма? Должны ли мы тратить общественные деньги – и наверняка очень большие, – чтобы ловить по всему миру женщину, которая, положа руку на сердце, оказала итальянскому обществу большую услугу?

Коста смерил его мрачным взглядом и ничего не ответил. Перони понюхал молодую розу, только начинающую распускаться.

– Лето уже в пути, Ник. Давай оставим все позади.

– Я пытаюсь, – пробормотал тот.

Перони положил руку ему на плечо и заглянул в лицо:

– Ну хорошо. Я знаю. Проверил по записям. Ты впервые застрелил человека. И это тебя тревожит. Я тебя не виню. Сам я никого в жизни не застрелил.

Коста посмотрел ему прямо в глаза:

– А хотелось?

Перони слегка покраснел.

– Ник! Перестань себя винить. Тебе повезло, что я буду рядом немного дольше, чем ожидал. И я не собираюсь сидеть и смотреть, как тебя ломает. Ты что, думаешь – Нери или Уоллис дали бы тебе оттуда уйти? Тебе чертовски повезло, что эта женщина тебя отпустила. Тут я еще и сам толком не разобрался. Единственное, что я знаю наверняка, – она до этого накачала тебя наркотой. Если уж тебе хочется кого-то винить – вини ее.

Коста осторожно убрал его руку со своего плеча.

– Не волнуйся. Меня не настолько это беспокоит. И дело не в наркотике. Во всяком случае, не только в нем. Я сам хотел, чтобы он умер. Он был настоящим чудовищем.

Джанни Перони посмотрел на него, и Коста не мог понять, с каким выражением. Пожалуй, на его лице отразился шок.

– Мне жаль это слышать, Ник, – наконец произнес он. – В некотором роде. Отчасти мне хочется сказать: "Добро пожаловать в реальный мир, господин Коста. Где у большинства из нас каждый день появляются подобные мысли". С другой стороны, я все-таки надеюсь, что ты не заразился общей болезнью. Чтобы это не вошло у тебя в привычку, ладно? Ведь это же так просто. Договорились?

– Договорились, – ответил смущенный Коста.

– Вот и хорошо. – Его напарник уже улыбался, отчего выглядел чуточку моложе и еще страшнее.

– Что ты имел в виду, когда сказал, что будешь со мной рядом? – спросил Коста. – Я думал, ты возвращаешься в "нравы", на руководящую работу.

Перони еще раз взглянул на распускающийся розовый бутон, отщипнул его двумя пальцами и вставил в петлицу.

– Ты не поверишь. Этот подонок Буччи, которого я тогда хорошенько отмутузил на Черки, подал на меня жалобу. Он может и в суд подать. На жестокость полиции. Просто поразительно! Впервые в жизни я ударил человека на службе, причем бандита и убийцу. После этой истории с проституткой меня хотели вообще выкинуть на улицу. Но тут в дело ввязался Лео и начал на всех орать. По крайней мере я так думаю. Мне-то он не сказал ни слова.

– Так это хорошо или плохо? – не мог понять Коста. – То, что ты остаешься со мной?

– Для меня хорошо, – сказал Перони. – Я остаюсь на службе, да еще с напарником, которого могу терпеть. А для тебя?

Коста пожал плечами:

– Мне нужно немного подумать.

– Господи! – ахнул Перони. – Ты что, будешь анализировать все, что происходит на этой планете, до тех пор, пока она не взорвется? Все обстоит так, как оно есть. Я ничего не в состоянии изменить. Тогда к чему напрягаться?

Коста захохотал.

– Твое чувство юмора явно прихрамывает, – пробурчал Перони. – Мы, деревенские, не понимаем таких тонкостей.

– Прости, Джанни. Прости. А как там твоя жена? Как идут дела в этом отношении?

– В эти выходные мы с ней встречались, – отвел глаза Перони. – Мне пришлось съездить домой на похороны. Она хотела помириться, но... Знаешь, я научился у вас одной вещи – признавать, что мертвые мертвы. А этот брак уже умер. Насколько смогу, постараюсь, чтобы дети не пострадали. – Его изуродованное лицо оставалось непроницаемым.

– На похороны?

– Ну да. Того старого полицейского. Пластического хирурга-любителя из Тосканы. – Перони указал на свои шрамы. Коста с удивлением обнаружил, что уже полностью к ним привык. – Того милого парня, который сделал со мной вот это.

