"Одень свою семью в вельвет и коттон" - читать интересную книгу автора (Седарис Дэвид)

Глава 2. Пусть падает снег!

В городе Бингхемтоне, штат Нью-Йорк, зима означала снег. Я был еще маленьким, когда мы переехали, однако хорошо запомнил большие сугробы. Эти воспоминания я использовал как доказательство того, что Северная Каролина была в лучшем случае третьесортным местом для жизни. Мелкие крупицы снега, которые там выпадали, таяли через два-три часа. И вот ты, в штормовке и неубедительных перчатках, лепишь из грязи мешковатую фигуру – снежного негра, как мы их называли.

Я учился в пятом классе, когда нам повезло с зимой. Падал снег и впервые за многие годы не таял. Занятия в школе отменили, а через два дня нам снова повезло. Снег выпал слоем в восемь дюймов и замерз вместо того, чтобы растаять. На пятый день наших каникул у мамы случился небольшой срыв. Наше присутствие мешало маминой тайной жизни, которую она вела, пока мы были в школе. А когда ее терпение лопнуло, она вышвырнула нас вон. Это была не вежливая просьба, а нечто близкое к выселению. «Убирайтесь к черту из моего дома!» – сказала мама.

Мы напомнили ей, что это и наш дом тоже, а мама открыла входную дверь и вытолкала нас в гараж. «Не дай бог сунетесь в дом!» – прокричала она.

Мы с сестрами спустились с холма и покатались на санках с соседскими детьми. Через пару часов мы вернулись домой и с удивлением обнаружили, что входная дверь все еще заперта. «Ну, пошутили и хватит», – сказали мы. Я позвонил в звонок, и когда никто не ответил, мы подошли к окну и увидели, что мама сидит на кухне перед телевизором. Обычно она ждала до пяти вечера, чтобы выпить. Но последние несколько дней она нарушала это правило. Выпивка не считалась таковой, если запивать рюмку вина чашкой кофе, поэтому перед ней на столике стояли и бокал, и чашка.

«Эй! – закричали мы. – Открой дверь. Это мы». Мы постучали в окно, но мама, даже не взглянув в нашу сторону, снова наполнила бокал и вышла из комнаты.

«Вот стерва!» – воскликнула моя сестра Лиза. Мы стучали снова и снова, а когда мама не отозвалась, мы обошли дом и стали бросать снежки в окно маминой спальни. «У тебя будут большие неприятности, когда папа вернется домой!» – орали мы, а мама в ответ задернула занавески. Наступали сумерки, и, по мере того как становилось холоднее, нам пришло в голову, что так и помереть недолго. Такое случалось. Эгоистичные мамы хотели остаться дома одни, а их детей находили через много лет замороженными, как мастодонтов, в глыбах льда.

Моя сестра Гретхен предложила позвонить папе, но никто из нас не знал его номера телефона, и он вряд ли смог бы чем-то помочь. Он ходил на работу специально, чтобы избегать мамы, и в зависимости от погоды и ее настроения могли пройти часы или даже дни, прежде чем отец возвращался домой.

«Надо, чтобы кого-то из нас сбила машина, – сказал я. – Это проучило бы их обоих». Я представил, что жизнь Гретхен висит на волоске, а в это время мои родители измеряют шагами коридоры Рэкс-Хоспитал и жалеют, что уделяли детям так мало внимания. Это было идеальным решением. Убрав Гретхен с дороги, остальные получат больше жизненного пространства. – Гретхен, пойди ляг на проезжей части.

– Пусть Эми ляжет, – ответила Гретхен.

Эми, в свою очередь, спихнула это на Тиффани, которая была самой младшей и не имела ни малейшего понятия о смерти. «Это как сон, – объясняли мы ей. – Только кровать у тебя будет с балдахином».

Бедняжка Тиффани. Она бы сделала все, что угодно, ради малой толики благосклонности. Стоило только назвать ее Тифф, и все, что вы хотели, становилось вашим: ее карманные деньги, ее обед, содержимое ее пасхальной корзинки. Ее стремление ублажить было абсолютным и нескрываемым. Когда мы попросили ее лечь посередине улицы, она задала только один вопрос: «Где?»

Мы выбрали тихую впадину меж двух холмов – место, где водители были вынуждены лететь без управления. Шестилетка в пальто сливочного цвета заняла свою позицию, а мы сгрудились на обочине – посмотреть, что будет. Первая проезжающая машина принадлежала соседу, тоже янки, который оснастил свои покрышки цепями и затормозил в нескольких футах от нашей сестры. «Это что же – человек? «– спросил он.

«Ну, типа того», – ответила Лиза. Она объяснила, что нас выперли из дома, и, хотя мужчина вроде бы принял это за разумное объяснение, я склоняюсь к мысли, что именно он нас и сдал. Проехала еще одна машина, а потом мы увидели нашу маму – задыхающуюся фигурку, неуклюже преодолевающую вершину холма. У нее не было ни одной пары брюк, и ее ноги по щиколотку утопали в снегу. Мы хотели отослать ее домой, вышвырнуть из нашего мира так же, как она выставила нас из дома, но было сложно злиться на кого-то, кто выглядел так жалко.

«Ты разве не в мокасинах!» – спросила Лиза. В ответ мама подняла босую ногу. «На мне были мокасины, – сказала она. – То есть они были на мне только что».

Вот так мы и жили. Она выгоняет нас из нашего собственного дома, а через мгновение мы рыщем в снегу в поисках ее левой тапки. «Да забудьте вы об этом, – настаивала мама. – Она найдется через пару дней». Гретхен надела свою шапку маме на ногу. Лиза обвязала шапку своим шарфом, и, плотно окружив маму со всех сторон, мы пошли домой.