– И ради него ты ездил домой? – удивился Коста.

– Господи, Ник! – засмеялся Перони. – Паршивые мы с тобой детективы. Ты разобрался в этом не лучше меня, хотя, конечно, времени у тебя было поменьше. Он был моим родителем. Он меня зачал. Половина моих генов – от него. Он... черт побери, даже сейчас мне трудно произнести это слово. В общем, он был моим отцом. Вот. Думаю, то, что моя мама должна была его ублажать, входило в условия работы в том баре. Кто знает?

Коста посмотрел на своего напарника. Он всегда считал Джанни Перони стальным человеком, невосприимчивым к мирским трагедиям. Теперь он понимал, что так только казалось.

– Когда ты это узнал? – спросил он, уже предполагая ответ.

– Сразу после Рождества. Когда обнаружилось, что его печень подняла руки вверх и сдалась. Он хотел последний раз меня увидеть. Ну, я поехал, и знаешь, что выяснилось? Что все дело было в нем, а вовсе не во мне. Он пытался объяснить, что, когда переделывал мне лицо, в этом не было ничего личного. Он просто выбивал из себя чувство вины, которое испытывал из-за того, что стал отцом незаконнорожденного ребенка. Ну вот, я как полный дурак пролил вместе с ним несколько слезинок, а меньше чем через сутки нарушил правило, которого придерживался всю жизнь, и завалился в койку с той чешской проституткой – потому что... ну... а почему бы и нет?

Перони задумчиво поднес к изуродованным губам свою большую руку.

– Между прочим, ты не прав насчет Терезы. Я это чувствую.

– Но... – Косте хотелось задать так много вопросов.

– Тсс! – прервал его Перони, глядя на приближающегося к ним высокого человека. Затем он взглянул на Косту: – Все, что я только что сказал, – строго между нами, Ник. За пределами моей семьи никто не знает этот маленький секрет. И никто не узнает. Ты немного облегчил мою ношу, если захочешь, я облегчу твою – до тех пор, пока не вернусь к своему истинному призванию, а ты не станешь моим водителем. С этого момента я вряд ли стану с тобой разговаривать, поскольку между нами начнется классовая война.

– Не могу дождаться этого дня, – засмеялся Коста.

– Вот и хорошо. Что еще важнее – теперь, когда мы оба вернулись на службу, нам придется принять на себя груз одной старой проблемы Лео. А это очень тяжкий груз.

Фальконе уже звал их к себе. Он был в своем лучшем костюме и держал в руках букет из роз и гвоздик.

– Ох уж эти больничные посещения! – Перони тронул крошечную розу в петлице. – Как можно их не любить?

* * *

Ракеле д'Амато сидела в постели в своей отдельной палате. На ней была белая шелковая рубашка, разорванная на правом рукаве, чтобы дать место гипсовой повязке, простыни были подтянуты к груди. В верхней части лба все еще виднелись следы большого синяка. Под взглядами стоявших у двери Косты и Перони, Фальконе осторожно поцеловал ее в щеку, преподнес небольшую золоченую коробку с шоколадками, а затем сменил в стоявшей возле кровати вазе старые цветы на свои, которые принес.

– Вот. – Он передал увядшие лилии и гладиолусы Перони, который, скривившись, опустил их в мусорную корзину в углу палаты.

– Цветы, – улыбнулась она. – Шоколад. Ох, Лео! Как это... галантно.

Трое мужчин молча смотрели на нее, понимая, что на самом деле ничего не изменилось. Она по-прежнему сохраняла контроль над своими эмоциями. Даже взрыв бомбы не смог изменить Ракеле д'Амато.

– Не стоит благодарности, – пробормотал Фальконе.

– Садись, если хочешь. Я думала... – Она посмотрела на Косту и Перони. – Я думала, что ты придешь раньше. И полагала, что ты придешь один.

Фальконе остался стоять.

– Извини. Мне сказали, что у тебя все хорошо. Еще пара дней...

Ракеле чуть переставила цветы.

– Не могу дождаться. Мне здесь ужасно скучно. Хочется вернуться к работе. – Она немного помолчала. – Я постоянно слышу все эти истории. Скажи мне – вы найдете эту женщину?

– Найдем, – кивнул Фальконе.

Уверенность ответа ее удивила.

– Неужели? Похоже, кое-кто считает, что это пустая трата времени. Она покинула страну. Ты не имеешь представления, с чего начать. Даже не знаешь ее настоящего имени.

– Не надо верить всему, что слышишь.

Она смотрела на стоявший рядом с кроватью стул, пока он на него не уселся. После этого Фальконе открыл принесенную с собой кожаную папку для документов.

– Когда ты вернешься к работе, тебе придется иметь с этим дело.

Он бросил на кровать фотографию молодой Аделе Нери.

– Где ты ее взял? – подняв цветной снимок, спросила Ракеле.

Фальконе уже утратил свой зимний загар и выглядел уставшим и напряженным.

– Эта Джулиус проявила удивительную беспечность. Должно быть, она отсканировала сделанные Кирком снимки и поместила их в компьютер – может, как-то их обрабатывала, может, просто для сохранности. Те, которые ее не слишком интересовали, она стерла, но наши компьютерщики смогли многие из них восстановить. Собственно, почти все. На некоторых оказалась Аделе Нери.

– О! – Она внимательно изучила фотографию и вернула ее Фальконе. – Ты хочешь сказать, что группировка Нери оказалась в руках его вдовы? Надо же, как времена меняются. Я знаю, что такое случается на юге, но чтобы в Риме... Это кажется немного странным.

– Это кажется странным, – согласился он.

– И ты думаешь, что она как-то замешана в том, что случилось? Ты это имеешь в виду?

– Отчасти. Собственно, я даже в этом уверен.

– И ты можешь хоть что-то доказать?

Фальконе ничего не ответил, молча наблюдая, как д'Амато открывает коробку с шоколадками, кладет одну из них в рот и улыбается от удовольствия.

– Когда я поднимусь с этой кровати, жизнь станет гораздо интереснее, – с набитым ртом произнесла она.

– Это точно, – ответил он и внезапно – она даже не успела отреагировать – рванул ее шелковую рубашку, оголяя плечо.

– Лео!

Трое мужчин молча смотрели на бледную круглую отметку, напоминающую след от монеты. Или значка. Кожа здесь отличалась от остальной – бледная, травмированная.

– Я это помню, – сказал Фальконе.

– Еще бы, – ответила она, – ты всю меня помнишь. Ох, Лео! Надеюсь, ты не лежишь ночами в одинокой постели, мечтая обо мне и пытаясь представить, что я рядом? По-моему, ты уже староват для этого.

Фальконе не мог оторвать глаз от белого пятна на коже.

– Что, не получилось? Наверное, тебе обещали, что никто ничего не заметит. Татуировка исчезнет, а на ее месте появится старая кожа. – Он дотронулся до ее плеча. – Но ты получила новую кожу, которая не стареет. Это плохо.

– Это родимое пятно, – терпеливо объявила она. – О чем я наверняка тебе говорила.

Но Фальконе ее не слушал.

– Нери очень постарался, чтобы все было шито-крыто, чтобы все вы остались довольны и ни о чем не болтали. На одной из вас он женился. Барбару пристроил в полицию. Тебе дал юридическое образование, а затем определил в ДИА. А вот еще одна по каким-то причинам сбежала. Она всегда знала, что Элеанор умерла не из-за наркотиков. Просто не смела этого рассказать. Потом, когда появилось тело, она решила все исправить. И возвратилась – дабы убедиться, что все вы знаете цену своего успеха.

Ракеле д'Амато доедала уже вторую шоколадку.

– Они просто восхитительны. Ты уж прости, что не делюсь с тобой. Я ведь все еще инвалид. Почти. К тому же, честно говоря, я всегда считала, что хороший шоколад – не для мужчин.

– И вот она обращается к Верджилу Уоллису, который все это одобряет, – продолжал Фальконе. – Возможно, именно он все и финансирует. В частности, фальшивое похищение. Именно он склоняет к сотрудничеству Рандольфа Кирка – не догадываясь, что вы уже знаете, кто убил Элеанор. Вам нужен не только он. Вам нужны все они, включая, конечно, и его. Его в особенности.

Она закрыла коробку.

– Хватит. Здесь я и так уже прибавила в весе. Должна сказать, Лео, – ты сегодня много фантазируешь. Полиция теперь так собирается вести следствие? Перебирать любые предположения до тех пор, пока не найдется подходящий ответ?

Фальконе не обратил внимания на ее слова.

– Кто-то должен был рассказать ей о Верчильо. Кирк знал его всего лишь как одного из участников той вечеринки. Нет оснований полагать, что Уоллис мог снабдить ее этим адресом. Но вот ДИА...

– Нет оснований? – засмеялась д'Амато. – Ты излагал эти фантазии кому-нибудь из адвокатов? Неужели это можно назвать уликой?

Он покачал головой.

– Кроме того, кто-то должен был управлять тем мотоциклом с Сюзи Джулиус на заднем сиденье. Права у тебя есть.

Ракеле д'Амато по очереди окинула холодным взглядом всех троих:

– Права? Да, это, конечно, меня полностью изобличает.

– Меня все время это беспокоило. В тот день я с тобой разговаривал. Ты спешила на какую-то встречу. Должен тебе сообщить, что я проверял. В твоем служебном ежедневнике ничего подобного не значится.

– Я уже говорила тебе, что встречалась с мужчиной. Извини, если это затрагивает твое самолюбие.

– А имя у него есть? – спросил Фальконе.

– Он женат. Я не собираюсь вовлекать его в это дело просто ради того, чтобы удовлетворить твое болезненное любопытство. – Она кивком указала на Косту и Перони: – Так вот зачем они здесь? Это что, формальный допрос?

– Мы просто хотим пожелать вам скорейшего выздоровления, синьора, – слегка поклонился Перони. – И очень рады видеть, что вы столь быстро восстанавливаете свое обычное самообладание.

– Господи! – простонала она. – Этот человек день ото дня становится все уродливее. Неужто тебе обязательно было брать его с собой, Лео?

– А вы все хорошеете, – улыбнулся Перони. – Спасибо за комплимент.

– Нет у тебя никакого мужчины, – сказал Фальконе. – И никогда не было. Даже я не в счет. Для чего я был тебе нужен, Ракеле? Ради повышения? Или ты даже тогда выуживала информацию для Нери?

– Это просто смешно! – прошипела она.

– Что же они с вами сделали! – произнес он. – Со всеми вами. С Барбарой. С Мирандой Джулиус. Лишили всяких шансов на нормальные отношения. Наверное, именно это и вызывало такую ненависть, перекрывая даже мысль о том, что вас обманули насчет Элеанор.

Фальконе бросил на кровать еще одну фотографию.

– И что же это такое? – взглянув на нее, спросила д'Амато.

– Это ты. Одета и подготовлена, как и все остальные. Ты там присутствовала. Кто же он был? Ты это помнишь? Тони Мартелли? Уоллис? Или они действовали по очереди?

Она швырнула ему фотографию:

– Забери это. И найди себе занятие получше, Лео.

– Это ты, – настаивал он. – Они даже заставили тебя перекрасить волосы. Чья это была идея?

Она откровенно рассмеялась:

– О чем ты говоришь? Посмотри на эту девушку! Это может быть кто угодно!

– Это ты.

Вздохнув, Ракеле д'Амато откинулась на подушку.

– Ты надеешься убедить в этом суд? И даже если убедишь, какое это имеет значение? Это всего лишь фотография.

– А как насчет тех людей, что были возле дома Нери? – спросил Коста. – Разве их родственники не заслуживают, чтобы им кое-что объяснили?

– Я была среди них! – отрезала она. – На тот случай, если вы забыли. Эту бомбу заложил Нери. Нери умер. Какие еще объяснения вам нужны?

– А как насчет Барбары Мартелли? – поинтересовался Перони. – К ней у вас нет никаких чувств?

– Я никогда не была знакома с этой женщиной, – взяв еще одну шоколадку, ответила она.

– Ракеле! – взмолился Фальконе. – Ты не можешь все это похоронить.

– Все уже похоронено, Лео. Ты просто этого не видишь. Задай себе один вопрос: мир, в котором мы живем, стал лучше или хуже?

– Не таким, как мы, это решать.

– Нет! – крикнула она. – Не надо мне этого говорить. Ты так же способен решать, как и все. Если ты считаешь, что у тебя есть против меня твердые улики, – используй их. Если нет, то лучше замолчи и попытайся поймать несколько преступников, вместо того чтобы воевать с призраками. А теперь убирайся отсюда. И этих с собой уведи!

Подняв вазу с цветами, она швырнула ее в сторону Перони и Косты; ударившись о стену, ваза с шумом разбилась, расплескивая воду; во все стороны полетели лепестки цветов и осколки керамики.

* * *

К тому времени, когда они вышли наружу, стало уже темно. Фальконе с потерянным видом прижимал к груди свою кожаную папку. Коста задумчиво брел рядом.

– А знаете... – подал голос Перони. – Давайте выпьем. И что-нибудь поедим. Тут неподалеку есть одно местечко...

– Там хорошее вино? – спросил Фальконе. – Я не стану пить всякое старое дерьмо.

– Я тоже, – проворчал Коста. – К тому же одним салатом я не обойдусь.

– Ну, ребята! – вздохнул Перони. – Слушайтесь вашего старого дядюшку Джанни – и все будет тип-топ.

Через десять минут они уже сидели в крошечном баре за Колизеем. Фальконе заказал себе бокал дорогого брунелло и немного "Прошутто крудо"[33]. Ник Коста решил попробовать тосканское шардонне и «Порчини он кростини»[34]. Джанни Перони уже успел принять порцию пива, закусив ее несколькими прозрачными ломтиками роскошного лардо[35] на куске деревенского хлеба.

– Я могу отдать в ДИА все, что у меня есть, – ни к кому не обращаясь, сказал Фальконе. – Посмотрим, как это отразится на ее карьере.

– Можешь отдать, Лео, – согласился Перони. – Кстати, спасибо, что замолвил за меня словечко.

Инспектор выпрямился в кресле так, будто услышал какое-то оскорбление.

– Я просто исполнил свой долг. Меня спросили, я ответил.

– За что я тебе весьма благодарен, – заказав себе еще пива, сказал Перони. – В свою очередь, разреши поделиться с тобой одной мыслью. Ты и вправду считаешь, что в ДИА будут тебе благодарны, если мы станем поддерживать на плаву это дело? Ведь если они уже все знают, тогда это их проблема. А если не знают, то я не уверен, что очень обрадуются, когда ты это им преподнесешь. Я хочу сказать – она ведь неплохо справляется со своей работой. И никого не убивала. Она вообще ничего не сделала, кроме того, что съездила на мотоцикле и выдала кое-какую информацию – хотя этого мы тоже не одобряем. И наверняка они знают многих из тех, кого там сфотографировали. Возможно, некоторые из них и есть те самые люди. – Он немного помолчал. – Об этом ты подумал?

– Ты когда-нибудь вернешься в "нравы"? – гневно посмотрев на него, спросил Фальконе.

На столе появилась еще одна порция пива. Перони сделал большой глоток.

– Кто знает? Кто в наши дни вообще что-то знает? Ну, как выпивка? Как еда?

Фальконе вдохнул аромат вина.

– "Брунелло" просто великолепно, не считая цены, – хотя не стоит принимать это за критику. Ветчина... неплохая. – Сделав еще глоток, он одобрительно кивнул: – А ведь мы так и не знаем, как зовут эту чертову женщину.

Вздохнув, Джанни Перони уставился на свою кружку с пивом.

– Хорошее белое, – сказал Коста, поднеся бокал к свету. – Только немного тепловатое.

В золотистом свете ламп оно приобрело цвет старой соломы. Сделав большой глоток, он замер, ощущая, как алкоголь ударил в голову.

"Одна пилюля сделает тебя больше", – пела Миранда, и Коста вновь задался вопросом, зачем в ту ночь она осветлила волосы.

Ему вспомнилось это лицо в лучах света, взбешенное и испуганное, лицо умирающей девушки, в ее горле поблескивает монетка, задыхаясь, она снова и снова пытается вымолвить одно и то же слово, эхом отдающееся в темноте.

– Мы знаем, как ее зовут, – говорит Ник Коста. Часть его сознания не хочет возвращаться к этому воспоминанию, другая же стремится к нему, словно мотылек, летящий на огонь. – Она повторяла его снова и снова.

"И ни один дурак не стал ее слушать", – произносит старый, грубый голос, все еще запертый где-то в глубине его сознания.

– Ее зовут Сюзи.